Б Фортунатов - Остров гориллоидов. Затерянные миры. Т. 7

Собственно, когда меня загребли, то вытащили из сундука всего-навсего несколько газет да брошюрок. В общем — так, ерунда, но в институте и этого не полагается, и после трех дней отсидки докладывают мне очень вежливо, что меня отправляют в Европу, а уж там, значит, разберут. Для меня это было дело неподходящее, потому что, надо вам сказать, у меня остались за океаном кое-какие делишки того же рода, и ехать туда мне не было никакого расчета. Поэтому настроение у меня немножко спало, когда вдруг приводят меня в кабинет начальника тамошней полиции, и рядом с ним, смотрю, в кресле капитан Ленуар, комендант Ниамбы.

Ильину стало ясно, что он начинает сходить сума: в комнату вошел Дюпон…

— Да? — Ильин повернулся на стуле и нагнулся вперед.

— Ленуар взглянул на меня и говорит: «Это и есть ваш коммунист?» — «Да, капитан, кое-какая коммунистическая литература и подозрения в попытке устройства здесь организации. Надеюсь, что в Париже охранка найдет в его прошлом более пикантные вещи». Капитан посмотрел еще раз на меня, словно хотел влезть глазами под кожу, затем ни с того ни с сего расхохотался. Надо вам сказать, что Ленуар самая опасная гадина, какую я когда-либо встречал в жизни, но кроме того, это самый решительный, веселый и беззаботный человек на свете… Как будто меня здесь и не было, он продолжал разговор с начальником охраны:

«Знаете что, — говорит, — вам не кажется, что двери Ниамбы запираются крепче ворот любой тюрьмы в Европе? Если, по вашим словам, Дюпон способный механик, то как раз такого нам сейчас и нужно. Давайте мне вашего молодца. Из Ниамбы он никуда не удерет, а ребятишек моих уж никак не распропагандирует. — При этих словах капитан снова расхохотался. — А если я останусь им недоволен, то… разве не было случаев, когда тонули в болоте люди, пытавшиеся вопреки контракту раньше срока выбраться из Ниамбы?» — Начальник полиции ухмыльнулся, и дело было решено. Меня отправили прямо на катер, и в тот же день вечером я был в Ниамбе…

Дюпон взглянул в глаза Ильину.

— Ну, вот и все. История самая простая. А в остальном особенно жаловаться на судьбу не приходится. Комната отличная, обеды прекрасные и обращение гораздо более вежливое, чем в институте. А главное, попав сюда, я теперь в курсе самой каторжной выдумки, которая когда-либо приходила в голову человеку.

— Это насчет помесей негра с гориллой? — Ильин жадными глазами уставился в лицо собеседника.

— А, вы уже знаете? Дело не в помесях, о всякой такой вашей науке я очень мало беспокоюсь. Дело в том, что они здесь строят ядро войска из таких чудовищ, с которыми вряд ли приятно когда-нибудь столкнуться. Вся эта история — дело рук вашего Идаева. Собственными бы руками пристрелил эту старую собаку!

Ильин с негодованием вскочил со стула.

— Да, да, и нечего обижаться! Вы, как маленькие дети, забавляетесь, выдумываете себе игрушки, играете с огнем и не можете осмыслить, что от брошенной вами спички может заполыхать пожаром и залиться кровью мир.

Ильин не мог не признать правильности приведенного Дюпоном аргумента и сдержал готовый вырваться резкий ответ.

— Дурак выдумал, — продолжал механик, — а умный человек пустил в дело. Ленуар знал, за что брался. Правда, и у него не все винтики в голове, но от этого он еще опаснее. Вы думаете, зачем генерального штаба капитан и красивый парень заперся в этой дыре и вожжается с отродьями, на которых и издалека-то взглянуть противно? Расчет у него правильный. Благодаря Ниамбе он сделает сумасшедшую карьеру. С таким войском в первую же вспышку гражданской войны он взлетит на вершину славы.

Ильин вдруг почувствовал, что у него нет больше терпения слушать общие рассуждения.

— О всякой подобной философии, — прервал он Дюпона, — мы потолкуем после, а теперь рассказывайте толком, что и как делается в Ниамбе? Я приехал по вызову Идаева. В той записке, которую я, помните, тогда получил через негра, Идаев звал меня и он же устроил мой перевод сюда, а когда я приехал, оказалось, что здесь он совершенно невидим — не то действительно болен, как говорит Кроз, не то его почему-то прячут, никак не могу понять.

— Этого и я не знаю, — ответил Дюпон. — Я его не видал и могу только сказать, что он находится за стеной в обезьяньем лагере, потому что здесь его безусловно нет. Вы хотите знать в двух словах, что здесь делается? Очень просто. Изготовляют помеси негров с гориллой. Мамашами служат негритянки. Потому, должно быть, что их легче доставать, чем самок гориллы. И несколько сот негритянок содержатся для этой цели там, за стеной.

Ильин невольно вздрогнул.

— Как они это делают, вам, ученым, лучше знать, а мне о такой мерзости и думать противно. Тьфу, черт, какая гнусность! Вот уж за что придется в будущем расстреливать без всякой пощады… Так вот. Полученным помесям дают боевую подготовку, и обучение идет, видимо, полным ходом.

Ведает всем этим капитан Ленуар. Для мохнатого войска он царь и бог, и дисциплина там такая, что лучшей, пожалуй, не было и в наполеоновской гвардии. Сколько их там, я не знаю, но много, и это такие чудовища, что от одного вида их любое войско обратится в бегство.

— Я их видал, — сказал Ильин.

— Каким образом?

— Влез на дерево и заглянул через стенку.

Дюпон одобрительно рассмеялся:

— Молодец! Это не по-профессорски! Ну, а теперь вот что. Я у вас засиделся, нужно идти и кончать термостат у Ахматова. Надо будет нам с вами еще раз встретиться и уже как следует потолковать.

— Погодите, — Ильин жестом остановил его в дверях. — А что представляет собой Ахматов?

— Скотина!

— До свиданья.

Механик кивнул головой и скрылся за дверью.

В этот день Ильин обедал у Кроза, который зашел в лабораторию и, не слушая никаких возражений, потащил его к себе. Через несколько минут после их прихода появился и капитан Ленуар, и Ильин снова испытал чувство ошеломляющего недоумения.

Когда мы много думаем о человеке, известном нам лишь своими делами, его поступки помимо нас формируют в нашем представлении некий телесный образ. И чем ярче сущность поступков человека материализуется в воображаемых нами чертах лица, фигуры и всего его облика, тем сильнее бывает впоследствии чувство изумления, когда этот человек появляется перед глазами живым, реальным, и оказывается совсем иным.

По тому, что Ильин слышал о Ленуаре, он представлял капитана удалым, бесшабашным, высокого роста, с красным носом и нахально торчащими рыжими усами. Вместо этого к столу, улыбаясь, подошел и чрезвычайно просто представился молодой человек с бритым, красивым и очень юным лицом и с несколько более длинными, чем это полагается военному, каштановыми, слегка вьющимися волосами. Ему можно было дать лет двадцать пять, хотя, как потом Ильин узнал, он был почти на десять лет старше.