Александр Дюма - Три мушкетера. Часть 1

Господин де Тревиль рассказал о ней королеве; королева не знала, где находится молодая супруга галантерейщика, и обещала начать поиски, но это обещание было весьма неопределенное и ничуть не успокаивало д'Артаньяна.

Атос не выходил из своей комнаты; он решил, что шагу не сделает для того, чтобы раздобыть снаряжение.

— Нам остается две недели, — говорил он друзьям. — Что ж, если к концу этих двух недель я ничего не найду или, вернее, если ничто не найдет меня, то я, как добрый католик, не желающий пустить себе пулю в лоб, затею ссору с четырьмя гвардейцами его высокопреосвященства или с восемью англичанами и буду драться до тех пор, пока один из них не убьет меня, что, принимая во внимание их численность, совершенно неизбежно. Тогда люди скажут, что я умер за короля, и, следовательно, я исполню свой долг и без надобности в экипировке.

Портос продолжал ходить по комнате, заложив руки за спину, и, покачивая головой, повторял:

— Я осуществлю свой план.

Арамис, мрачный и небрежно завитый, молчал.

Все эти зловещие признаки ясно говорили о том, что в компании друзей царило полное уныние.

Слуги, со своей стороны, подобно боевым коням Ипполита, разделяли печальную участь своих господ. Мушкетон сушил сухари; Базен, всегда отличавшийся склонный к благочестию, не выходил из церкви; Планше считал мух; а Гримо, которого даже общее уныние не могло заставить нарушить молчание, предписанное ему его господином, вздыхал так, что способен был разжалобить камни.

Трое друзей — ибо, как мы сказали выше, Атос поклялся, что не сделает ни шагу ради экипировки, — итак, трое друзей выходили из дому рано утром и возвращались очень поздно. Они слонялись по улицам и разглядывали каждый булыжник на мостовой, словно искали, не обронил ли кто-нибудь из прохожих свой кошелек. Казалось, они выслеживают кого-то — так внимательно смотрели они на все, что попадалось им на глаза. А встречаясь, они обменивались полными отчаяния взглядами, выражавшими: «Ну? Ты ничего не нашел?»

Однако же Портос, который первый набрел на какой-то план и продолжал настойчиво думать о нем, первый начал приводить его в исполнение. Он был энергичным человеком, наш достойный Портос. д'Артаньян, заметив однажды, что Портос направляется к церкви Сен-Ле, пошел за ним следом, словно движимый каким-то чутьем. Перед тем как войти в святую обитель, Портос закрутил усы и пригладил эспаньолку, что всегда означало у него самые воинственные намерения. д'Артаньян, стараясь не попадаться ему на глаза, вошел вслед за ним, Портос прислонился к колонне. д'Артаньян, все еще не замеченный им, прислонился к той же колонне, но с другой стороны.

Священник как раз читал проповедь, и в церкви было полно народу. Воспользовавшись этим обстоятельством, Портос стал украдкой разглядывать женщин. Благодаря стараниям Мушкетона внешность мушкетера отнюдь не выдавала уныния, царившего в его душе; правда, шляпа его была немного потерта, перо немного полиняло, шитье немного потускнело, кружева сильно расползлись, но в полумраке все эти мелочи скрадывались, и Портос был все тем же красавцем Портосом.

На скамье, находившейся ближе всех от колонны, к которой прислонились д'Артаньян и Портос, д'Артаньян заметил некую перезрелую красотку в черном головном уборе, чуть желтую, чуть костлявую, но державшуюся прямо и высокомерно. Взор Портоса украдкой останавливался на этой даме, потом убегал дальше, в глубь церкви.

Со своей стороны, и дама, то и дело красневшая, бросала быстрые, как молния, взгляды на ветреного Портоса, глаза которого тут же с усиленным рвением начинали блуждать по церкви. Очевидно было, что этот маневр задевал за живое даму в черном уборе; она до крови кусала губы, почесывала кончик носа и отчаянно вертелась на скамейке.

Заметив это, Портос снова закрутил усы, еще раз погладил эспаньолку и начал подавать знаки красивой даме, сидевшей близ клироса, даме, которая, видимо, была не только красива, но и знатна, ибо позади нее стояли негритенок, принесший ее подушку для коленопреклонении, и служанка, державшая мешочек с вышитым гербом, служивший футляром для молитвенника, по которому дама читала молитвы.

Дама в черном уборе проследила направление взглядов Портоса и увидела, что эти взгляды неизменно останавливаются на даме с красной бархатной подушкой, негритенком и служанкой.

Между тем Портос вел искусную игру: он подмигивал, прикладывал пальцы к губам, посылал убийственные улыбки, в самом деле убивавшие отвергнутую красотку.

Наконец, ударив себя в грудь, словно произнося mеа culpa[14] она издала такое громкое «гм!», что все, даже и дама с красной подушкой, обернулись в ее сторону. Портос выдержал характер: он все понял, но притворился глухим.

Дама с красной подушкой действительно была очень хороша собой и произвела сильное впечатление на даму в черном уборе, которая увидела в ней поистине опасную соперницу, на Портоса, который нашел, что она гораздо красивее дамы в черном, и на д'Артаньяна. Последний узнал в ней ту самую особу, виденную им в Менге, Кале и Лувре, которую его преследователь, человек со шрамом, называл «миледи».

Не теряя из виду даму с красной подушкой, д'Артаньян продолжал следить за маневрами Портоса, очень забавлявшими его; он решил, что дама в черном уборе и есть прокурорша с Медвежьей улицы, тем более что церковь Сен-Ле находилась не особенно далеко оттуда.

Сделав дальнейшие выводы, он угадал, кроме того, то, что Портос пытается отомстить прокурорше за свое поражение в Шантильи, когда она проявляла такое упорство в отношении своего кошелька.

Однако д'Артаньян заметил также, что никто, решительно никто не отвечал на любезности Портоса. Все это были лишь химеры и иллюзии, но разве для истинной любви, для подлинной ревности существует иная действительность, кроме иллюзий и химер!

Проповедь окончилась. Прокурорша направилась к чаше со святой водой.

Портос опередил ее и, вместо того чтобы окунуть палец, погрузил в чашу всю руку. Прокурорша улыбнулась, думая, что Портос старается для нее, но ее ждало неожиданное и жестокое разочарование: когда она была от него не более чем в трех шагах, он отвернулся и устремил взгляд на даму с красной подушкой, которая встала с места и теперь приближалась в сопровождении негритенка и горничной.

Когда дама с красной подушкой оказалась рядом с Портосом, он вынул из чаши руку, окропленную святой водой; прекрасная богомолка коснулась своей тонкой ручкой огромной руки Портоса, улыбнулась, перекрестилась и вышла из церкви.

Это было слишком; прокурорша больше не сомневалась, что между этой дамой и Портосом существует любовная связь. Будь она знатной дамой, она лишилась бы чувств, но она была всего только прокурорша и удовольствовалась тем, что сказала мушкетеру, сдерживая ярость: