Николай Дмитриев - Майор из Варшавы

— Смир-р-р-на! Р-р-равнение напр-р-ра-во!

Разномастный строй как-то сразу подтянулся, и два не слишком умелых музыканта, дружно грянули на трофейных немецких аккордеонах встречный марш.

Осадив лошадей, поляки соскочили с седел и тоже построились. Пан Казимир щелкнул каблуками и дружески приветствовал стоявших впереди полковника, комиссара Малевича и капитана Усенко. Потом повернулся и представил своих спутников:

— Командир формирования, капитан Зикмунд… Начальник самообороны района, поручник Генек…

Офицеры церемонно отдали честь, и полковник, указав на штабную землянку, сделал широкий приглашающий жест.

— Милости прошу, к нашему шалашу…

Несколько натянуто улыбаясь, под звуки непрекращающегося марша, все спустились по ступенькам и, войдя внутрь, расселись по обе стороны длинного штабного стола. Некоторое время царило молчание, которое, как старший по чину, первым нарушил полковник.

— Я, как представитель Центрального штаба, приветствую вас и выражаю уверенность, что наша сегодняшняя встреча — хотя и малый, но вклад в нашу победу… В нашу общую победу, так как борьба с немцами — это борьба за вашу и нашу свободу! Я предлагаю вам тесное сотрудничество и хочу напомнить, что Советский Союз подписал Атлантическую хартию еще 24 сентября 1941 года.

Эрудиция полковника произвела должное впечатление, и пан Казимир, выждав паузу, ответил:

— Хочу сразу внести ясность. Среди руководства наших формирований бытует теория «двух врагов». Сейчас мы представляем здесь тех, кто осудил эту позицию.

— Спасибо за откровенность… — полковник благодарно наклонил голову. — Мы это ценим, но хотелось бы знать силу этих формирований.

— Как я полагаю… — майор бросил на полковника красноречивый взгляд. — Сейчас вы судите по чину командиров. Да, у нас мало офицеров. Однако нас больше лимитирует вооружение…

— Понимаю… — Полковник кивнул. — Но мы все славяне! И не будет немец плевать нам в лицо и наших детей онемечивать…

Поляки переглянулись, и пан Казимир сказал:

— Насколько я понял, наши принципиальные позиции сходятся…

— А наши посты и так соприкасаются у Гончего брода, значит, на мой взляд, остается обсудить детали… — неожиданно вмешался Малевич и хитро сощурился. — Возражений нет? Нет! Тогда есть предложение. Наши гости с дороги, устали, проголодались и не гоже нам, славянам, сидеть за пустым столом. Думаю, надо выйти, проветриться, а мы тем временем тут кое-что соберем… Как говорится, чем богаты, тем и рады!

Сидевшие за столом заулыбались, и молчавший все время капитан Зикмунд, неожиданно улыбнулся:

— Сказать откровенно, я и правда проглодался.

— Ну вот и решено!

Малевич обрадованно вскочил, а за ним и все остальные, угощая друг друга папиросами, дружно пошли к выходу. Когда же гости в сопровождении радушных хозяев разошлись по базе, получилось так, что пан Казимир случайно оказался несколько в стороне. Воспользовавшись моментом, капитан Усенко подошел к нему и негромко спросил:

— Слушай, майор, а чего ты от Лечицкого так сразу смылся?

— Обстоятельства так сложились… — Пан Казимир вздохнул. — В общем, предали меня… А я, дурак, думал в случайную облаву попал.

— А как дознался?

— На инженере Брониславском они прокололись. Конструктор. Помнишь, я тебе про самолет говорил? Его работа. Так вот, немцы и англичане инженера искать начали, а он, бедняга, еще в 39-м погиб…

— Что, стоящее изобретение? — насторожился Усенко.

— Не знаю… — пожал плечами пан Казимир. — Возможно… Только лично меня на этом деле чуть не провели, как воробья на мякине.

— Бывает… — Усенко закурил. — А теперь как?

— Как видишь, приехал…

— Скажи откровенно, вы еще колеблетесь?

— Конечно… — пожал плечами пан Казимир. — Обстоятельства складываются благоприятно, но если откровенно, то…

— Напрасно! Ты ж видишь: здесь полковник из самой Москвы, а у него, брат, полномочия… Так что опасаться нечего.

— А вот этого, капитан, — пан Казимир усмехнулся, — я как раз и опасаюсь больше всего.

— Почему? — недоуменно переспросил Усенко.

— Потому… Имею сведения: в белорусскую бригаду такой вот полковник прибыл и первым делом — командира из пистолета в лоб.

— Ну, могло быть. Что у нас, что у вас люди со всячинкой. Война…

— Да ты не переживай, не переживай! — Пан Казимир похлопал Усенко по плечу. — Скажу тебе откровенно: сейчас мы союзники.

— А потом? Не пойму, чего ты еще сомневаешься?

— Чего? А вот думаю, как бы вы нас потом, как махновцев в Крыму, того… Или ты не допускаешь? Я, например, допускаю…

— Слушай майор, — Усенко отшвырнул папиросу и оглянулся по сторонам. — Я тебе вот что скажу… Если, не дай бог, к этому повернется, я тебя самолично через границу на своем горбу переволоку. Веришь?

— Верю. И куда мне тогда? В Лондон?

— А у тебя что, кто-то есть в Лондоне?

— Есть!

— Кто? Та врачиха?

— Нет, — пан Казимир невесело усмехнулся. — Такой себе Мендель.

— Смеешься… Но ведь решать надо. Все равно, скоро разгромим немцев, и будет здесь Россия, и будет здесь Польша!

— Не сомневаюсь. Вот только вопрос, капитан, какая Россия и какая Польша? — и, улыбнувшись Усенко, майор зашагал к штабной землянке, где уже вовсю шла подготовка к немудрящему банкету…

Более подробно эти события изложены в книге Н. Дмитриева «Тайна объекта “С-22”». М.: «Вече», 2011.

Гмина — наименьшая административная единица Польши.

Бреве — письменное удостоверение (франц.).

«Юденрат» — еврейское самоуправление.

«Макаби» — еврейское спортивное общество.

Гашомер гацаир — еврейское «Юный страж».

«Цивильфервальтунг» — гражданское управление немецкой администрации.

Рейхсбеамтер — имперский немецкий чиновник.

Ам-гаарец — неуч (еврейское).

Мишигене — сумасшедший (еврейское).

Цидрейтер — ненормальный (еврейское).

Веска — деревня (белорусское).