Наталья Павлищева - Против «псов-рыцарей»

На дворе уже бились. Все так же не торопясь, он задвинул забрало шлема и сразу поднял его снова. С опущенным ничего не видно по бокам, да и с поднятым тоже не очень. Двигаться в полном облачении и впрямь было тяжело. Вдруг сзади его кто-то постучал по броне:

– Эй! Ку-ку!

Герман резко обернулся, но быстро двигаться в латах невозможно, в них можно только воевать, сидя на сильной лошади. Причем если уж упал, то будешь лежать, пока не поднимут. Здесь помогать некому, приходилось рассчитывать только на себя. Русич крутнулся еще быстрее и снова постучал об латы:

– Повернешься ты или нет? Биться будем?

Герман немало времени провел в русских городах, последние месяцы в Пскове, потому понимал, что говорят, и смог даже ответить. Он ответил: «Будем!» – и сделал, возможно, резкий поворот. И тут же полетел наземь, споткнувшись о подставленную ногу новгородца. Обливаясь потом и трясясь от злости, Герман барахтался как перевернутый на спину жук, не в силах подняться. Новгородец от хохота аж присел, но потом решил не тратить попусту времени, стукнул рыцаря со всей силы чем-то тяжелым по шлему, так, что забрало опустилось само, выдернул из его ослабевших рук меч и посоветовал:

– Лежи тихо, может, в живых останешься.

Убивать глупого беспомощного рыцаря, только что сучившего ногами в попытке приподняться с земли, было даже совестно. Хотя он Никоню не пожалел бы, встреться один на один. Новгородец решил обязательно рассказать всем, как легко можно одолеть тяжелого рыцаря, достаточно подставить ему подножку. Если упадет, то сам не встанет.

Следующий оказался умнее, он не стал крутиться и начал действовать мечом так, что Никоня понял – еще чуть, и последний миг ему обеспечен. На помощь пришел ладожанин Хотень. Подойдя к рыцарю сзади, он попросту тюкнул того по ведру на голове дубиной. Немец просел на негнущиеся от избытка железа ноги, опустился на колени, но дальше не упал. Осознав, что тот сейчас придет в себя, теперь уже Никоня опустил ему на голову здоровенный камень, видно выпавший из стены. Получилось громко и убедительно, больше немец не дергался, лег, как получилось, и затих.

– Спасибо, – поблагодарил Никоня Хотеня. Тот только кивнул:

– Вдвоем сподручнее, их по башке бить хорошо, один отвлекает, другой сзади лупит чем тяжелым.

Сговорившись, они свалили таким образом еще с десяток закованных в латы бедолаг.

При взятии крепости не так много рыцарей погибло, многие лежали, как и противники Никони и Хотеня, оглушенные и не способные подняться самостоятельно. Князь приказал вытащить всех прямо в латах на поляну перед бывшей крепостью. Глядя на груду железа, под которым все так же нелепо барахтались рыцари, он презрительно поморщился:

– Еще хотят нас взять! Железом распорядиться с толком не умеют! Столько перевели зря!

Потом была казнь предателей из числа чуди и води, их повесили на остатках ворот крепости. Трое кричали и просили помиловать, обещая князю служить, не щадя живота своего. Александр Ярославич поморщился:

– Если одних предали, то и других предадите!

Вытащенные из лат рыцари выглядели жалко, они стояли, прикрывшись сложенными руками и со страхом озираясь вокруг. Дело в том, что новгородцы пошалили. Велено было раздеть – раздели. Догола. Сняли не только латы, но и все остальное. Князь с воеводами сначала долго смеялись над такой шалостью взрослых людей, а потом Невский вдруг велел их везти в Новгород, чтоб там отпустить.

– Почему?! – возмутились все, кто слышал.

– У них в плену дети псковитян, взятые в залог. Погубим этих, побьют тех, а их же обменять можно будет. Пусть идут, железо мы им не отдадим, да, пожалуй, и одежду тоже.

Потом, немного остыв, велел какую одежонку все же дать.

– Чтоб не пугали окрестных девок своим видом.

А крепость снесли совсем, оставив только ворота с болтавшимися на них изменниками другим в назидание. Князь очень не любил предателей, просто ненавидел. Помощь из Риги так и не подошла, видно, узнав, что новгородцы уже разбили крепость, немцы решили не связываться.

На обратном пути выбили рыцарей из Тесова и побережья Луги. Для тамошних гарнизонов нападение тоже стало неожиданным. Уж если и ждали русских, то совсем не со стороны Копорья! Наблюдали за той стороной, в которой Новгород, а не за той, где крепость, которую немцы для себя построили!

Водская пятина была освобождена от немцев-рыцарей. Князь и дружина с победой возвращались домой.

Снова звучало «Слава Невскому!», а люди окончательно уверовали в том, что с их Ярославичем можно хоть весь свет идти воевать. Хитер, умен без меры и в рати удачлив. В походе снова почти не было погибших, да и раненых немного. Новгородцы качали головами:

– Вот тебе и Копорье… Крепость, какую никому взять невозможно! А наш Невский пришел и взял!

А я ехидно думала, насколько их хватит, не станут ли зимой снова гадости про князя говорить или из города гнать? От этих всего можно ожидать…

Федька вовсю ползал, смешно виляя толстенькой попкой. Никаких вам памперсов, у моего дитяти были нормальные мягкие пеленки, и кормила я его грудью, немало не заботясь тем, что она потеряет форму. Зато и диатеза не было, и капризов тоже. Здоровый, упитанный младенец, за которым ежеминутно нужен глаз да глаз, потому что племянник, кажется, удался в тетку Лушу: когда не спал и не ел, носился, как электровеник. А толпа восторженных сенных девок скакала за ним. Я ругалась, что избалуют мне ребенка своими потаканиями, запрещала давать сладкое и все время таскать на руках.

Бои со сладким завершились в мою пользу, а от рук Федька отучился сам, ему категорически не нравилось, когда тетешкают, при попытке прижать к себе со словами «ах ты, мой сладенький» раздавался рев сродни тому, которым я пугала татарских лошадей в дружине Евпатия Коловрата. Постепенно все привыкли к неприкосновенности моего ребенка и его прямо-таки ненормальной самостоятельности.

И все-таки как тяжело понимать, что не сможешь ответить ребенку, где его папа. Епископ вопросов не задавал, князь тоже, остальным я и отвечать не стала бы, но и они не спрашивали. Иногда возмущалась: получается, человек может вот так исчезнуть, и никого не побеспокоит, где он? Вот оно, отсутствие паспортного контроля и виз, а также мобильной связи, ничего хорошего.

Шел 1241 год, я уже больше года жила одна и несколько месяцев вполне успешно справлялась с ролью мамы.

Рыцарей из Водской пятины прогнали, в Новгороде на время воцарилось взаимопонимание, патриотический запал пока не угас, князь был при делах, всем не до меня.

И вдруг…

– Барыня, к тебе гость.

Гость? У меня отродясь гостей не бывало, если не считать тех, кто посещал мою скромную стодвадцатиметровую квартирку в Москве.