Константин Кислов - Рассказы Матвея Вьюгина

Знакомство со следопытами началось у меня так. Проходя по двору, я заметил в стороне какие-то постройки — что-то очень светлое, нарядное.

— Что это такое? — спросил я одного из солдат.

— Питомник.

Мне страшно захотелось заглянуть во внутрь этого теремка, окруженного ажурным заборчиком из плетеного камыша.

И вот мы стоим на просторном, хорошо прометенном дворике, оглушенные недовольным собачьим лаем. Перед нами — галерея дверей, над которыми красуются таблички с именами жильцов: Джульбарсов, Казбеков, Ингусов и т. п.

В этот раз мне не пришлось поговорить со следопытами: было поздно и они торопились по своим делам. Но уже потом, встречая на заставах расписанные узорами домики, я непременно заходил туда. Сами следопыты очень простые, неторопливые и сообразительные ребята, от которых, кажется, не укроются самые незначительные мелочи. Все они не любят говорить о себе и даже о своих собаках. И все-таки на одной заставе мне удалось «втянуть» младшего сержанта в беседу и узнать кое-что о следопытстве.

Он — столяр из Горького. Следопытством стал заниматься на границе.

— Вот здесь мы и работаем, — притворяя за мной калитку, сказал он. — Наш полигон. В общем, практикуемся здесь…

Это был какой-то огород с аккуратными, взрыхленными грядами, с полосками зелени и сухой серой травы. В стороне находились различные приспособления, с которыми обычно идут нарушители границы.

Младший сержант водил меня от грядки к грядке, от полоски к полоске и рассказывал, как следопыты различают следы, определяют их давность и происхождение.

— А для чего эти грядки?

— Как для чего? Да это же наш грунт. Вот сколько грядок здесь, столько и грунтов встречается на нашем участке: песок, суглинок, каменистый грунт, ну и вековая целина.

Заметив на одной из грядок кривую полосу, я спросил, что это за след.

— Это змея.

— А может, уж? Или что-нибудь совсем другое?

— Нет, змея. У ужа след прямее, глубже и шире немного, да и редко они здесь встречаются. Это гюрза среднего размера, утром проползала…

Он озабоченно почесал затылок и заровнял на грядке змеиный след.

— Одолевают, проклятые, к собакам лезут. Джульбарса моего летом одна в лапу укусила — до сих пор по-настоящему не поправился… Обычно, когда собака не работает по следу и встречает змею, она отпрыгивает от нее и осторожно обходит, а вот когда ей попался след — все забывает. А знаете, кто в этом виноват? Мы виноваты! — Он вывел из клетки своего Джульбарса, пустил его и, уверенный в том, что собака никуда не уйдет, продолжал разговор:

— Когда мы учим собаку работать по следу, мы подавляем в ней и страх, и ее природный охотничий инстинкт, и много других данных ей природой качеств. Так надо. Мы даже лишаем ее голоса. Наша собака никогда не лает на границе. Скажите, какая собака упустит случай погоняться за лисой или за зайцем? Нет такой собаки! А вот наша, пограничная, если она взяла след — не пойдет за зайцем. Ей будет тяжело упустить этот случай, она может заскулить и даже жалобно поглядит на хозяина, но пойдет все-таки по следу. Так надо. Она тоже ведь служит… — Кошелев потрепал своего любимца, с радостью подбежавшего к нему, погладил черную клыкастую морду и снова повторил: — Так надо…

Проезжая по нашим пограничным дорогам, я всюду видел результаты большого труда, видел преображенную землю и не переставал восхищаться ее красотой.

На той стороне было все так же, как и тридцать лет назад, если не хуже.

На той стороне у границы — маленькое селеньице, с полсотни земляных хижин, покрытых соломой. В селении нет ни деревца, ни куста зелени, ни света, ни воды — глина, саман и тьма. На голом бугре нелепо торчит железная пограничная вышка. Вот и вся индустриализация! При виде нас на глинистый бугор, который валом тянется вдоль границы, высыпала ватага оборванных ребятишек. Они, словно тощие линялые птицы, устало расселись на бугре, подобрав под себя ноги. Затем украдкой подсели к ним взрослые. Это были старики, обросшие седой щетиной, такие же оборванные, как и дети. Все они глядели в нашу сторону с невыразимой тоской.

Во всех подразделениях границы в первые дни я повторял один и тот же вопрос: «Уральские есть?» Мне отвечали: «А тульских не требуется? Горьковские есть, оренбургские, с целинных районов. А свердловских, кажется, нету». Ну, какое это имеет значение? — спрашивал потом я себя.

На заставе несут пограничную службу представители шести национальностей Советского Союза. И командир гордится этим. Есть чем гордиться — его застава из года в год прочно удерживает за собой почетное первенство отличной заставы. Люди не только дружно несут службу, но дружно живут и дружно веселятся.

Перед вечером, когда у солдат, наконец, появилось «личное время», на дворе заставы стихийно возникла художественная самодеятельность. Надо было видеть эту огневую пляску в разных манерах, слышать неиссякаемые забористые частушки и припевки на разных языках — это был концерт народов СССР.

— Кто же руководит у вас самодеятельностью? — спросил я.

— Да у нас на это дело все мастера большие, — отвечали пограничники. — У нас и замполит может, и Галкин — все могут…

И действительно, трудно было разобраться в этом большом веселье и найти, кто исполнитель, кто дирижер — «все могут». В ленинской комнате я видел столько музыкальных инструментов различного назначения, что ими можно «вооружить» целый ансамбль.

Личный состав заставы живет большой жизнью нашей страны. На заставу по индивидуальной подписке солдат идет поток газет на многих языках, из разных областей и даже районов.

…Служба на границе — дело трудное и не всегда безопасное. Уходя в наряд, никто не скажет, вернется он здоровым и невредимым или нет. Самые неожиданные случаи возникают на границе.

На всех заставах и ленинских комнатах можно найти описание подвигов, сухое и экономное, как в приказе, увидеть портреты героев, иногда — их оружие и личные вещи. История каждой заставы — это летопись о подвигах простых и мужественных людей. И все-таки мне пришлось рассказывать о том, что из себя представляла граница в годы моей службы, как охраняли ее мы, рабочие парни с Урала. И я видел, каким, огоньком загорались глаза моих слушателей — солдат границы, которые в храбрости никому не уступят. Тогда и зародилась мысль написать сборник рассказов о пограничниках тридцатых годов. В основу каждого рассказа легла невыдуманная история. Когда пишешь о границе, не надо придумывать. В те дни приходилось вести борьбу с многочисленными нарушителями, с бандитами и контрабандистами, со шпионами, борьбу жестокую и отчаянную, не на жизнь, а на смерть. И думается, что об этом интересно знать не только тем, кто уже служит, но и совсем молодым людям, тем, кто готовится завтра встать часовым у пограничного столба нашей Отчизны.