Аэций. Клятва Аттилы (СИ) - Тавжар Алекс

— Не вернусь. Карпилион был прав. Я не давал Империи развалиться, но она уже развалилась. Прямо у меня в ладонях. На обломках рождается что-то новое, и я не хочу быть камнем, который лежит на дороге. Уж лучше полежу на обочине.

— Как это «полежите»? Вы что собираетесь сделать? — перепугался Зеркон.

— Да ничего такого, о чем ты подумал. Уеду отсюда подальше. Вот только верну старейшинам Норика их кладовую.

— Какое совпадение. В Норик и я собираюсь. Навестить родные могилки.

— Разве у норков бывают могилки?

— А то как же. На этом месте сажают дерево.

— У Сигун его не было… Или было? — Аэций пристально взглянул на Зеркона.

— Ну, было, было, — ответил тот через силу. — Старейшины запретили вам говорить. Думали, вы оскверните могилу. Сру́бите дерево. Перенесете в другое место то, что осталось от погребения. Но вы ведь так не поступите? Я могу на вас положиться?

Аэций качнул головой. У него было чувство, что Сигун где-то рядом, но спьяну и не такое покажется.

— Отведешь меня на её могилу?

— Отведу, — ответил Зеркон. — Она на утесе. На этом месте выросла махонькая сосна. Такая же нежная и вечно юная как Сигун.

По щеке у него покатилась слеза. Аэций дружески стиснул его плечо. Старикам другого не остается, как только оплакивать тех, кого потеряли. Но для того, чтобы плакать, у Аэция давно уже не было слез.

Осень 455 г. Норик

Сосна на утесе, и правда, была невысокой и чем-то напоминала Сигун. Аэций почувствовал это сразу. Подошел к ней, коснулся иголок дрожащей ладонью. А те были мягкими, словно травинки, и к сердцу прихлынуло что-то нежное, что-то давно забытое.

— Ты простила меня? Простила? — прошептал Аэций.

Тяжелые дождевые капли упали на ветки, заставили их качнуться. Аэций поднял глаза и поглядел на небо. Над утесом висели серые хмурые облака. Сигун подавала знак. Ничего уже нельзя искупить. Ничего…

Аэций пошел обратно, не разбирая дороги.

У подножья утеса его дожидался Зеркон. Однако теперь он был не один, возле него стояла сгорбленная старуха. Увидев их вместе, Аэций поневоле отвлекся от тягостных мыслей. Откуда здесь эта горбунья?

— Сын у неё хворает, — кивнул на старуху Зеркон. — Пришла, говорит, к сосне. У той иголки лечебные. Помогают от разных недугов.

От разных, но не от всех.

— Пускай лучше сходит за лекарем, — мрачно сказал Аэций.

— Да откуда здесь лекарь. В селении — пять домов, да и в тех почти никого. А до города не добраться. У бедняги нога подвернулась. От того и страдает.

Вывихнул, что ли? В походах такое бывало часто.

— Отведи меня к сыну. А там посмотрим, — сказал Аэций старухе.

И она отвела.

*

Аэций знал, как вправляют вывих, но делал это впервые, ему помогал Зеркон. Дней через десять больной уже сносно ходил и не чувствовал боли. Об этом узнали старейшины норков. Когда Аэций позвал их, чтобы открыть кладовую, которую вверил ему один из них, они сказали:

— Золото мы не возьмем. Тебе доверили кладовую. Теперь ты один из нас. Потрать его так, как считаешь нужным. Норику нужно не золото, а тот, кто будет хранителем этих земель.

— Хранителем я уже был и в руки меча не возьму, — ответил Аэций. — Война не бывает без жертв. Когда спасаешь одних, погибают другие.

— Война и нам не нужна, — возразили ему. — Никто из нас не владеет мечом. О тебе говорят, что ты умеешь лечить. А тот, кто умеет договориться с болезнью, поладит со всяким. Лекарей в Норике любят, считают людьми от бога. Для того чтобы сеять мир, человеку не надобен меч, только доброе слово.

