Мэри Хоффман - Город Масок

Люсьен поднялся, подошел к окну и снова увидел свою тень на мозаичном полу столовой.

— Я ведь могу вернуться, могу, да? — спросил он.

Родольфо обнял его за плечи.

— Нет, —ответил он, —теперь ты беллецианец, и днем и ночью. Твоя жизнь в другом мире окончена. Это очень горько, и я никогда не прощу себе этого.

Люсьен заморгал, пытаясь сдержать слезы: это случилось — он умер.

Одна его часть пришла в ужас от этой мысли, но другая— напомнила ему, что он все еще жив здесь, в Беллеции. Он знал, что в его родном мире рак убил бы его и что ему представился второй шанс, за который большинство людей отдали бы все что угодно. Он подавил чувства к своей другой жизни и родителям, схоронил их в глубине души, чтобы подумать об этом позже, в более безопасный момент.

Сейчас нужно было немедленно решить одну важную задачу — ведь ди Киммичи теперь обладал ключом к стравагации.

— Тетрадь, мастер, — сказал Люсьен, — мы должны выкрасть ее.

— Не нужно, — с горькой улыбкой ответил Родольфо. — По-моему, Леонора позаботилась о ней.

Люсьен изумленно наблюдал, как Леонора достала то, что без сомнения было его тетрадью, его талисманом; ключом к другому миру.

— Но как? Шпион ди Киммичи сразу же забрал ее у меня в первую ночь похищения.

— Нет, — ответил Родольфо, — они забрали подложную тетрадь, которую я изготовил вскоре после праздника Маддалены. Именно тогда я понял, какой ты подвергаешься опасности. Ты ведь помнишь, что с того времени я всегда настоятельно просил тебя возвращаться ко мне в лабораторию, прежде чем стравагировать домой? Это нужно было для того, чтобы менять ту тетрадь, что была у тебя, на настоящую.

— Но зачем? —спросил Люсьен. — И как это удалось?

— Я был уверен, что они попытаются поймать тебя и отобрать ее, — сказал Родольфо, — поскольку это не было трудной задачей. Я получил от Эджидио еще одну тетрадь и привел ее в точно такой же вид, какой имела твоя. Я скопировал все твои записи, хотя и не понял большую их часть. Это была точная копия.

— По крайней мере, я обманулся, — горько сказал Люсьен.

— Я был неправ, — ответил Родольфо,—я должен был рассказать тебе об этой предосторожности,но не захотел пугать тебя. И, Лючиано, — добавил он мягко, — результат был бы тем же. Киммичи слишком долго держали тебя. Нашим единственным шансом было то, что я найду тебя и отправляю домой, пока не поздно.

Все смотрели на Люсьена, и он видел в их глазах больше чем симпатию.

— Вы правы, — сказал он дрожащим голосом, — и даже если бы меня не похитили, в моем мире я бы все равно умер. Мне просто очень тяжело оттого, что я не попрощался с родителями.

— Я понимаю это, — сказал Родольфо, — и собираюсь исправить. Но перед этим мне нужно еще кое-что сделать. Леонора, могу я уединиться с Арианной?

Арианна вышла вслед эа Родольфо в маленький сад как будто во сне. На какое-то время она перестала понимать, что происходит вокруг нее — ее разум был уже перегружен чрезвычайно важной информацией, чтобы принять что-нибудь еще. Она вспомнила, что разозлилась на Родольфо, но ей показалось, что это было очень-очень давно, и она воспринимала это сейчас как-то отстранение. Она подумала, что может снова упасть в обморок.

Под грузом случившейся трагедии Родольфо казался постаревшим и унылым. Она не знала, что сказать ему, но он избавил ее от мучений.

— Я знаю, что тебе тяжело от того, как поступила Сильвия, — начал он, — и от того, что я только что сделал в Сенате. Мы оба решили, что твое искреннее удивление поможет убедить людей, и поэтому приложили столько усилий, скрывая этот факт от всех, включая и тебя. Иначе они могли не поверить нашей истории. Я не мог признаться им, что узнал о твоем существовании всего несколько дней назад, а о своем участии в твоем появлении на свет еще позже.

Он замолчал. Арианна прилагала все усилия, чтобы проследить за его мыслью.

— Так ты на самом деле не знал, что у Герцогини есть дети?

Родольфо энергично кивнул.

— Если бы я знал, ты думаешь, я бы позволил ей исполнить ее план? Позволил ей лишить меня моего ребенка? Я бы забрал тебя и уехал на край света, я скорее предпочел бы никогда больше не видеть ее, чем согласился на это.

В душе Арианны шевельнулось теплое чувство к нему.

— Я упрекал ее за ложь и за сомнения, на которые она обрекла меня своим поведением, — продолжал он, тряхнув головой. — Я не желаю, чтобы подобное когда-нибудь повторилось. Но, в конце концов, я не могу не признать, что она действовала в соответствии с тем, что считала правильным. Но никогда не думай, что ты не желанна, дочь моя.

Он нежно взял ее за руки и поцеловал в лоб.

— А сейчас мы должны будем отправиться в мой палаццо, так что нам придется отложить все, о чем мы хотим поговорить. В результате моих поспешных и непродуманных действий случились очень серьезные вещи, и мы должны заняться ими как можно скорее. Но я уверен, что в будущем у нас будет много времени, чтобы поговорить, и я смогу узнать обо всем в твоей жизни, что пропустил за эти годы.

Уильям Детридж сразу понял, что Люсьен изменился.

— Ах, рад видеть вас, юноша! — воскликнул он, когда все они вернулись в лабораторию, и сразу же внимательно взглянул на него и сказал: — Вы перенеслись сюда окончательно, так же, как и я.

Больше он ничего не добавил, а просто надолго сжал Люсьена в своих объятиях, после чего сел в дальнем темном углу.

— Ты знаешь, что маэстро Кринаморте открыл окно в твой мир? — спросил Родольфо Люсьена, используя новое тальянское имя Детриджа.

— Да, — ответил Люсьен, задумавшись, дадут ли ему новое имя. Он чувствовал себя ребенком без имени.

— Мы наблюдали кое-что, что, скорее всего, очень расстроит тебя, —сказал Родольфо, — но мне нужно посмотреть еще раз. Ты хочешь посмотреть со мной?

Люсьен кивнул. Он боялся, что не выдержит, если заговорит. Родольфо отодвинул серебряную штору. Было странно видеть свою спальню. Здесь это было странно в любое время, а теперь, когда он знал, что не сможет туда вернуться, это было почти невыносимо. Пока они смотрели, в зеркале появилась его мать. Он был шокирован — она выглядела такой постаревшей с тех пор, как он в последний раз видел ее, хотя, судя по всему, в его мире прошло не очень много времени…

Она похудела и осунулась. Возможно, это бросалось в глаза потому, что она была в черном платье, которого Люсьен никогда раньше не видел. В зеркале было видно, как она заправила его постель и, потянувшись, сняла серебряную венецианскую маску со стены.

— Ты понимаешь, что ты видишь? — Спросил Родольфо. — Что это значит?

Люсьен кивнул.