Станислав Пономарев - Гроза над Русью

Отряд Пубскаря из десятка отроков полоцких и трех десятков хазар напал на Каширин погост на рассвете. Но внезапного удара все равно не получилось. В первые же минуты несколько всадников провалились в медвежьи ямы, другие погибли под внезапно свалившимися деревьями или упали от стрел дозорных. Однако старшина приказал не останавливаться и отряд, потеряв почти треть воинов, ворвался на княжий двор.

Пока полочане и хазары кружили вокруг семерых дюжих мужиков, Пубскарь с десятком верных слуг и хазар схватил княжича с кормилицей Ненилой и, бросив остальных на произвол судьбы, поскакал по узкой тропе через болота в сторону Днепра.

В последний момент кто-то из мальцов пустил в Пубскаря стрелу, пробившую кисть левой руки. Идущий следом за старшиной остроносый полочанин обернулся и мгновенно спустил тетиву своего лука: малец не успел скрыться, стрела поразила его в спину.

Рука Пубскаря нудно болела. Но удача смиряла телесную боль. Пока все шло хорошо, как и было задумано. Княжич сидел на руках переднего всадника, исподлобья смотрел на похитителей. Взгляд ребенка был недобрый — в нем таилась угроза. Пубскарь про себя помолился заступнику Велесу и отвернулся.

Кормилица Ненила не переставая костерила полочанина бранными словами, грозила гневом Святослава и местью русских богов. В конце концов ей заткнули рот рукавицей.

Уже несколько часов отряд пробивался сквозь топи. Лошади по брюхо вязли в тине, испуганно храпели.

— Стой! — приказал Пубскарь. — Багула, пойди по тропе, разведай путь. Заехали к водяному в гости! А сказывал, тропу ведаешь.

— Верно идем, — ответил остроносый всадник и двинул своего жеребца вперед.

Всадники, ругаясь почем зря, расположились на крохотном, поросшем густым кустарником островке. Грязь и тина облепили их с ног до головы.

— Помолчите! — прикрикнул старшина. — Недалече осталось. А ты, Вита, постереги нас сзади.

Воин лет сорока сверкнул темными глазами, но промолчал, разворачивая коня и направляя его обратно в топь.

Княжич Владимир покоился на руках страхолютого мужика, большого и, казалось, неуклюжего: рыжая борода клочковата, лицо обезображено оспой, угрюмый взгляд маленьких темных глаз, спрятанных под густыми бровями, широченные плечи и медвежья стать вселяли страх в окружающих. Звали его Огура. А за бесстрашие и стойкость в бою к этому имени товарищи прибавили другое — Кремень!

Не пошел бы Огура Кремень никогда на такое разбойное дело, да деться некуда — по миру пустит Пубскарь. А тут обещал купец забыть все долги и сверх того наградить достойно, если сослужит ему Огура службу.

И вот сейчас сидел он посреди этого чертова болота, в глубине непролазных лесов, держа на коленях княжича. Тяжелая шершавая ладонь Огуры Кремня непроизвольно поглаживала мальчика по спине.

Багула вернулся совсем с другой стороны и почти посуху. Он гнал перед собой тщедушного мужичонку, одетого в посконную рубаху до колен, подпоясанную лыковым мочалом, в синие порты и лапти. В руке мужичок держал длинный посох, а при ходьбе сильно припадал на левую ногу.

— От сей смерд тут все тропы ведает, — доложил Багула.

— Так ли? — спросил Пубскарь, подозрительно оглядывая незнакомца: что-то насторожило купца, не понравился ему мужичок.

— Ить, ста, так оно и есть, батюшка-болярин, — сказал незнакомец, заикаясь от страха.

Старшина продолжал разглядывать смерда. Дребезжащий голос того и страх несколько успокаивали, хотя Пубскарь готов был поклясться, что где-то уже встречал этого человека. Но сколько он ни напрягал память, вспомнить не мог. Хотя смутная тревога и не покинула купца, он все же решил воспользоваться услугами невесть откуда подвернувшегося проводника.

— Ведаешь ли краткий шлях по Змеиной пади к Непре-реке? — спросил Пубскарь.

— Как не ведать, батюшка-болярин? Ведаю. Только шляха тут нетути, а тропка добрая сыщется.

— Проведешь скоро, куну пожалую, — пообещал старшина и потряс серебром перед носом мужичонки.

Тот жадно протянул ладонь. Пубскарь сунул ему под нос кукиш.

— Проводи сначала.

— Дак поехали, батюшка-болярин.

Всадники споро вскочили на коней, проводник захромал впереди. Вскоре грязь перестала чавкать под копытами, лошади выбрались на сухую песчаную тропу, а там в просвете между деревьями блеснули воды Днепра.

Пубскарь не спускал глаз с мужичонки: он наметил ложбинку на шее куда намеревался ударить мечом, как только проводник будет им нужен.

Смерд словно почувствовал неладное и несколько раз испуганно обернулся, но Пубскарь сделал вид, что смотрит совсем в другую сторону.

Когда выехали на берег, старшина вдруг приказал:

— Багула, возьми княжича!

Тот подъехал к Огуре Кремню, принял ребенка. Пубскарь отметил про себя как изменилось лицо его должника. Он шепнул что-то на ухо огромному волосатому хазарину в зеленом кафтане, и тот, кивнув головой, пристроил своего коня позади Огуры. Тотчас, вроде бы случайно, с левой стороны хазарина поехал чернобородый Вита. Пубскарь не заметил этого, потому что двинул своего жеребца вперед, туда, где хромал проводник.

— Долго еще? — спросил купец.

— Дак, ста, две балочки минуем и, почитай, приехали.

— Как балочки?! — сразу насторожился старшина.

— Так, ста...

— А не видел ли ты тут воев чьих?

— Нету. Да не бойсь, болярин. Проведу вас глухой тропкой, где и бирюк не рыскал.

— Добро. Еще куну прибавлю, ежели заслужишь.

— Премного благодарны, милостивец батюшка-болярин, — склонился проводник чуть ли не до земли.

Отряд в это время выехал на берег Днепра. Далеко внизу плескались волны. Мужичонка наклонился, поправляя онучу. Багула с княжичем проехал мимо. В это мгновение проводник вырвал из посоха длинный нож-стилет и очутился на крупе коня позади Багулы. Блеснула сталь: остроносый полочанин, со стоном выгнувшись, еще валился с седла назад, а напавший с княжичем в руках прыгнул с семисаженного обрыва в волны.

Все произошло столь стремительно, что Пубскарь даже зажмурился, затряс головой — не померещилось ли.

— Братие! — громыхнул вдруг голос Огуры Кремня. — Не предадим земли Русской! Неужто дитя не защитим?! — Тяжелый меч сверкнул в его высоко поднятой руке.

Хазарин в зеленом архалуке прицелился, чтобы косым ударом снести голову русскому богатырю, как вдруг с ужасом ощутил хруст собственного позвоночника: полупудовая булава ратника Виты устерегла степного удальца, так далеко забравшегося в русские пределы.