Ольга Шалацкая - Хороший человек

Кольца-то я купил, да вместо Рожковой посватался за Машу. Уж так она мне в то время нравилась, что я и сказать вам не сумею. Мне не отказали и я женился на Маше, о чем уведомил отца, прося его родительского благословения, а сам некоторое время приютился у тещи. Ждал, что папенька переложит гнев на милость и позовет меня к себе с молодой женой. Не тут-то было: слышу через полгода, он скоропостижно скончался и в духовном завещании как есть обделил меня. Все имущество отказал братьям, сестрам, дом матери, а мне ничего. У тещи я тоже долго не зажился: пошли у нас дети, дела ее пошатнулись… Выделила она Маше двести целковых и велела перебираться нам на свою квартиру. Не захотели мы с женой оставаться в тех краях, где нас обидели родные, и порешили попытать счастья в Киеве. Здесь надеялись на помощь ее дяди и крестного отца. Приехали, остановились в Лавре, поклонились святым Угодникам и я принялся искать себе места. Надежда наша на богатого дядюшку не осуществилась: он нас и видеть не захотел. Заходили к нему с женой два раза, так он даже не принял нас.

Живем мы здесь полгода. Места я себе мало-мальски подходящего не нашел до сей поры; состояние же семьи все ухудшается, расходы растут.

Открыл было, глядя на людей, мелочную торговлю — и мне не посчастливилось, как я уже вам докладывал. Отыскалось однажды место ухода за богатым барином, психически расстроенным, дело трудное и опасное; жена испугалась и запретила. Пробовал даже ходить в дом трудолюбия на работы. Нужда между тем настоятельно стучится в двери; дети просят есть. Делал еще попытку поступить кондуктором на городскую железную дорогу; мне ответили, что как в царство небесное трудно попасть, так и туда; просился в бакалейный магазин приказчиком — тоже получил отказ. То все еще у меня теплилась кое-какая надежда, бодрость духа, а теперь, верите ли, от постоянных неудач руки опустились: хожу целыми днями, будто ошалевший.

— Гм, вижу и понимаю, с кем имею дело. Человек вы степенный, семьянин, не забубённая головушка и вам не подобает вступать в нечестивую компанию, а надо поискать прямых стезей. Вы желаете получить место кондуктора, — прекрасно. Я порекомендую, к кому вам обратиться, Здесь есть одна весьма доступная личность: некто Зосима

Вениаминович Камышинский. Он может предоставить вам какое угодно место; вы его только убедительнее попросите; человек он добрый, хороший, а у вас от поклона голова не отвалится.

— Что же делать, Василий Петрович, что делать! — повторял Зайцев, глубокомысленно сдвигая брови и впадая в пафос.

— К высокопоставленной особе, управляющей какой-либо канцелярией или округом, нам с вами не идти! Куда нам с суконным рылом, да в калашный ряд. Нас туда не пустят, а господин Камышинский всюду пролезет. Он одному моему знакомому нашел место на сто целковых в месяц, другому на полтораста. Вам необходимо прибегнуть к его покровительству. В настоящее время Камышинский сам занимает видное положение, но часто он остается без места и не у дел. Бедовый старикашка! Поссорится с кем-либо, вспылит или напроказит, — его и уволят. Он не унывает и вскоре подыщет себе что-нибудь подходящее. Деятельный человек! Встает с восходом солнца и целый день на ногах. Все знает, ведает, где что творится. Открывается ли в городе какое-либо предприятие или общество, — он тут из первых, непременно примажется и станет необходимым человеком. Или сам составит какой-либо удивительный проект. Гениальная голова! На все его хватает: одной ногой он стоит на Куреневке, другой на Демиевке, а глазами видит все, что делается на Соломенке.

Слушая подвиги этого чуть ли не сказочного чудо-богатыря, приправляемые для вящего оживления рюмкой очищенной, в сердце Василия Петровича вкрадывалась надежда.

