Константин Кислов - Рассказы Матвея Вьюгина

Неправильно было бы считать, что время пограничной романтики прошло и сам человек закрыл ей дорогу, соорудив хитрые контрольно-следовые полосы, заграждения и т. п. И героев больше не будет. Нет! Я видел этих героев. Они молоды, как и те мои современники, о которых я пишу, простые и скромные. Они знают то, что не знали те: физику, математику, многие в подлиннике читают Шекспира и Гете. Они говорят о мире и садят деревья на окаменелой пограничной земле. Разводят цветы под окнами солдатских казарм. Но в бою — это львы, не знающие страха, готовые повторить бессмертные подвиги своих отцов — Андрея Коробицына, Ивана Латыша и других, чьими именами названы заставы. И когда я писал эту книгу, я думал не только о своих друзьях и соратниках, но и о тех, кто молод, кто сейчас с гордостью носит зеленую фуражку советского пограничника.

Никому не поверю, что первый раз на границу он выезжал без боязни и волнения. Что касается меня, первый выезд в наряд врезался в мою память, как гвоздь в мягкое дерево. Никогда не забуду.

Было нас трое: командир отделения Поляков, пограничник второго года службы Патрушев и я — Матвей Вьюгин, совсем еще не обстрелянный рядовой боец заставы. На границе в тридцатом году обстановочка была хуже некуда: басмачи ходили, контрабандисты туда-сюда шатались, а о шпионах и всяких лазутчиках говорить нечего — на границе не было никаких укреплений, дороги во все стороны открыты. В этом году к тому же на Персидской земле урожай не удался, и от нас тащили туда пшеницу, ячмень, рис. Контрабандистов каждый день задерживали. Бывало, большой кровью кончались эти столкновения.

…Выехали мы с вечера, накурившись, как говорится, до отвала — ночью на границе курить не полагается. Поляков впереди, мы следом за ним! Приехали на указанное место — «Волчьи ворота» называлось. Расположились. С одной стороны скала стеной подымается, с другой — пологие бугры, косогоры, за ними — степь. Растительности почти никакой. Редкий бурьян да верблюжья колючка. Тропинка звериная чуть заметно у скалы вьется, а потом спускается по сухой балочке вниз к реке, к самой границе. На том берегу небольшое селеньице, видать, очень бедное — саман да солома.

На нашей стороне место совсем безлюдное. Может, поэтому мне и кажется, что страшнее «Волчьих ворот» на всем свете нет. За каждым камнем либо шпион с пистолетом, либо контрабандист чудится.

Подбежал чуть ли не к самому моему носу какой-то глупый зверек, фыркнул сердито — я так и обомлел. В сторону отодвинулся и думаю, что делать? Поляков в потемках, а все же заметил и весело шепчет мне:

— Лежи, не тормошись. Это дикобраз. Слышишь, как иголками зашумел? Он их вперед выбрасывает, оборону принимает…

Ночь тихая, теплая и какая-то липкая. Дышать нечем. А тут еще комары и москиты донимают. В речке черепахи надоедливо скрипят. В горах безутешно воют шакалы. Постепенно, когда ко всему пригляделся да прислушался, вроде и боязнь у меня пропадать стала. Осмелел. Только глаза болят. Поляков и Патрушев лежат спокойно, как у себя на огороде, и глаза до одури не пялят: глядят нормально и будто думу какую думают. А дума та, наверно, о родном доме, о милой девушке, а может, еще о чем хорошем.

Интересно и все-таки немножко страшновато. Слух напряжен так, что в ушах звенит. Все слышу: и как травинки между собой тихо переговариваются, и как майский жук сердито возится в пахучей полыни. Кузнечик скрипнул, должно быть, переступил своими голенастыми ногами. Где-то недалеко полевка зашуршала и пискнула, похоже, в пасть змеи угодила…

Вдруг за спиной, откуда-то сверху камешки вниз покатились. Прямо на нас катятся, словно их кто-то покидывает с вершины горы. Припал я ближе к земле и вижу: с горы кто-то спускается. Толкнул в бок старшего, а сказать ничего не могу: в горле пересохло.

— Лежи спокойно, — отвечает Поляков. — Без моей команды не выскакивать.

Прошла еще минута. Терпение начинает сдавать. А сверху по-прежнему мелкие камушки сыплются, да по земле тихий шумок идет. Из-за мохнатой тучки выглянул месяц, осветил все вокруг, со всех сторон поползли тени.

По косогору прямо на нас спускались два ишака с вьюками. Осторожно, будто ощупью, ступали они между камней и шли по тропинке к границе. Я снял с предохранителя затвор винтовки и пошевелился, чтобы как следует изготовиться. Поляков опять сигнал подал: «лежать, ждать указаний». Вот так задача! А ишаки — чак-чак-чак — постукивают коваными копытцами, легонько пофыркивают — комаров, наверно, отпугивают и ни на что не обращают внимания. На спинах у ишаков тяжелые вьюки. А людей нет. Что за чудо? Мне совсем жарко стало от нетерпения. Головной ишак уже в пяти шагах от меня. Я опять Полякова в бок толкнул. Он как не слышит. Ишаки продолжают свой путь, со мной поравнялись, опахнули крепким запахом стойла и пошли дальше. Куда они идут, что везут — все темной ночью покрыто. Может, во вьюках люди сидят, шпионы или диверсанты? Может, ценная контрабанда? Лежу и Полякова про себя поругиваю.

«Зачем отпустили? Зачем?» — стучит у меня в голове.

Ночь идет своим чередом. Над «Волчьими воротами» раза два месяц появлялся и снова прятался в тучах. Тишина на границе такая, что ясно слышится и шелест травы, и живые вздохи земли, и тревожный стук сердца. Но вот мой слух опять уловил шорох камней на косогоре. И хотя еще ничего не было видно, Поляков шевельнулся и ногой дотронулся до меня: «внимание! будь наготове!» Снова полетели камни и столько их — хоть в землю зарывайся: по ногам и рукам бьют, мелкая крошка на голову сыплется. На косогор целый табун скотины высыпал — ишаки толпой к речке двигаются.

Поляков отдает приказание: приготовиться к бою. Подпустили лопоухих нарушителей метров на пять. Поляков как гаркнет:

— Стой!..

В распадке загудело, заухало, затряслось, ровно бы скала рушилась — эхо так и покатилось по границе. В ответ выстрелы недружно захлопали. Ну, и мы беглый огонь открыли, а потом вскочили на ноги, штыком и прикладом начали действовать.

И вот тут, в этой кутерьме, я все позабыл: страх, опасность, действовал не я, новичок, а кто-то совсем другой.

Не прошло и десяти минут, как все было кончено. Контрабандисты побросали оружие. Они совсем растерялись: ведь уверены были, что путь их свободен, а тут ловушка, да еще какая! Сбились в кучу, воздели к небу руки. Похоже, молятся. Их было немного — человек семь, а мне-то показалось, что с хлебным караваном через границу идет не меньше полусотни вооруженных до зубов бандитов.

Поляков три раза подряд выстрелил — тревожных с заставы вызвал. Потом приказал мне охранять контрабандистов, а сам вместе с Патрушевым принялся обыскивать место столкновения, собирать в балку разбежавшихся ишаков.