Луи Буссенар - Приключения в стране львов

Это не входило в планы жандарма.

Видя упорство друга, хотя и не понимая, зачем ему змея и несчастная жертва, он громко скомандовал, как на учении:

— Стро-й-ся! Смир-р-рно!

Негры послушались. Унтер умел влиять и подчинять своей воле чернокожих. Они боялись блеска серых глаз «генерала» и слепо повиновались ему.

Он объяснил сам и через переводчика-сенегальца: нужно трудиться по-военному, а не то!..

Но что он мог сделать? Барбантон забыл, что вышел в отставку, что его генеральство рассеялось как дым, что ему даже опереться не на кого, так как короля, от которого он получил власть, больше не существует. И все-таки приказал — и его послушались:

— Марш!..

Пехотинцы превратились в саперов и двинулись в болото за своим командиром.

Работа снова закипела. Гать настилали и шли по ней вперед. Но вот Фрике увидел примятый, словно после стада гиппопотамов, камыш.

Он первый вступил на это место и вскрикнул от удивления. Шагах в пяти или шести лежали две черные ноги, покрытые роем разноцветных мух. Повыше колен виднелись два красных лоскутка — очевидно, остатки генеральского мундира, в котором щеголял Сунгойя.

Остальная часть тела была проглочена питоном.

Сам он находился тут же. Юноша много путешествовал, много видел, много читал, но никогда не представлял себе ничего подобного. Что за страшилище! Какая голова! Какое туловище! Какие колоссальные размеры! Гадина превратила короля в некое подобие теста, смочила слюной и начала глотать с головы. Операция была окончена на две трети. Оставались только ноги.

В эту минуту пресмыкающееся было набито пищей так, что могло лопнуть, и потому не представляло опасности.

Пищеварение еще не началось — тогда змеи впадают в полное оцепенение. Но уже челюстями она действовать не могла.

Зубы у этих тварей, как известно, отогнуты назад, так что, ухватив крупную добычу, они не могут от нее освободиться иначе, как заглотив, а этот процесс совершается не сразу. Случается, что часть тела крупного животного, еще не проглоченная, уже начинает разлагаться.

Фрике глядел на чудище спокойно, с холодным любопытством. В этом страшном питоне живыми казались одни глаза — круглые, черные, маленькие, подвижные, как у птицы. Длинное тело медленно извивалось, совершая глотательные движения.

Но гадина могла ударить хвостом. Поэтому Фрике решил покончить с ней. Приказав всем отодвинуться, он спокойно прицелился из винтовки Гринера и выстрелил.

Сквозь дым парижанин увидел, как что-то вдруг с усилием выпрямилось, точно мачта, и сейчас же рухнуло в трясину, погрузившись в нее наполовину.

Бултых! Во все стороны полетели липкие, вонючие брызги. Молодой человек разглядел, что пробит насквозь затылок.

Он позвал Барбантона, который сейчас же подошел вместе с чернокожими.

— Взгляните, жандарм, какого я червяка застрелил. Недурен, а?

— Да, весит не меньше десяти центнеров.

— А длина — не меньше двенадцати метров.

— И толщиной с бочку. Что же со всем этим делать?

— Негры привяжут к шее лиану и вытащат, а кожу мы сдерем и подарим господину Андре. Мяса тут около тысячи килограммов. Не желают ли подданные Сунгойи взять его себе вместо слона? Кажется, оно съедобное. Предложите им.

— Хорошо. А как быть с трупом Сунгойи?

— Я сам вытащу его из пасти, потом похороним останки.

— В этом я вам не помощник. Мне противно. Я не выдержу.

— Все зависит от нервов. Для меня это ничего не значит.

Фрике подошел к мертвому питону, выломал тесаком челюсти, раздвинул их с помощью деревяшки и вытащил тело Сунгойи. Черты лица покойного еще можно было узнать.

На шее бедняги висел медальон в кожаном мешочке. Юноша оборвал цепочку и спрятал медальон в карман.

Ему, в сущности, ничего больше и не было нужно.

…Тело своего короля негры без церемоний закопали в ил, а змею лианами вытащили из болота. Парижанину они помогли содрать с нее кожу, мясо разрубили на куски, прокоптили и унесли в поселок, обеспечив себя на несколько дней продовольствием.

Молодой человек собрался домой. Куранкосы очень упрашивали его и «генерал» остаться, но, разумеется, безуспешно.

Отъезжающие выбрали крепкую, просторную пирогу, у строили на ней навес из листьев, перенесли багаж и решили отправиться в путь в тот же день.

Три негра и сенегалец — сухопутный капитан разжалованный в простые гребцы, заняли свои места. Все шестеро быстро поплыли вниз по течению Рокелле.

Через четыре дня они вступили на фритаунский рейд.

Барбантон по известным причинам не желал появляться на яхте, поэтому пироге было велено причалить к верфи, несмотря на то, что всюду еще развевались зловещие желтые флаги.

Вдруг Фрике вздрогнул и тревожно вскрикнул.

— Что с вами, дитя мое? — спросил унтер.

— Посмотрите! — отвечал юноша, указывая рукой на изящный кораблик, стоявший на якоре в двух кабельтовых.

— Вижу: яхта «Голубая Антилопа»… И как же грустно, что мне туда нельзя и я не увижу господина Андре!

— А что на мачте? Видите?

— Боже!.. Проклятый желтый вымпел!.. Болезнь проникла на яхту!

— Не только это. Неужели вы не замечаете траура на реях перетянутого национального флага? На яхте покойник.

Тоска в равной мере овладела обоими. Барбантон передумал высаживаться на пристани. Он указал гребцам на яхту и скомандовал сдавленным голосом:

— К яхте, ребята! Живей!

Через несколько минут уже на борту они стали свидетелями торжественной, но мрачной и тяжелой сцены.

Жертва эпидемии. — Что делала мадам Барбантон, покуда «генеральствовал» ее муж. — Фрике отдает медальон хозяйке. — Жандарм сознается в краже с доброй целью. — Отъезд домой.

Палуба яхты представляла действительно драматическую, потрясающую картину.

В кормовой части в угрюмом безмолвии выстроился в два ряда весь экипаж. Впереди строя, ближе к рулю, стоял узкий длинный ящик, прикрытый национальным флагом. То был гроб.

Возле него стоял капитан.

Фрике и Барбантон обмерли, не видя Бреванна. Невыносимая тревога пронзила их сердца. Но через минуту оба облегченно вздохнули.

Страшный кошмар рассеялся.

О эгоизм дружбы! Они увидели бледное лицо самого Андре, поднимавшегося по лестнице на палубу. Он едва мог ходить, но все-таки счел своим долгом отдать покойнику последний поклон.

Друзья готовы были оплакивать того, кого не пощадила безжалостная смерть, но, слава богу, им был не господин Андре.

— Неужели умерла она, и мы не помирились перед смертью? — пролепетал жандарм.