Самуэлла Фингарет - Огонь на ветру

Никто не заметил, как разговор о мостах и каналах управитель Тбилиси перевёл на разбой и бродяг.

Ответ держал глава ведомства «Сыска и наказаний».

– В царствование государя Гиорги, отца царицы цариц, существовал непреложный закон: попавшегося на разбое вешали на первом крепком суку. Страх виселицы сдерживал сильнее, чем страх перед каторжными работами. Недостаточно увеличить численность городской стражи. Чтобы горожане спали спокойно, а торговые гости отправлялись в путь без всякой опаски, необходимо вернуться к суровым мерам и, прежде всего остального, задерживать всех подозрительных лиц.

– «Не будьте лицеприятны в отношении князей за их богатства и не пренебрегайте нищими из-за их скудности» – разве не так учит нас мудрость Тамар? Любой изголодавшийся бедняк в оборванном платье может привлечь к себе стражу, в то время как грабитель в шёлковом ахалухе, снятом с убитого, пройдёт незамеченным. Задерживать без улик – это значит обрекать судопроизводство на непрестанные ошибки. Что же касается смерти через повешение, то пусть каждый случай смертного приговора утверждает дарбази.

Так сказал Антоний Глонистанисдзе, и большинство в совете с ним согласилось.

Закарэ покинул дарбази с тяжёлым чувством досады. Кто мог ожидать от нового вазира вазирей, что с первых же дней своего вазирства он пойдёт наперекор ведомствам, за которыми стоял сам амирспасалар. Неуступчивость Антония Глонистанисдзе грозила нарушить задуманный план.

Всё началось в этот же день, утром.

Вставал Закарэ до света. Прежде ванны и прежде глотка ключевой воды, он беседовал с посетителями, чей облик разительно отличался от тех, кто приходил в обычное время.

Утренние гости являлись по одному. Одетые в тёмное, в низко надвинутых шапках, они старались оставаться неприметными. Тенями проскальзывали в небольшое помещение, где не было ни ковров, ни шёлковых тканей и всей обстановкой служило единственное кресло, предназначенное для хозяина. Толстый, в два пальца войлок прикрывал дверь. Окна отсутствовали. Бронзовый светильник, подвешенный на цепях к высокому потолку, едва разгонял мрак.

В похожем на каменный склеп помещении амирспасалар принимал тайных осведомителей. Все нити негласных замыслов и побуждений должны были сходиться в его руках.

Тамар обладала разумом острым и смелым. Самые опасные заговоры были разрушены с помощью её благоразумия и знания человеческих сердец. Но Тамар, хотя и называла себя «воином на троне», оставалась лишь женщиной, а водить за собой войска неженский удел. Всем взял второй супруг солнцеликой Тамар осетинский царевич Давид Сослани. Доблестный воин, рачительный хозяин, помощник царя царей во всех государственных начинаниях. И только в одном Давид проявлял слабость. Не знающий страха витязь становился беспомощнее ребёнка, едва дело касалось политических тонкостей и интриг.

Кто осмелится назвать Закарэ Мхаргрдзели бездарным политиком или усомниться в его полководческом мастерстве? Разве слава о его государственной мудрости не вышла далеко за пределы Грузии и разве не доказал он своё умение предводительствовать полками, вести ближний и дальний бой?

Получив под начало военное ведомство, Закарэ почувствовал себя некоронованным владыкой страны.

Чтобы править негласно, оставаясь в тени, необходимо приводить в движение скрытые рычаги, знать сокровенное, быть обладателем тайн.

Целый штат соглядатаев держал Закарэ в армии, крепостях, при дворах иноземных владык. Двор царицы цариц Тамар не составлял исключение. В дом, похожий на башню, сведения поступали отовсюду, и подчас необычные. Но то, что Закарэ услышал сегодня, озадачило даже его.

Начать с того, что утренний посетитель явился сам от себя, на службе он не находился. Это был тощий мужичонка, одетый в рванину, с неприметными, словно размытыми, чертами лица. Допущенный в «склеп», он встал подальше от света, принял вольную позу, уперев руку в бок, с вызовом проговорил:

– Здравствовать тебе, господарь великий. У меня за пазухой тайна хорошая припасена. Продам по сходной цене. Одно условие – плата вперёд.

– Много ли просишь?

– С десяток личин.

Личинами на воровском языке назывались монеты с двойным изображением царицы Тамар и её отца, царя Гиорги.

Закарэ хохотнул:

– Нашёл дурака. Небось если дрянной горшок покупаешь, так со всех сторон его оглядишь, пальцем пощёлкаешь, на свет проверишь. Мне же хочешь товар без показа всучить.

– Воля господарская. Хочешь – бери, не хочешь – другому продам. Товар хорош, не залежится.

– Хоть на малую уступку пойди. Дай понять, что за товар.

– Государственный.

– Государственная тайна?

– Истину выговорил, батоно чемо.

– Так вон оно что, тайна – государственная, не твоя, а ты, как собственной пшеницей, торгуешь.

Закарэ поднялся с кресла, выпрямился во весь свой немалый рост. Лицо потемнело, усмешки как не бывало.

Мужичонка метнулся к двери, но сильные пальцы схватили его за ворот, отбросили в сторону. Мужичонка полетел на пол.

– Послушай-ка в оба уха, торговец, – проговорил Закарэ. – Я тебя в гости не зазывал, сам явился. А коли явился, так до конца всё выкладывай и не вздумай правду с ложью мешать. Не получится у нас с тобой задушевной беседы, так мой дом сколько вверх, столько же вниз, под землю, уходит. Сгниёшь в подвалах.

Угроза прозвучала не в шутку.

– Человек тут один кружит, – пробормотал мужичонка. – Не простой человек. Начальник личной гвардии князя Гиорги.

– Где встретил, когда?

– Третьего дня за городом на дороге, вчера на торгу.

Закарэ с трудом сдержал готовое вырваться восклицание:

– Почему другие не видели, один ты разглядел?

– Облик он сильно переменил, одет не то как катарлинец, не то словно из Имерети. Бороду отрастил до самых глаз. Я при царских конюшнях ранее состоял, сколько раз его с князем Гиорги видел, потому и признал.

– Так, – протянул Закарэ. – Теперь всё, как есть, выкладывай, со всеми подробностями.

Мужичонка встал, затравленно огляделся.

– Обещай живым выпустить, что ни услышишь.

– Руки марать о тебя не стану. Уйдёшь.

Сбиваясь, мужичонка принялся рассказывать про грабительские проделки, как выследил хорошо одетого азнаура, направлявшегося к ювелиру, как вывел на него шайку.

– Думал, голыми руками возьмём, а он оказался – не подступись. Потом вдруг этот явился. Всех наших побил.

– Как зовут азнаура?

– Не знаю. Конь у него приметный, серебристой масти.

– Куда ваши жертвы девались?

– Откуда мне знать? Сами едва унесли ноги.

– Имени азнаура не знаешь, куда подевались – тоже не знаешь. За что собирался деньги с меня содрать?