Иван Алексеев - Завтрашний взрыв

Михась присел на одно колено, уложил длинный ствол своего ружья в бойницу, упер приклад в плечо, прицелился. Две фигурки быстро удалялись, уходя с убойной дистанции. На одном из беглецов, высоком и плечистом, была приметная красная рубаха. Второй, невысокий и сухощавый, был в сермяжной мужицкой одежде. Михась поймал этого второго на мушку и прошептал:

— Извини, Фролушко!

Щелкнул курок, кремень высек искру. Ярким огоньком вспыхнул порох на полке, ружье выпалило, наполнив стрелковую галерею башни гулким эхом. Сразу вслед за выстрелом Михася бабахнули мушкеты Разика и Степы из соседних бойниц. Но сквозь клубы дыма, на пару секунд закрывшие обзор, Михась успел заметить, как человек, в которого он целился, упал с разбегу лицом вниз. Второй, в красной рубахе, продолжал бежать, не оглядываясь. А навстречу ему уже скакал десяток ордынских всадников с заводными конями в поводу. Беглец уселся в седло и лишь тогда оглянулся, чтобы посмотреть, что стало с его товарищем. Но сам он, по-видимому, не захотел вернуться за ним, а послал двоих ордынцев. Те на всем скаку ловко подняли лежавшего, подхватив его под руки с двух сторон, и плавной рысью направились прочь.

У Михася и двух его друзей отлегло от сердца, когда они увидели, что подхваченный всадниками Фрол, повиснув между двух скачущих коней, самостоятельно перебирает ногами по земле. На радостях лешие и стражник, перезарядив ружья, выпалили вслед удаляющейся кавалькаде, но не с целью попасть в кого-то, поскольку дистанция была уже запредельной для ружейного выстрела, а просто посылая Фролу прощальный салют.

— Ну, все, бойцы, уходим, — Разик закинул еще дымящийся мушкет на плечо и зашагал к лестнице.

— Послушай, Разик, — задумчиво спросил последовавший за ним стражник, — как я понял, эти одинаковые кинжалы, что собрали ваши дружинники возле ворот после бегства ордынских наймитов, служили им опознавательными знаками, так? Но ведь тогда и у Фрола должен был бы быть такой же, чтобы лазутчики приняли его за своего подельника.

— Да, — ответил Разик. — У Фрола, когда он ночью пришел ко мне, на поясе висел именно такой кинжал.

— Но ведь когда я Лавра… то есть Фрола, обыскивал там, в монастыре, у него никакого кинжала не было!

— Я знаю, где Фрол этот кинжал взял, — проворчал шагавший за Степой Михась. — У одной особы, вернее, особницы. Вот и дари после этого сестре подарки.

— Ничего, друзья, даст Бог — встретимся с Фролом, так он тогда, может быть, и удовлетворит ваше любопытство, — произнес Разик. — Ну а сейчас наша задача прежняя, ворота оборонять. Если и будет новая попытка их открыть, то в ближайший час. И будет эта попытка последней.

— А почему последней? — в один голос спросили Михась и Степа.

— Так с башни ж было хорошо видно, что пожар уже подступает к самому берегу и через час у вражеской конницы не будет пути отхода из горящего города! — с ноткой чуть заметного превосходства в голосе объяснил полусотник. — Так что через час они либо ворвутся в Кремль, чего мы им, конечно, не позволим, либо уберутся прочь!

Колонна ордынской конницы, растянувшись на полверсты вдоль единственного свободного от огня участка на берегу Москвы-реки, продолжала неподвижно стоять напротив Кремля. Но ее ряды уже потеряли былую стройность и монолитность. Нервничали, пытаясь вскинуться на дыбы, кони, напуганные жаром и дымом огромного пожара. Тревожно озирались всадники, вообще не любившие городов с их узкими улицами, а этот город к тому же был еще и охвачен пламенем. Они уже не жаждали сказочных богатств, спрятанных за высокими кремлевскими стенами, а думали лишь о том, как бы им поскорее вырваться из этой огненной ловушки, уйти назад, в просторные подмосковные поля. Мысль об отступлении все более и более занимала умы не только рядовых ордынцев. Даже пятеро темников, находившиеся в голове колонны рядом с мурзой, командовавшим всем их отрядом, время от времени вопросительно поглядывали на своего военачальника и пытались осторожно, с восточной витиеватостью, намекнуть ему, мол, не соблаговолит ли высокочтимый мурза увести непобедимых воинов великого хана подальше от бушевавшей вокруг огненной стихии?

Мурза и сам был не прочь задать стрекача. Он уже в который раз поворачивался к находившемуся рядом с ним Ахмеду, помощнику главного турецкого военного советника Буслам-паши, и спрашивал:

— Эй, Ахмед! Где твой взрыв, который ты нам вчера обещал? Почему до сих пор закрыты кремлевские ворота? Мы тут все скоро сгорим!

— Взрыв будет, отважный мурза! — терпеливо отвечал Ахмед. — Наш друг Кудеяр, находящийся там, в Кремле, вот-вот сумеет обмануть этих глупых русов и разнести в щепки крепостные ворота всесокрушающими турецкими бомбами!

Но внезапно внимание ордынского походного штаба привлекли призывные крики, раздавшиеся далеко в стороне от ворот, у подножия кремлевской стены. Оттуда, по направлению к их колонне, размахивая руками, бежали два человека. Ахмед поднес к глазу подзорную трубу, и его смуглое лицо вдруг покрылось мертвенной бледностью.

— Кудеяр! — сдавленным голосом произнес он. — Мурза, пошли своих всадников навстречу этим людям!

С кремлевской стены вслед беглецам прозвучали выстрелы, один из бежавших упал. Но вскоре перед Ахмедом и мурзой предстал целый и невредимый Кудеяр. Второй человек, раненный в спину, с залитым кровью лицом, которое он, очевидно, разбил при падении, был без сознания и лишь время от времени стонал.

— Что случилось, почему ты не взорвал ворота? — жестко выкрикнул Ахмед, обращаясь к Кудеяру.

В его голосе звучала смертельная угроза, от которой невольно поежился даже сам мурза. Но Кудеяр и бровью не повел. С привычной наглостью и чувством собственного превосходства он произнес:

— Обстоятельства изменились. Мы в ловушке. Сюда, под Москву, вот-вот нагрянет царь Иван с двухсоттысячным войском, которое успело прийти из Ливонии. Надо немедленно сообщить эту весть Буслам-паше. Или самому великому хану! — добавил он, обращаясь непосредственно к мурзе.

— Откуда это тебе известно? — недоверчиво воскликнул пораженный Ахмед.

— Вот список грамоты, привезенной сегодня утром в Кремль царским гонцом. Я с риском для жизни добыл этот список не где-нибудь, а в Разрядном приказе! — высокомерно бросил Кудеяр, вынув из-за пазухи свиток и показав его Ахмеду лишь издали.

— Дай сюда! — протянул руку помощник Буслам-паши.

— Я собственноручно передам визирю этот драгоценный документ, добытый мною ценой невероятных героических усилий! — усмехнулся Кудеяр, пряча свиток за пазуху.

Ахмеду пришлось молча проглотить эту очередную наглость.