Станислав Пономарев - Гроза над Русью

Но никто не услышал его: лесовик высказал свое вполголоса и только сейчас почувствовал, как жестоко горят его раны.

Много дней и ночей уходил от погони Пубскарь. Останавливался только для того, чтобы покормить коня и дать ему кратковременный отдых. Черный плащ укрывал полочанина от непогоды. Сам он не ощущал усталости. Страх гнал изменника земли Русской вперед и вперед.

Только на третий день после неудачи на берегу Днепра Пубскарь остановился надолго. В условленном месте его должна была ждать лодья — это на случай неудачи с пленением Владимира. Такой случай свершился.

Сообщников на месте не оказалось. Сколько полоцкий старшина ни оглядывал с высокого берега днепровскую гладь, она была пустой. Вырвавшись из стычки, Пубскарь не ведал и не подозревал о военных судах Святослава, которые пришли к месту происшествия уже после его побега.

Злоумышленник прождал лодью с восхода солнца до полудня. Дальше оставаться здесь было небезопасно, и всадник погнал коня вдоль берега, надеясь где-либо переправиться на левую сторону могучей реки, чтобы сбить со следа погоню и продолжить путь к Чернигову.

Прибрежные рыбацкие селища беглец обходил стороной. Только однажды ночью он украл из-под навеса десятка два вяленых рыбин и тем питался, запивая скудный обед только ключевой водой.

На четвертый день, огибая поворот реки, Пубскарь случайно наткнулся на святилище Хорса[117]. Вокруг идола стояло четыре столба с чашами наверху. Купец огляделся, волхва нигде не было. Не было около капища и землянки.

Беглец заглянул в чаши. В первой были остатки прокисшей толоконной каши, исклеванной птицами; в другой — куски сгнившего мяса. В двух остальных лежал хлеб. В одной Пубскарь нашел черствую и жесткую лепешку. В последней чаше он увидел краюху свежего еще хлеба, жадно схватил его, согнав двух негодующих ворон.

Потемневший от времени, дождей, снегов и солнца идол смотрел на вора и святотатца выпученными очами своими укоризненно и строго. Не верующий ни во что, кроме золота, купец рассмеялся:

— Че серчаешь? Не оголодаешь, чать, пугало лесное. Жуй гниль мясную. А не хошь, дак погоди маненько и еще нанесут тебе еды смерды...

На шестой день утром беглец выехал на вершину песчаного увала и снова внимательно оглядел днепровский стрежень. Ему показалось, что далеко в верховьях реки белеют точки многочисленных парусов. Купец подождал немного, думая, что какой-то неведомый караван спускается вниз и он увидит, кто это. Но белые точки вскоре растворились в утренней дымке. Пубскарь так и не понял, были в той стороне лодьи или его обманули блестки на воде от встречь светящего солнца.

Беглец перевел взгляд на дальний противоположный берег. С середины Днепра прямо в его сторону плыл рыбак в челноке.

«Как бы не спугнуть удачу, — подумал он. — Рыбачок, чать, под увалом пристанет. Надобно опередить его.»

Рыбак не видел всадника, поскольку тот предусмотрительно встал за разлапистый куст. Купец спрыгнул с седла, привязал коня к орешине и, пригнувшись, скользнул к распадку. Отсюда узкая тропка вела зигзагами вниз.

«Тут он меня не приметит», — сообразил Пубскарь и стал прыжками, увязая по колени в рыхлом песке, спускаться к берегу...

Внизу полочанин спрятался за огромный валун, вросший в песок, и внимательно огляделся. В десяти шагах перед ним стоял ветхий шалаш, около которого курился костерок. Пубскарь лег на живот и проворно пополз к шалашу.

Рыбак, дряхлый старик, неторопливо загребая веслом, пригнал, наконец, свой челнок к берегу, кряхтя вылез из него и привязал веревку к колышку, вбитому в песок. Он минуту постоял, глядя на реку и потирая поясницу, потом повернулся и, не торопясь, побрел к костру.

— Царь водяной нонче благо дал мне. А русалки много рыбки в сеть нагнали. И в вершах лещей вдосталь. Придут сынки с войны, будет чем угостить, — бормотал старик себе под нос. — От толечко все ли шестеро воротятся... И-эх, горюшко наше. Сижу яз туточки, покой тешу: не летят округ меня стрелки каленые, не звенят мечи булатные. А каково сынам моим... Двое туточки вчерась были, рыбки взяли для княжецкого угощения. В лодиях к Чернигов-граду со князем Святославом поспешают супостата бить. Сказывали, четверо со Свенельдом на печенега пошли... Хорс! — старик обратил подслеповатый взор к солнцу. — Оборони их от смертушки. А ежели... — он не закончил.

Сначала рыбак услыхал громкий предостерегающий возглас с горы:

— Берегись, дед! Сторожись!

И вслед за этим мгновенная, все заполняющая боль в спине сломала его тело. Рыбак повалился в костер и уже не ощущал палящего жара взметенных им малиновых углей.

Пубскарь, держа в руке окровавленный меч, глянул вверх: там, на увале, стояло несколько всадников. Убийца стремглав ринулся к челноку. Клинок легко рассек веревку. Мгновение — и беглец оказался в лодке.

После первых же гребков Пубскарь оглянулся и увидел, как по берегу к нему бегут двое молодых гридей с обнаженными мечами в руках. Третий не удержался на крутой тропе и, взметая песок, кубарем прокатился саженей десять вниз. Но воин тут же вскочил на ноги, рванул из-за плеча лук, и стрела с грохотом ударила в борт челнока. Пубскарь напряг усилия. Когда преследователи подбежали к воде, беглец был уже саженях в пятидесяти от берега.

— У-бег! — воскликнул раздосадованный сотский Мина. — Стреляйте же, братие! А-а, куда там... Все! Не попасть! — и с досады отбросил в сторону тяжелый меч. — Эй, Чекша, — сказал он уже спокойнее. — Глянь, што со стариком.

— А ча глядеть-та, — отозвался гридень. — Готов старик. Насквозь он его просадил, душегубец. Чать, сам видел. Однако ж достать рыбака из огня надобно...

— Коня жалко, — вслух сокрушался Пубскарь, споро работая веслом. — Пешим далеко не уйдешь... Придется на челноке покамест... Эта речка малая, кажись, укроет меня, — решил он, заметив один из многочисленных притоков Днепра. — По ней поплыву.

К полудню лодка углубилась в речушку верст на десять. Беглец правил посредине, боясь заблудиться в многочисленных протоках. Но свернуть все же пришлось: невдалеке послышался дробный перестук копыт. Пубскарь укрылся в прибрежных кустах. Он видел, как через брод, тут оказавшийся, переехал всадник. Когда он выбрался на противоположный берег, конь под ним заискрился от речной воды.

Далее все пошло непонятно: наездник вдруг натянул поводья, покачнулся в седле и мешком свалился в траву.

— Козарин! — определил Пубскарь. — Ранетый, видать? Полочанин ждал долго. Упавший с коня не подавал признаков жизни. Тогда купец решился. Несколькими взмахами весла он достиг противоположного берега. Человек лежал, раскинув руки, на кулак был намотан повод.