Юрий Смолич - Ревет и стонет Днепр широкий

Все ушли. Пятаков снял шляпу, аккуратно положил ее в сторонку, не глядя на Бош.

— Ха! — фыркнул он, как всегда, когда старался преодолеть свою раздраженность и искал сочувствия. — Ха!

Бош молчала. Волшебные картинки уже исчезли из поля ее мысленного взора.

Пятаков искоса посмотрел на Бош и заговорил. В голосе его зазвучали воркующие нотки.

— Ты хочешь мне что–то сказать… Женя?

Взгляд Евгении Богдановны сразу стал обыкновенным, и все вокруг — зримым: она видела перед собой Юрия таким, каким он был в эту минуту, — ласковое, улыбающееся лицо, милая, мягкая улыбка.

Она поднялась, поправила свой черный мужской галстук на английской блузке, тоже почти мужского покроя, с высоким воротничком, и пошла к двери, вслед за товарищами.

— Нет, Юрий, я просто… задумалась…

Но, в самом деле, как же быть с Центральной радой?

5

В актовом зале университета святого Владимира как раз началось собрание интеллигенции, созванное Викорого.

Как же не собраться интеллигенции и не обменяться мыслями в такое время?

На фронте — поражение за поражением, и австро–немецкая армия движется через границы Российского государства. В стране голод, разруха, беспорядок и безобразие. Партии заняты междоусобицей, а взять в руки руль государственного управления неспособны.

Этому нужно положить конец! Россия, вне всякого сомнения, стоит перед новым этапом своей истории.

Киевская интеллигенция тоже была частицей мыслящей России, следовательно, и должна была сказать свое слово.

Актовый зал университета был переполнен. Преимущественно это были студенты — они как раз начали съезжаться после летних каникул, а также профессура высших учебных заведений. Но пришли представители и аристократии — недавно созданной, так сказать, «революционной» организации бывшего дворянства, под названием «Сообщество лиц, занесенных в родословные книги».

Докладчиком на собрании должен был выступить доцент Киевского политехнического института Владимир Петрович Затонский.

Тема доклада: внутреннее и международное положение.

Лишь только докладчик появился на кафедре, в первых рядах, где расположилась профессура и представители дворянства, пробежал шумок — послышались неопределенные реплики, ворчание, смех. Первые ряды встретили докладчика неприязненно: одних шокировали космы нестриженых волос на его голове и неэстетическая огромная борода, закрывавшая лицо до самых глаз; другим, наоборот, не импонировало то, что под такой шевелюрой и бородой скрывалось уж очень молодое, почти юношеское лицо. Однако на задних скамьях дружно зааплодировали: студенческая молодежь была довольна, что доклад будет делать не какой–нибудь дряхлый старикан профессор, а представитель их поколения — всего лишь младшей преподаватель, да еще и в военной форме: Затонский носил китель со знаками различия инструктора инженерно–химических войск.

Впрочем, первые же слова докладчика вызвали весьма бурную реакцию зала.

Первые слова были такие:

— Товарищи и граждане! Как вам известно, представители господствующих, буржуазных классов бывшей Российской империи и их креатура — социал–соглашатели всех мастей, во главе с эсером адвокатом Керенским — созвали так называемое Государственное совещание, претендующее определить пути развития российской революции или, точнее, поставить на революции крест. Как реагирует на это наш трудовой народ, подлинный хозяин жизни — пролетариат, мы можем судить по тому, что происходит сейчас в Петрограде и Москве, да и в нашем Киеве также. Мы протестуем против контрреволюционного посягательства на революцию, и киевские пролетарии объявили всеобщую политическую стачку протеста. Вы слышите, — Затонский протянул руку в сторону открытых настежь окон на Владимирскую улицу, на Николаевский сквер, — на улице не слышно даже трамваев…

На этом доклад и закончился. В аудитории поднялся рев. Студенты–юнцы либо свистели, заложив пальцы в рот, либо яростно хлопали, сбивая ладони в кровь. Степенные профессора, несмотря на то, что давно уже вышли из студенческого легкомысленного возраста, тоже повскакали со своих мест и застучали палками.

Что именно кричали из зала, разобрать было невозможно, и Владимир Петрович напрасно прикладывал руку к уху, напрасно поднимал вторую руку вверх, требуя тишины, напрасно посматривал сердито сквозь узенькие стеклышки своих очков в железной оправе. Услышать можно было, собственно, только два восклицания: «долой» и ура», но почему «долой» и в честь чего «ура» — этого понять было невозможно.

Тогда Затонский сложил руки на животе, укоризненно покачал головой и засмеялся. Смех неожиданно совершенно менял его лицо: борода вставала торчком во все стороны, глаза — до этого подобные глазам тигра, сверкающим из чащи, — вдруг становились ласковыми и лучистыми, и весь он делался похож на добродушного дядюшку, вроде диккенсовского мистера Пиквика.

Неожиданное реагирование докладчика и его внезапное презрение слегка протрезвило аудиторию, и теперь можно было разобраться и в причинах крайне бурной реакции слушателей. Основных причин было две: одна половина аудитории была возмущена слишком революционной позицией докладчика, а другая — тем, что говорил он по–украински.

Представители «революционного» «Сообщества лиц, занесенных в родословные книги» — дворяне и давнишние отцы города Гудим–Левкович, Родзянко–племянник, Суковкин, Уваров и другие — поднялись на помост возле кафедры и надменно заявили, что они не могут позволить себе слушать неприкрыто большевистскую речь… гм, уважаемого докладчика, не могут даже находиться в одном с ним помещении, и под свист и аплодисменты собрания напыщенно покинули зал.

После этого на эстраду поднялся сам ректор университета — заслуженный ординарный профессор по кафедре полицейского права — с большим листом бумаги в руке. Рука с бумагой дрожала. Ректор был глубоко взволнован.

В зале стало тихо, лишь из задних рядов послышалось несколько насмешливых реплик: «Долой пеницитарные списки!», «Несите ваши черные реестры на Львовскую, 34, в охранку, — к тем, что уже сожжены на Сенном базаре!», «Нет, коллеги, это у него шпаргалка к новой докторской диссертации во славу полицейского режима!»

Ректор не обратил внимания на реплики — он привык всю жизнь не обращать внимания на студенческие реплики — и начал торжественно читать. Аудитория слушала затаив дыхание. Это был текст декларации, недавно принятой советом профессоров Киевского университета святого Владимира по украинскому вопросу. Декларация заканчивалась так: