Иван Алексеев - Завтрашний взрыв

Рядом с ханом с самого утра неотлучно находился посланец султана Османской империи, визирь Буслам-паша. Он расположился чуть в стороне от ханской свиты. Визирь, лицемерно подчеркивая свою второстепенную роль, восседал не на боевом коне, а на небольшом персидском ковре, расстеленном на траве. Опираясь рукой на мягкие подушки, визирь пристально вглядывался в панораму горящей Москвы, так же, как и хан, с возрастающим нетерпением ожидая доклада от прорвавшихся к Кремлю войск.

Наконец из дыма, стелившегося вдоль излучины Москвы-реки, показались всадники. Но это были отнюдь не гонцы с долгожданной вестью, а тумены левого крыла в полном составе во главе с мурзой. Было очевидно, что они возвращались ни с чем. Девлет-Гирей, застыв, как изваяние, грозно нахмурившись, поджидал свои войска. Буслам-паша поднялся с мягкого ковра, велел подать ему лошадь, при помощи слуг уселся в седло и подъехал к хану. Ханская свита безмолвно расступилась перед османским визирем. Девлет-Гирей бросил косой недобрый взгляд на своего всевластного советника и демонстративно отвернулся. Но визирь как ни в чем не бывало поставил свою лошадь вровень с ханским скакуном и принялся, как и все, храня молчание, ожидать приближавшиеся войска.

Тумены остановились у подножия холма. На вершину, к хану, от войск поскакали лишь три человека: сам мурза, Ахмед и еще один, в порванной красной рубахе. Визирь с удивлением узнал в этом человеке своего лучшего агента — боярского сына Кудеяра Тишенкова.

Мурза проворно соскочил с седла, бухнулся в ноги ханскому коню.

— О великий хан! Эти люди, — мурза указал на Ахмеда и Кудеяра, — имеют важнейшие сведения для твоей милости!

— Я, право же, недостоин отдать сии сведения непосредственно в руки великого хана, — с обычной наглой усмешкой произнес Кудеяр. — Да позволит мне великий хан вручить бумаги, добытые мной с риском для жизни, достопочтенному Буслам-паше.

Не дожидаясь испрошенного позволения, Кудеяр достал из-за пазухи свиток и протянул его визирю. Буслам-паша развернул бумагу, быстро, но внимательно прочел содержимое.

— Где ты это взял? — сурово спросил он Кудеяра.

— Я тайно проник в святая святых Разрядного приказа. Прочитав сей список, я понял, что великий хан подвергается смертельной опасности и немедленная доставка добытых сведений важнее, чем даже захват Кремля. Возможно, Кремль, по замыслу царя Ивана, как раз и должен был послужить приманкой в той ловушке, в которую русский царь пытался заманить наше непобедимое войско!

Визирь несколько минут напряженно размышлял, затем кивнул Кудеяру, велел ему с Ахмедом идти в свой шатер и повернулся к хану:

— О великий хан! Мои люди добыли важнейшие сведения. Оказывается, царь Иван идет сюда с двухсоттысячным войском, которое он успел вывести из Ливонии. Завтра мы очутимся в ловушке. Твой поход увенчался победой, ты дотла спалил вражескую столицу. Чтобы не дать возможность русским нанести тебе хоть сколько-нибудь ощутимый урон, я почтительнейше советую тебе дать приказ доблестным войскам немедля выступать в обратный путь с полоном и богатой добычей, захваченной великим ханом во время победоносного шествия по покоренным русским землям.

— А достоверны ли твои сведения, визирь? — недоверчиво спросил хан.

— Великий хан может сам прочесть тайное донесение гонца царя Ивана, захваченное моими людьми в Кремле, в стенах Разрядного приказа! — Визирь протянул хану свиток.

— Нет-нет, — поспешно отказался тот. — Мне вполне достаточно слова вельможного посланца лучезарного султана.

