Зинаида Шишова - Путешествие в страну Офир

Хуанито очень хотелось узнать, не испугается ли его вида сеньорита… Хотелось услышать, что они скажут друг другу… Но нет, это означало бы, что Хуанито хочет подслушивать. А он и не собирается подслушивать. Сеньор эскривано будет доволен!

– Золото я потащу к нам в комнату! – крикнул мальчик у самой двери.

Вышел, но, тут же вернувшись, закричал еще громче:

– Я не подслушивал!

А эти двое даже не пошевелились.

Сеньор эскривано давно просил Хуанито навести в их комнате какой-нибудь порядок… Ну, хорошенько застелить постели, вымыть посуду, стряхнуть скатерти – к этому делу Хуанито был приучен еще в трактире своего отчима. А как тут наводить порядок? Правду сказать, это дело было довольно трудное! Рукописи свои сеньор эскривано велел не трогать… К тому же посреди комнаты сейчас стояла еще и плетеная корзинка Франческо. А рядом с ней – его же резной сундучок. Сундучок эскривано тоже велел не трогать. Да и сам Хуанито к тому же швырнул в комнату эту парусиновую штуку с золотом. (Если только Франческо не пошутил, что это золото! Нет, наверняка не пошутил – уж очень она тяжелая!)

Дожидаться сейчас сеньора Гарсиа был бы напрасный труд: тот, как всегда, до самого обеда будет стоять у пристани в надежде, что вот-вот прибудет корабль из Севильи, а на корабле – его милость сеньор Франческо Руппи.

Но порядок все же навести надо. Пускай даже сеньор эскривано рассердится. Да нет, он так обрадуется приезду Руппи, что просто ничего не заметит!

И Хуанито со спокойным сердцем принялся перекладывать вещи из привезенной Франческо плетеной корзинки в резной сундучок. На самое дно его пришлось вначале положить зашитое в холстину золото, чтобы не примять все остальное… Да, тяжеловато было Франческо и ходить, и лежать, и сидеть в этой холщовой штуке! Переложив затем в сундучок белье, Хуанито с одобрением осмотрел праздничный наряд Руппи. Вот он даже в этой несчастной корзине нисколько не примялся! Но все же надо будет развесить его где-нибудь у хозяев.

Но одну вещь мальчику никак не хотелось укладывать в сундучок.

Осторожно, с каким-то почтением прикоснулся Хуанито пальцами к серебряным звездочкам на переплете и стал перелистывать книгу. Ни одного слова не было написано на ее плотных белых страницах… Значит, это все-таки тетрадь… И вдруг из этой «звездной тетради» вылетел листок, как видно, старательно разглаженной, но тут же свернувшейся в трубочку бумаги. Хуанито развернул было эту трубочку. Почерк сеньора эскривано узнал бы любой грамотный матрос с «Геновевы». Хуанито сейчас был уже очень грамотный и почерк сеньора Гарсиа узнал.

Конечно, ему интересно было бы прочитать, о чем мог писать эскривано в Севилью… Но сеньор Гарсиа строго-настрого внушал ему, что без разрешения хозяина ни одного письма, даже ни одной записочки читать нельзя… И вот так, не развертывая больше, Хуанито оставил эту бумажную трубочку на самом видном месте – на столе, за которым всегда работал его учитель.

В комнату, не стучась, вошла хозяйка. Этого с ней никогда не бывало! Она нерешительно спросила:

– А может быть, сейчас сеньорита отведает хоть две-три ложки моей похлебки? Она ей раньше нравилась… И хоть кусочек окорока… А вот, я слышу, подымается наверх сеньор Гарсиа, – добавила женщина. – Пускай уж он сам решает, как нам быть.

Как только распахнулась дверь, Хуанито выпалил:

– Нечего вам больше наведываться в порт! Он приехал! Он у сеньориты!

Хозяйка харчевни, весело кивнув головой, скромно удалилась.

Франческо понимал: он обязан рассказать сеньорите Ядвиге о Катаро, о том, что сеньорита, по слухам, уехала к жениху в Польшу… Но с чего ему начать?

Он вытащил из-за пазухи узенькую полоску бумаги. Все-таки с ней он не расставался! Когда-то она была красная от свежей крови, а сейчас порыжела и потемнела.

Он держал ее наготове. «Это единственное ваше письмо, которое передал мне Рыжий Катаро», – скажет он.

Но он ничего не сказал. Когда девушка открыла глаза, он протянул ей эту бумажную полоску.

– «Ядвига», – прочитала сеньорита. – Зачем ты оторвал мою подпись?

Франческо с трудом проглотил слюну.

– Я тебя любил, люблю и буду любить до смерти, – сказал он хрипло. – Я тебе объясню…

– Я тоже, – ответила Ядвига. – До самой смерти! И ничего объяснять не надо!

Кто-то заходил к ним в комнату. Кто-то о чем-то спрашивал. Они невпопад отвечали «да» или «нет». И вдруг Ядвига сказала испуганно:

– Это была хозяйка… Она опять станет плакать, что я ничего не ем! – Но тут же, забыв о хозяйке, спросила: – Я очень сейчас подурнела? Ческо, любимый, только скажи мне всю правду… Матерь божья, одни эти худые руки! Но я поправлюсь!

Эрнандо когда-то спросил, красивые ли руки у сеньориты Ядвиги. Сейчас они были не красивы, а прекрасны! Особенно эти голубые жилки, просвечивающие сквозь тонкую кожу…

Франческо окунул лицо в ее пушистые шелковые волосы… Сколько месяцев… нет сколько лет, сколько десятков лет… с самого рождения, казалось ему, мечтал он вот так окунуть лицо в эти льющиеся, легкие, пушистые волосы!

Один за другим перецеловал Франческо пальцы сеньориты… Нет, не сеньориты, а своей Ядвиги!

А она считала:

– Один, два, три, четыре, пять, шесть…

Когда дошло до десяти, Ядвига, улыбнувшись, сказала:

– Ну, все! Можешь теперь поцеловать меня в губы!

Франческо узнал эту ее мгновенную, чуть насмешливую прежнюю улыбку.

Хуанито был прав: сеньор Гарсиа, вернувшись с пристани, действительно ничего не замечал. Ни порядка, который все же кое-как навел Хуанито, ни убранных под кровать резного сундучка и корзины, ни вытертого мокрой тряпкой пола… Усевшись в свое любимое кресло перед столом, он только удивленно переспросил:

– Как ты сказал, Хуанито? Я правильно тебя понял? Ты имел в виду сеньора Франческо Руппи? Он в комнате у сеньориты Ядвиги? Не знаю, удобно ли мне сейчас к ним наведаться. А каким образом он добрался из Севильи в Палос? Нет, сейчас я к ним не зайду! Я лучше…

Но фразы своей сеньор Гарсиа не закончил. В дверь постучались.

– Это, наверно, он, – пробормотал эскривано. И громко крикнул: – Входите, входите, сеньор Руппи!

Но в комнату вошла хозяйка.

– Уж не знаю, как мне быть, – произнесла бедная женщина встревоженно. – Я постучалась к сеньорите и, не заходя, спросила, будет ли сегодня сеньорита обедать. И оба они с приезжим сеньором в один голос ответили «да»… Я тотчас же принесла все любимые кушанья сеньориты. Снова постучалась и спросила, прикажут ли они накрыть на стол. И вдруг оба они ответили мне «нет»… Как это понять? Может быть, сеньор Гарсиа укажет, как мне поступить?

Но сеньор Гарсиа и сам не знал, как ему поступить.