Сергей Голицын - Сказание о белых камнях

А где же сам невидимый град Большой Китеж?

Многие писатели побывали на берегах таинственного озера, написали э нем проникновенные строки. Были там Мельников-Печерский, Короленко, Пришвин, Дурылин, поэты Клюев, Волошин. «Голубым оком с березовыми ресницами» назвал то озеро Пришвин.

Римский-Корсаков создал свою бессмертную оперу — «Сказание о невидимом граде Китеже».

Когда было мне шестнадцать лет, взял меня с собой в те края один молодой ученый-фольклорист помогать ему записывать сказки, песни, частушки.

Прибыли мы на озеро Светлояр в тот самый день престольного праздника Владимирской богоматери, когда множество людей собралось на трех прибрежных горах. На одной горе, заросшей лесом, я увидел такое, словно попал даже не в XVI век, а в древние языческие времена. Старухи с восковыми, изможденными лицами молились озеру и деревьям, а две самые рьяные попытались ползти вдоль топкого берега.

На средней горе предприимчивые и не столь древние старухи бойко торговали семечками, пряниками и разной снедью. На третьей горе парни и девчата под гармошку плясали и пели лихие частушки.

Ходил я вокруг озера. Круглое «голубое око с березовыми ресницами» было совсем небольшое, меньше километра в поперечнике. И хоть знал я, что невидимый град — это сказка, поэтичное предание, все равно вглядывался в прозрачные омута, видел, как рыбы ходят, как стелются водоросли, а таинственный город с тремя белокаменными церквами мне не показался.

С тех пор прошло много лет. Слышал я, что аквалангисты ныряли в озерные глубины, но ничего не нашли. Читал я одну статью, где загадка озера сравнивалась с загадкой исчезнувшей Атлантиды и говорилось, что, может, и правда некогда существовал город, который провалился под землю во время страшной геологической катастрофы.

И хочется верить, что и сейчас стоят на дне озера Светлояр три белокаменные церкви невидимого града Китежа. И равны они по красоте Златокудрой царевне — Покрову на Нерли.

Георгиевский собор города Юрьева-Польского, построенный за четыре года до татарского нашествия, был последней жемчужиной, лебединой песней, созданной при потомках Юрия Долгорукого.

Трудно сказать, до каких высей поднялось бы зодчество Владимиро-Суздальской Руси, кабы не татарское иго.

Зодчие, камнесечцы, каменщики, златокузнецы, це-нинных дел мастера, прочие ремесленники почти все погибли, спаслись лишь немногие.

В те страшные годы княжил на юге Руси Даниил Романович Галицкий — Мономахович родом. Был он и храбр и умом крепок. Он и с татарами ладил, и сумел основать сильное и богатое княжество. Захотелось ему украсить стольный свой град Холм.

В летописи говорится о храме, воздвигнутом повелением Даниила.

Там, над западным ободверием, находилось резанное на камне изображение Христа, а над северным — святого Иоанна Предтечи. Сделаны «узоры те неким хытры-чемь Авдеемь».

Этот Авдей, возможно, и был одним из оставшихся в живых владимирских камнесечцев. К сожалению, от того храма ничего не сохранилось.

За вереницу веков исчезли многие могущественные царства и государства, разрушились прекрасные дворцы, храмы, города. Но не погибло мастерство владимирских «холопей-каменыциц». Подобно тлеющему костру задремавших пастухов, подобно лампаде в келье летописца, оно едва-едва теплилось, но жило.

Успенский собор и шатровая колокольня. С рисунка конца

XVIII века. Низ колокольни, возможно, перестроен из ворот

детинца Всеволода.

Уже через год после разорения Владимира в летописях упоминается об обновлении и освящении Борисоглебской церкви в Кидекше. Вскоре главы на Успенском соборе были покрыты, правда, не золоченой медью, а тусклым оловом. Затем пристраивается к нему кирпичный придел Пантелеймона (разобран в XVII веке). Верно, возобновлялись и другие храмы, только летописцы о том не помянули.

Люди копали землянки, может, где избы рубили, а теремов не ставили; и такая узорчатая резьба, как прежде, больше не вилась по стенам. Не до красоты было, лишь бы день прожить.

Только через пятьдесят лет после татарского нашествия построилась первая белокаменная церковь в Твери, а через девяносто лет — в Москве. Они не сохранились. По их изображениям на иконах мы знаем, что были они одноглавы и видом своим напоминали владимирские соборы.

А в самом Владимире новые каменные храмы не строились целых триста лет. И великие князья после Ярослава и сына его Александра Невского не стали там жить. Захирел стольный град Андрея и Всеволода.

Но московские государи — потомки Всеволода Большое Гнездо — всегда помнили, что слава Москвы идет от былой славы Владимира и Суздаля, где высились знаменитые старинные белокаменные храмы — свидетели деяний их предков.

Первые московские государи венчались на великое княжение в Успенском соборе города Владимира. Они неоднократно посылали во Владимир богатые вклады. Именитые бояре, дворяне и купцы подражали им в «благочестии».

В Москве и в других ближних городах строились церкви по образу и подобию владимирских. Но такую тонкостную резьбу с треххвостыми львами, с грифонами, драконами и прочими чудищами московские зодчие не пускали на белые камни стен.

Один из тогдашних храмов — Спас на Городу в Звенигороде — дожил до наших дней, претерпев не так уж много перестроек. Издали очертаниями своими он очень похож на Дмитриевский собор, красив, очень красив и строен, так же стоит высоко над рекой. Но нет на нем дивной резьбы, а вместо аркатурного пояса поперек его стен протянулись три белокаменные ленточки с кружевной, хотя и затейливой, но однообразной резьбой.

Московские государи заботились о Владимирских храмах. Когда в 1408 году в Успенском соборе случился пожар, были посланы во Владимир лучшие тогдашние иконописцы Андрей Рублев и Даниил Черный «с дружиной». Они расписали стены собора заново и написали образа на иконостасе.

В 1415 году внезапно темной ночью напали на Владимир татары под водительством казанского царевича Талыча. Через Серебряные ворота ворвались они в город, начали грабить. Ключарь Успенского собора Патрикей не растерялся, успел выломать один из камней соборной стены, выгреб щебенку между внутренней и внешней кладками и в дыру спрятал золотую и серебряную церковную утварь, а также схоронил самое драгоценное — рукописные книги. Схватили татары Патрикея, принялись его пытать. Говорит летописец: «И на сковраде пекоша и под ногты щепы биша». Не выдержал пыток несчастный и скончался, но тайны своей не выдал.

Клад ключника Патрикея искали и раньше, ищут его и теперь. Он еще не найден, он еще ждет пытливых археологов и когда-нибудь дождется.