Евгений Кораблев - У Пяти ручьев

В особенности этому обрадовалась мать Тошки. На случай болезни Тошки или старика в экспедиции имелся теперь настоящий доктор. Кроме того, «немец», как называли здесь чеха – человек осторожный, зря на риск не полезет, прошел военную школу и отличный стрелок. Словом, человек, на которого можно положиться, – с таким не пропадешь. Деда ребята не очень-то слушались, а Ян пользовался у них авторитетом.

Таков был первоначально состав немногочисленной экспедиции. Весной случилось одно происшествие, которое неожиданно пополнило ее. Вышло это благодаря неугомонности ручного ворона Крака.

На дворе у Тошки, как мы уже говорили, был настоящий зверинец: белка, ежи, лисенок, два барсука, кролики. В клетках под крышей сарая свистело и верещало множество птиц. Хлопот с ними – полон рот. Всех вовремя накорми, напои, – не то крик и визг подымут на всю улицу. Беспокойная публика!

Но из всего Тошкиного зверинца никто не пользовался в городе такой широкой известностью, как проживавший на старой лиственнице в огороде ручной ворон, веселый малый и отчаянный сорвиголова.

Вороны в диком состоянии – народ трудолюбивый и серьезный. Почему из Крака вышел искатель приключений – непонятно. Надо полагать, из-за отсутствия родительского надзора в детстве. Дело в том, что Крака нашли ребята в прошлую экспедицию в лесу желторотым птенцом. Его вскормили из рук. Пока он был мал, Гришук жевал для него хлеб и вообще заменял мамашу-ворону. Но, конечно, он не мог научить сироту вороньим обычаям и приличиям. Благодаря этому из желторотого малютки вырос жуликоватый малый.

К воспитателям-ребятам вороненок привязался, как собака или котенок. И, научившись летать, не отставал от них ни на шаг. Он казался большим забавником и озорником и не раз бывал очень полезным в лесу.

Вернувшись из леса в город, он не пожелал расстаться с ребятами и поселился у Тошки на огороде.

Ребята сначала очень опасались за целость его ног и шеи, так как, выросший с детства среди людей, Крак нисколько их не боялся, и заранее можно было предвидеть, что он будет и в городе садиться всем на головы, сдергивать очки, шляпы, вырывать папиросы изо рта, залетать через открытые окна в чужие дома, производя в них настоящие дебоши.

Но, к общему удивлению, крылатый жулик, по возрасту еще совсем юный, в городе стал превосходно отличать своих от чужих. И насколько он был доверчив со своими, настолько хитер и осторожен с незнакомыми, так что ни разу не был еще бит. На базар и в центр города, несмотря на все встречавшиеся там для него соблазны, он никогда не летал один, а только в том случае, если туда ходил кто-нибудь из своих.

Кроме того, ребята не предусмотрели еще одного. Люди, когда смеются, становятся добрее. А Крак своими уморительными манерами смешил до упаду. Его подглядывания одним глазом в различные щелочки, дырочки, отверстия бутылок и пр., когда вся поза удивительно напоминала человека, ехидно подсматривающего в замочную скважину, невольно вызывали улыбку. Шутовскими прискакиваниями, приседаниями, карикатурными ужимками, ловкими мошенническими приемами, он часто заставлял хохотать даже потерпевших. И, в конце концов, этот пернатый мошенник внушил известное уважение к своему уму, способному на самые неожиданные каверзы.

После первых же похождений он быстро прогремел по маленькому городу, в особенности среди мальчишек, прозвавших его «ученой вороной».

Ребята шутили, что если бы он мог надеть очки колесами, придающие всякому вид глубокого мудреца, то, может быть, сделал бы большую карьеру.

Но Крак питал к очкам непобедимую ненависть и, увидав их, если только представлялась возможность, похищал и спускал в печную трубу. Ян лишился уже благодаря ему пары своих лучших очков. Впрочем, при желании, этот сорвиголова умел не только рассмешить, но и вывести кого угодно из терпения. Привлеченный запахом жарившихся мясных пирожков, он забирался, например, к Хорьковым на кухню и моментально стаскивал с плиты, прямо со сковородки горячий пирожок (он очень любил сырое тесто!), затем, как сумасшедший, метался с ним по избе, пока не отворяли окно.

День этого авантюриста обычно проходил в драках и веселых приключениях.

Ежедневно с восходом солнца он начинал скандалить в соседних дворах с собаками. Дрался с ними из-за костей, крал припрятанные куски, больно дергал их и кошек за хвосты, когда они мирно дремали, щипал нежившихся в грязи свиней.

Сидя у себя на лиственнице, он от нечего делать иногда целыми днями терпеливо упражнялся в подражании различным звукам. И достигал изумительного совершенства. Однажды мать Тошки, услышав громкое непрекращающееся кудахтанье, выскочила на крыльцо. Она обегала весь двор, заглянула в стайку, под крылечко, выбилась из сил.

Кур нигде не было, а клохтанье, к ее удивлению, слышалось где-то неподалеку.

– Кудах-тах-тах! Кудах-тах-тах! – надрывалась вблизи невидимая курица.

– Где же это она, угодники? Ума не приложу, – прошептала мать Тошки, даже испугавшись.

В это время взгляд ее случайно упал на ворота. Она так и обомлела.

Вон какая курица.

Крак, сидя на воротах, надрывался кудахтал.

Еще лучше он обманывал собак. Соседи Хорьковых держали маленькую пустолаечку, лаявшую дискантом: «гав-гав-гав!» Рядом жил барбос с звонким заливчатым лаем, и, наконец, неподалеку слышался густой хриплый бас сенбернара. Крак великолепно лаял на все три голоса.

Сначала с лиственницы доносился точно откуда-то издали тоненький слабый лай маленькой собачки: «гав-гав-гав!» Потом заливался злобно барбос, и, наконец, раздавался старческий дрожащий бас сенбернара.

Иногда в тихий вечер, сидя себе на дереве, он начинал так лаять и своим тявканьем поднимал всех собак в околодке. Они бесились, принимались выть. Гремел невообразимый концерт. А виновник кутерьмы ехидно наклонялся вниз, прислушиваясь: дескать, распалились как, а? Как истинный артист, он нуждался в публике и дурачился, если только вблизи находился кто-нибудь. Так иногда он начинал гоняться за петухом, стараясь выдернуть из его хвоста длинное блестящее перо. Петух сначала принимал грозные позы, но Крак уклонялся от честного боя и, жульнически припадая к земле и приседая, подбирался сзади к развевающемуся султану. Этот необычный и загадочный прием приводил петуха в замешательство. Он сконфуженно поджимал хвост, пряча его точно какую-то драгоценность, и вертелся кругом. А Крак, как вор-карманник, неотступно прыгал за понравившейся вещью. И кружились оба, пока жирный петух от усталости не садился на землю, разинув клюз.

Крак отпрыгивал тогда в сторону и, расставив широко ноги, вывертывал голову теменем к земле и ехидно глядел из-под низу то на петуха, то на ребят: дескать, что такое с ним? Посмотрите на этого дурака!