Бог Войны (ЛП) - Корнуэлл Бернард

— Ты выживешь, — сказал я ему. — Я видел раны и похуже.

Много погибших, очень много, да и в землях Константина появится много вдов и сирот. Едва миновав зловонные горы тел, я пришпорил коня.

Вечерело, стали сгущаться тени, и меня это удивило. Битва казалась мне жестокой и краткой, но оказывается, тянулась гораздо дольше. Тучи рассеялись, и солнце отбрасывало тени от тел тех, кто был убит, пытаясь бежать. Люди стаскивали с трупов кольчуги, искали серебро. Скоро слетятся и вороны, насладиться пиршеством.

Вся долина была усыпана мечами, копьями, топорами, луками, шлемами и бесчисленными щитами, отброшенными в отчаянной попытке спастись от преследователей. Я увидел впереди всадников Стеапы. Они скакали достаточно быстро, чтобы догнать беглецов и нанести удар копьём или мечом, предоставляя добить жертву пешим воинам, идущим за ними. Я увидел на римской дороге флаг Этельстана — победоносного дракона, изрыгающего молнию — и помчался в ту сторону.

Приблизившись к возвышенности, откуда армия Анлафа начинала атаку, я придержал коня, поскольку отсюда открывался потрясающий вид. Всю широкую долину заполняли бегущие люди, а за ними и среди них сновали не знавшие жалости мстители. То были волки среди овец. Беглецы пытались сдаться, а их убивали, и я знал, что воины Этельстана, избежавшие почти неминуемого поражения, отводят душу в разгуле резни.

Я стоял на невысоком холме, с изумлением наблюдая. Сам я тоже испытывал облегчение и в придачу странную отрешённость, словно это чужая битва. Победу одержал Этельстан. Я коснулся груди, нащупывая молот — я укрыл его под одеждой, чтобы меня не приняли за врага-язычника. Я ведь и не надеялся выжить, несмотря на колдовство Бенедетты с крестом. Когда появилась гигантская орда врагов со щитами и мечами, я почувствовал себя обречённым. Но теперь стою здесь и смотрю на резню, исполненную ликования. Мимо прошёл мертвецки пьяный воин, неся разукрашенный шлем и пустые ножны, инкрустированные серебряными пластинами.

— Мы их побили, господин! — прокричал он мне.

— Мы их побили, — согласился я и вспомнил Альфреда.

Вот так воплощалась в реальность его мечта о богоугодной стране, о едином государстве всех саксов. И я знал — Нортумбрии больше нет. Больше нет на свете моей страны. Теперь она часть Инглаланда, рожденного в кровавой долине, среди смерти, крови и хаоса.

— Господь сотворил великое чудо! — воззвал ко мне чей-то голос. Обернувшись, я увидел подъезжающего ко мне епископа Оду. Он сиял. — Бог даровал нам победу! — Он протянул мне руку, и я принял её левой — в правой я всё ещё держал найденный меч. — И ты носишь крест, господин! — с явным удовольствием добавил он.

— Его дала мне Бенедетта.

— Чтобы он тебя защитил?

— Так она и сказала.

— И крест тебя защитил! Слава Господу!

Он пришпорил коня, и я вслед за ним, размышляя о том, что многие годы меня оберегало женское колдовство.

Прежде чем закончился этот день, произошла ещё одна, последняя битва. Предводители норвежцев и скоттов, спасаясь от преследователей, на быстрых лошадях понеслись к кораблям и опередили погоню, но часть осталась, чтобы нас задержать. Они встали в стену щитов на небольшом холме. Увидев среди них Ингилмундра, я понял, что это, видимо, жители Виреалума.

Они притворялись, что приняли христианство, получили в дар здешние земли, их жёны и дети по-прежнему жили в усадьбах Виреалума. Теперь им предстояло сразиться, защищая свои дома. В двух рядах набралось не больше трёх сотен воинов, и они сомкнули щиты. Они знали, что должны умереть, но, возможно, надеялись получить снисхождение. Воины Этельстана шли на них огромной толпой числом больше тысячи, и с каждой минутой всё прибывали. Среди них были люди Стеапы на усталых лошадях и конные телохранители Этельстана.