И они туда же, подумал Аэций. Доброе слово им помогало, потому что все это время он присылал наемников, охранявших спокойствие в Норике. А теперь у римского войска другой магистр, и наемникам больше не платят. Они уходят из крепостей. На замену им никто не придет, потому что Авит по просьбе Аэция предоставил норкам свободу, а свобода не дается даром. Придется думать самим и как управлять землей, и как её защищать. Аэций совсем упустил из виду, что они не знают, как это делать, когда попросил Авита распустить гарнизон. Норки привыкли к протекторату римлян. При любой напасти их старейшины предпочтут молиться, а враги тем временем беспрепятственно захватят Норик. Допустить это Аэций не мог.

— Придется остаться здесь и научить их жить по-другому, — сказал он Зеркону после ухода старейшин. — А ты поезжай в Кийгород. Я дам тебе золото. Отвезешь Ильдике. Пусть передаст его детям Карпилиона, чтобы ни в чем не нуждались, и скажет, что их отец был великим героем, а то ведь чего только про него не плетут.

— Это точно, — согласился Зеркон. — А что им сказать о вас?

— Обо мне?.. Ничего. Для них я — Мунчук, породивший аттилу. Для римлян — Флавий Аэций. Для норков — захожий старец. Пророчество видьи исполнилось. Для меча я стал слабоват, но меня называют лекарем и при этом чествуют словно героя из-за того, что вправил какой-то вывих…

— У сына старухи другое мнение. Он считает, что вы совершили чудо.

— Уж не ты ли подкинул ему эту мысль? — усмехнулся Аэций.

— Может, и я. А, может, пришла ему свыше, — хитро ответил карлик. — Я знал, что вы из богов. А теперь это знают все.

Через день он поплыл в Доростол, чтобы оттуда пойти на торговом судне в Кийгород. Перед тем, как расстаться, они тепло по-дружески обнялись.

— Ждите к весне с новостями, — сказал на прощанье Зеркон.

Но ни к весне, ни к лету, ни к следующей осени Аэций его не дождался.

Несколько лет спустя

— Что это за место? — спросил молодой похожий на варвара воин, лицо которого было одновременно и грубым, и миловидным, как бывает у потомков древних родов.

— Название я не знаю, но тот, кого мы разыскиваем, находится здесь, — ответила высокая накинувшая на голову темное покрывало женщина, которая вполне могла бы сойти за его немолодую мать.

От города к жилищу норикского старца они пошли пешком. Видом это была высокая башня, оставшаяся от разрушенной землетрясением крепости. Летом здесь было зелено. Отпущенное на волю цветение укрывало развалины пестрым мохнатым ковром.

Издали казалось, что башню никто не охраняет, но стоило подойти поближе, как тотчас же из незаметных за деревьями укрытий появились лучники, все как один низкорослые, крепкие, и суровыми голосами спросили, чего им надо. О старце ходила слава, что лечит болезни, посылает еду голодным, выкупает пленных, а значит, золото у него водилось, и его, разумеется, охраняли.

— Передайте, что пришли от Зеркона, — представилась женщина смиренным голосом.

Один из лучников не спеша удалился в башню, но вскоре вернулся и на этот раз припустился бегом.

— Оставьте оружие и ступайте за мной, — велел он гостям.

— С какой это стати, — возмутился воин. — С оружием я ни за что не расстанусь!

— Прошу тебя, сделай, как они говорят, — урезонила его женщина. — Иначе нас просто не пустят. А ты ведь хочешь узнать о своем отце?

— Хочу, но меча не отдам. Где это видано, чтобы у воина забирали меч!

— Забирают не навсегда, а на время пока мы побудем в башне. Здесь такие обычаи. Придется им подчиниться.

Последний довод, видимо, прозвучал убедительнее других. Поупиравшись немного, воин все же отдал оружие. То же самое сделала женщина, отвязав от пояса нож, и лучник повел их в башню.

*

Внутри было пусто и чисто. Откуда-то сверху падал призрачный свет. Из серого сумрака выступали каменные ступени.

— Поднимайтесь. Дальше я не пойду, — сделал предупреждение лучник. — И смотрите, не спотыкайтесь. Наверху ступени крутые.

— Благодарю за заботу, — ответила женщина и первой направилась к лестнице. — Надо же. С виду угрюмый, а сколько в нем благородства, — заметила она шедшему сзади молодому спутнику. — Сразу видно, кто у него наставник.

— Кто? — не понял тот.

Женщина лишь улыбнулась.

Каменные ступени становились у́же. Края дорожных накидок быстро скользили по ним наверх. Все выше и выше.