Николай Дмитриев - Майор из Варшавы

Пилюк и редактор переглянулись.

— Поляки?..

Голимбиевский сделал знак Змею и, только после того, как тот поднялся из-за стола, ответил:

— Так, друзья мои! Настал час прекратить ворожнечу, и ця мисия покладаеться саме на тебе, друже Кобза… — Голимбиевский повернулся к подошедшему сзади и остановившемуся у него за спиной Змею. — Зараз, мы з паном магистром, обговоримо деяки теоретични положення, а вам, друже Змий, як и домовлено, пропоную разом с Кобзою зьясуваты детали…

Голимбиевский дружески подхватил редактора под локоть и увлек его в другую комнату, оставив Пилюка наедине со Змеем. Очутившись с ним с глазу на глаз, Пилюк просто физически ощутил, как в него уперся холодный, немигающий взгляд. Некоторое время Змей молчал и только потом медленно со значением, заговорил:

— Друже Кобза, я вже багато знаю и про тебе и про твого приятеля Меланюка.

— З чого це такий интерес? — насторожился Пилюк.

— Тому, що по-перше теперь вы вдвох дуже близько стоите до Лукаша и по друге, мене насторожуе повединка Меланюка… Памьятаете, як вин погрожував нам гранатою?

— Ну, то дурныци… — рассмеялся Пилюк. — Вин сам казав мени, нервы в нього булы натягнени писля всього. И воно ж цилком зрозумило… Бо ж нимци його пидозрювалы, але пизниш дозналыся, що один з полицаев перед самым нападом втик. Так що тепер все гаразд…

— Ну якщо так, добре! — Змей пожал плечами. — Тоди от що… Зьясувалось, що ранише Меленюк стояв до циеи справы значно ближче, ниж мы вважали, и через те його можливости дуже велики… Розумиешь?

— Так… Наскильки я поняв, вид мене чекають, щоб я подияв на Меланюка для отримання найшвыдчого результату.

— Дуже вирно, оскильки ты ж розумиешь, друже Кобза, писля всього що видбулося, мы аж нияк не можемо идти до полякив с пустыми руками…

С трудом договорив, Змей облегченно вздохнул и посмотрел через окно во двор, где вокруг «опеля» прохаживался скучающий часовой…

Пламя камина играло, бросая по сторонам теплые отблески. Эти же отблески заставляли искриться вино, налитое в бокалы. Пан Казимир, в хозяйской куртке с бранденбурами, держа бокал на весу, склонился к огню, бездумно глядя на пляшущие языки. Рядом, на столике, стоял бокал Лечицкого. Сам он, завернувшись в любимый халат и сидя в соседнем кресле, долго наблюдал за майором и наконец с какой-то задушевной интонацией сказал:

— Знаете, пан майор, я всегда мечтал о таком… Дедовский дом, пламя камина и помогающий скоротать вечер приятный гость.

— Благодарю… — Пан Казимир приподнял свой бокал. — Но, на мой взгляд, в нарисованной вами идиллии не хватает домочадцев.

— Очень правильное замечание…

Лечицкий помолчал, приподнявшись в кресле, взял свой бокал и, поглядев свозь искрившееся вино на огонь, спросил.

— Простите великодушно, а у пана майора есть семья?

— Семьи нет… Да, пожалуй, и права на семью сейчас тоже нет. Просто есть женщина и вместе с ней крохотная надежда…

Лечицкий отпил глоток и неожиданно озорно подмигнул.

— Вы замундштучили меня, пехотным вьюком оседлали, и как ремонтного коня к себе на корду привязали…

Грустная улыбка тронула губы пана Казимира и, подстраиваясь под Лечицкого, он ответил:

— Вроде того… Но скорее так… Как это там, дальше… «Ваш голос чудный, музыкальный, милей мне щелканья бича, в сто раз звучней трубы сигнальной из уст лихого трубача…»

— Ради бога, звините! — Лечицкий мигом согнал с лица ерническое выражение. — Я понимаю, солдафонский юмор здесь неуместен. Но, знаете, в одни и те же слова можно вкладывать разный смысл… Признаюсь вам, однажды, давным-давно, одной очаровательной барышне я ляпнул: люблю собак, лошадей и вас… Я сам думал это шутка, а оказалось — на всю жизнь…

Лечицкий замолчал, и пан Казимир, выждав приличествующую паузу, осторожно поинтересовался:

— И где же ваша подруга?

— Не хочу вспоминать… — Лечицкий скорбно поджал губы. — Скажу только одно слово: ре-во-лю-ци-я…

— Понимаю… — Пан Казимир покачал головой. — И самое страшное то, что вскорости нас всех снова ждет нечто подобное…

— А того, что есть сей час, вам недостаточно? — Лечицкий так и вскинулся. — Вам мало евреев? Усатый маньяк возвел насмешку Витте в ранг государственной политики, и я спрашиваю, кто за ними, а?..

— А за ними, господин полковник… — пан Казимир вздохнул, — я полагаю, большевики…

— Это смотря, как сложится…

Пан Казимир посерьезнел, поставил бокал на столик и спросил:

— Значит, господин полковник, вы считаете, что победившую Россию устроит полунезависимая дружественная Польша?

— По крайней мере я надеюсь…

— А если прав я, и осуществлен будет мой вариант?

— То есть просто союзная республика, а все эти обещания, открытие церкви и все прочее — очередной блеф?

— Да. И нас с вами ждет появление новой ЧК со всеми ее прелестями.

— Ну что касается меня… То… — Лечицкий показал на бывший у него под рукой «маузер». — Тогда это… Поймите, пан майор, из этого дома я уже не уйду…

Внезапно долетевший откуда-то издалека конский топот заставил Лечицкого прервать разговор и насторожиться. Потом он порывисто встал, подошел к окну и поглядел в сторону леса. Топот нарастал, и Лечицкий повернулся к пану Казимиру.

— Пан майор, быстренько на веранду, к нам кто-то едет…

Лечицкий скинул халат, надел тужурку и, взяв «маузер», вслед за паном Казимиром вышел из кабинета…

Из окна веранды они увидели, как в ворота карьером, ведя за собой в поводу вторую оседланную лошадь, влетел всадник. Въехав во двор усадьбы, он осадил коня, спешился, накинул поводья на коновязь и, ориентируясь по свету окошек, начал поднимается по лестнице. Примерно на середине его остановил тихий оклик Лечицкого:

— Стой, стрелять буду!

Человек поднял руки и отозвался:

— Это я, господин полковник! Поручник Вукс к пану майору…

— Владек! — встревоженный пан Казимир выбежал на лестницу. — Что случилось?

— Я за вами, пан майор… — Вукс запнулся и после паузы, вкладывая в слова особый смысл, закончил: — Надо ехать, пан майор… Немедленно! Мундир пана майора у меня с собой…

— Хозяину ничего не грозит? — быстро спросил пан Казимир.

— Нет, это наше дело… — коротко отозвался Вукс.

— Хорошо…

Пан Казимир, сопровождаемый Вуксом и Лечицким, спустился с лестницы, молча отдал куртку хозяину, надел поданный Вуксом мундир, фуражку и взялся за стремя. В самый последний момент Лечицкий тронул повод.

— Так что вы решаете, пан майор?

— Я согласен на ваш вариант, господин полковник… — и, садясь в седло, пан Казимир на русский манер отдал честь…