Зайцев назвал улицу и дом, где квартировал Камышинский. Масленников тщательно прописал адрес огрызком карандаша, изъятого из бокового кармана жилетки.

— Идите к нему рано, до семи часов утра. Говорят, чтобы попасть к Камышинскому, нужно всю ночь не спать. С восходом солнца он уже на ногах и бегает по городу, все увидит, все узнает, от его глаз ничего не скроется.

Бутылка опустела; лицо ходатая замаслилось в достаточной степени; глаза подернулись влагой; он как-то сразу раскис, опустился и впал в блаженное невменяемое состояние алкоголика. Рассказ о всемогуществе Камышинского на добродушного, бесхитростного Масленникова произвел достодолжное впечатление.

— Не откладывайте в дальний ящик, завтра идите; он непременно вас устроит. Прекрасный господин, хороший человек, т. е. такой, что лучше и не надо, — говорил Зайцев ослабевшим и слегка заплетающимся языком.

Масленников пришел в свою убогую квартирку, состоявшую всего из одной комнаты с черной варистой печью. Около стенки сидела женщина лет 20. Изредка отливая синевой, ее большие черные глаза с расширившимися зрачками горели лихорадочным блеском, а нежное матовое лицо темной шатенки обрамляли пышные, несколько жесткие, волосы, вьющиеся мелкими завитками на висках. Впалые щеки вспыхивали ярким болезненным румянцем, причем маленькие губы время от времени освещала мягкая улыбка. Видно было, что она сильно волновалась и это вредно отражалось на общем состоянии ее здоровья. Рядом с ней помещалось двое спеленатых младенцев, обернутых в тряпки.

Двое старших детей сидели на полу и играли в камешки.

— Бога ты не боишься, Вася! где ты пропадал столько времени? Знаешь, что я больна, двинуться не могу! Мне еще хуже стало: голова болит и жар усилился. Если бы не сапожница, то не знаю, что бы я делала. Дети шалят, выводят меня из терпения, прямо нет сил, — жаловалась она.

— Прости, Маша. Слонялся-то я не без дела; между людьми ума-разума набираешься. Встретился с хорошим человеком, который преподал мне добрый совет… Завтра думаю использовать его, — отвечал Масленников.

— Что такое? — спросила Маша, поднимая глаза и доверчиво глядя на лицо мужа. Василий Петрович присел рядом с ней и рассказал о том, что сам услышал от Зайцева.

Подошел хозяин их: бледный, чахлый, с каким-то пухлым лицом, точно его раздуло водянкой, взъерошенной головой, босой, в красной рубахе и жилетке поверх ее. Он прислушался к разговору, медленно скрутил папиросу и сказал:

— Точно, и я кое-что слышал о господине Камышинском: устраивает судьбу многих людей. Я ему как-то сапоги шил; ничего — хороший человек, — заключил сапожник и сплюнул в угол, слегка подернутый сыростью и плесенью.

— Я пришел было получить должок, ну да подожду пока, что скажет вам господин Камышинский. Авось он вас устроит. Хороший человек!

Робкими шагами на другое утро подвигался Масленников к дому, где квартировал Камышинский. Было еще очень рано, прохожие на улице встречались ему редко. Во дворе тоже никто ему не попадался; он долгое время блуждал от одной квартиры к другой, выжидая, не пройдет ли дворник, чтобы обратиться к нему за справками. Наконец, он сам как-то случайно отыскал квартиру Камышинского, прочитав на дощечке его фамилию, и остановился у входных дверей на лестницу, поднимавшуюся во второй этаж. Звонить так рано Масленников не счел удобным. От нечего делать, он разглядывал многочисленные постройки во дворе, ютившиеся, как казалось, одна на другой; потом перевел свои взоры на лестницу. Около ступеней и на площадке стояло несколько пустых бутылок с заграничными марками, очевидно, забытых прислугой, и Масленников еще поразился дороговизной выпитого вина.