Через несколько минут с холма во все стороны поскакали гонцы, неся в войска ханский приказ о начале отхода на юг, в родные степи. И вечером того же дня орда, привычная к быстрым сборам и стремительным переходам, двинулась восвояси, избрав на сей раз обычный кратчайший путь по Муравскому шляху.

Отойдя от Москвы почти на двадцать верст, крымское войско уже за полночь встало на ночлег, окружив себя со всех сторон усиленными заслонами. Девлет-Гирей на сей раз спал очень плохо в своем роскошном шатре. Хану снился то князь Воротынский, налетающий на него с высоко поднятым мечом, то царь Иван с двухсоттысячным войском, внезапно напавший на ордынский стан, то султан Сулейман, с мерзкой улыбкой протягивающий хану нож, чтобы он немедленно зарезался прямо здесь, в тронном зале, пред светлыми очами повелителя Османской империи. Хан вскакивал с мягкого ложа в холодном поту и вслух смеялся над приснившимися глупостями. Ведь Воротынский остался там, на окраине горящей Москвы. Его полк понес огромные потери в дневном сражении с втрое превосходящими силами ордынской конницы и не представляет в настоящее время реальной угрозы для ханского войска. Царь Иван, благодаря перехваченной лазутчиком Буслам-паши грамоте, не сумел захлопнуть свою ловушку, и хан уже находится далеко от Москвы. И у султана вряд ли могут быть какие-либо претензии к Девлет-Гирею. Ведь хан сжег вражескую столицу, захватил немалую добычу в многочисленных городках и селах, разграбленных на пути в Москву, в том числе и в Коломенском — родовом селе царя Ивана. Успокоив себя таким образом, Девлет-Гирей вновь ложился, погружаясь в короткий тревожный сон, чтобы через полчаса опять вскочить от приснившихся кошмаров.

На рассвете, после того как трубачи возвестили подъем, хан сел в седло невыспавшийся и хмурый. Он раздраженно махнул рукой, приказывая войску начать движение, и сам пустил коня плавной рысью по Муравскому шляху в окружении тысячи верных нукеров.

Не успели они отъехать и версты от места ночлега, как ханскую свиту нагнал янычар, начальник личной охраны турецкого военного советника, визиря Буслам-паши. Смуглое лицо высокопоставленного янычара было сейчас таким же белым, как его чалма, а руки, державшие поводья, мелко дрожали.

— О великий хан! — скороговоркой выпалил он, не удосужившись спешиться и пасть ниц. — Беда! Этой ночью в своем шатре был убит визирь Буслам-паша!

— Как убит? Кем?! — растерянно воскликнул Девлет-Гирей и потряс головой, чтобы проснуться и избавиться от этого нового кошмара.

Но хан уже не спал, и это был совсем не сон. Из сбивчивого рассказа янычарского начальника следовало, что охрана, как всегда, всю ночь стояла плотным кольцом вокруг шатра визиря и расположенных рядом палаток его приближенных: Ахмеда и Кудеяра. Ночью между шатром и палатками шло обычное движение. Никого из посторонних там не было и быть не могло. В палатке Кудеяра, правда, находился раненый русский, прибежавший с ним из Кремля, но это тоже был свой — один из лазутчиков Буслам-паши, к тому же всю дорогу до ночлега он был в бессознательном состоянии от ран и потери крови. После сигналов о подъеме и начале движения начальник янычаров, удивленный, что Буслам-паша и его помощники никак не реагируют на эти сигналы, набрался храбрости и заглянул в палатки к Ахмеду и Кудеяру. Обе палатки оказались пусты. Тогда он поднял полог шатра самого визиря и застыл от ужаса: на роскошных персидских коврах несчастный начальник охраны увидел три неподвижных тела: Буслам-паши и обоих его любимых помощников. В их ладонях еще лежали окровавленные кинжалы. На всех троих были кинжальные раны, от которых они и скончались, вероятно, почему-то зарезав друг друга. А раненый русский бесследно исчез, словно его и не было.