Из стены щитов вышел Ингилмундр и зашагал к Этельстану, по-прежнему державшему Вздох змея. Норвежец заговорил с королём, но я не расслышал ни его слов, ни ответа Этельстана. Ингилмундр преклонил колено, положив меч на землю, — значит, Этельстан оставил ему жизнь, ведь ни один язычник не станет умирать без меча в руке. Ода посчитал так же.

— Король чересчур снисходителен, — разочарованно произнес он.

Этельстан направил коня вперёд и приблизился к Ингилмундру. Он склонился в седле, что-то сказал, и я видел, как улыбнулся и кивнул в ответ Ингилмундр. И тогда Этельстан ударил, Вздох змея резко скользнул вниз, из горла Ингилмундра брызнула кровь, а Этельстан продолжал его кромсать. Его люди радостно завопили и рванулись вперёд, навалившись на норвежцев. Вновь застучали щиты и зазвенели клинки, но всё быстро кончилось, и погоня двинулась дальше, оставив на невысоком холме след из мёртвых и умирающих.

Уже в сумерках мы достигли Дингесмера и увидели, как уходят по Мерзу корабли с беглецами. Удалось удрать почти всем, но корабли отчаливали почти пустыми, их команды, оставленные для охраны, торопились, опасаясь погони, и бросили сотни людей. Их всех перебили на болотистом мелководье. Многие просили пощады, но у воинов Этельстана её не нашлось, и вода в камышах обагрилась кровью.

Мой сын и Финан нашли меня и наблюдали вместе со мной.

— Значит, всё закончилось, — не слишком уверенно произнёс Финан.

— Да, закончилось, — согласился я. — Можем ехать домой.

И внезапно мне захотелось в Беббанбург, где длинное побережье, чистое море, а над волнами носится ветер.

Меня отыскал Этельстан. Он выглядел суровым. Его кольчуга, накидка, конь и чепрак — всё было покрыто запекшейся кровью.

— Отлично получилось, мой король, — сказал я.

— Бог даровал нам победу. — Его голос звучал устало. И неудивительно, ведь вряд ли в этот день кто-то сражался в стене щитов яростнее него. Этельстан опустил взгляд на Вздох змея, губы изогнулись в улыбке. — Твой меч хорошо послужил мне, лорд Утред.

— Отличный меч, мой король.

Он протянул его мне рукоятью вперёд.

— Сегодня вечером ты ужинаешь со мной, лорд Утред.

— Как скажешь, — ответил я, с благодарностью принимая меч. Нельзя убирать его в ножны нечищеным, поэтому я отшвырнул найденный клинок, и весь долгий путь назад в подступающей темноте не выпускал Вздох змея из руки. Женщины на дороге обыскивали убитых и добивали длинными ножами умирающих, прежде чем обшарить тело. В наступивших сумерках сверкали огни первых костров.

Всё закончилось.

Я Утред, сын Утреда, и отца моего отца звали Утредом, и его отца тоже, и все они были лордами Беббанбурга. Я также им стал, но теперь народ называет меня лордом Севера. Мои земли протянулись от продуваемого ветрами Северного моря до обращённых к Ирландии берегов, и хотя я стар, моё дело — не давать скоттам пройти на юг, в земли, отныне названные Инглаландом.

Я усмирил Камбрию, отправив Эгиля и моего сына разобраться с зачинщиками беспорядков. Кое-кого они повесили, пожгли усадьбы, а земли отдали тем, кто вместе с нами сражался на пустошах Виреалума. Большую часть Камбрии до сих пор заселяют норвежцы и даны, но они живут в мире с саксами, а их дети учат язык саксов, некоторые уже и поклоняются пригвожденному христианскому Богу.

Мы гордимся тем, что нортумбрийцы, но теперь мы все инглаландцы. Этельстан зовётся королём Инглаланда. Его сломанный меч висит в Большом зале Винтанкестера, хотя сам я не ездил на юг поглядеть на это. Король проявил щедрость ко мне, наградив золотом и серебром, взятым на поле при Виреалуме, где полегло так много воинов.

Пир устроили через три дня после битвы. Этельстан хотел дать его в тот же вечер, но люди слишком устали, слишком много раненых нуждалось в заботе, так что королю пришлось подождать, прежде чем он смог собрать своих военачальников в Честере. На пиру эля было больше, чем угощений, да и те оказались не особенно хороши на вкус — ветчина, хлеб и похлебка с тушёным мясом, подозреваю, что кониной. После службы в церкви, проведенной епископом Одой, в главном зале Честера собралось около ста двадцати человек.