Лев Линьков - Большой горизонт

Вокруг «Хризантемы» громоздятся торосы. Они сжали ее, накренив на левый борт.

Не видно на местах расторопного экипажа, не отдает с мостика команды юркий черноволосый шкипер. Если бы не дымок, поднимающийся из железных труб над носовым кубриком и над кам­бузом, да не занесенная снегом фигура человека с автоматом через плечо у двери в тот же кам­буз — можно было бы подумать, что на «Хризан­теме» давно уже никого нет, что это мертвый ко­рабль.

— У камбуза Алексей Кирьянов, — объяснил капитан 3 ранга, когда я опустил фото­графию.

— Почему же он оказался на «Хризантеме»

один?

— Фактически оказался один, — с всегдашней1 своей точностью поправил Баулин. — Первое время нарушителей в кубрике сторожил и боц­ман Доронин.

— Это та самая операция у мыса Туманов?

— Она самая,— кивнул Баулин. — Ох, и переволновались за трое суток все мы на «Вихре»! Рацию «рыбаки» успели испортить, самолетам мешала непогода, и мы никак не могли узнать, что же происходит на «Хризантеме».

Баулин вдруг довольно усмехнулся:

— Если вы захотите описать эту историю, обя­зательно озаглавьте ее «Последняя улыбка «Хри­зантемы». Больше уж она никогда не будет на­смехаться над нами и водить за нос.

— Она затонула?

— Цела-целехонька.

— Тогда я ничего не понимаю, — осталось при­знаться мне...

В ту зиму свирепые январские циклоны разло­мали лед в Беринговом море, и его донесло к Ку­рильской гряде. С каждым днем льды навалива­лись с севера все гуще и вскоре начали забивать бухточки и узкие проливы между островами. Гро­моздясь друг на друга, они раздроблялись с пу­шечным грохотом, образуя у берегов гряды то­росов.

В сравнении с материковыми морозы были не так уж злы — двенадцать —  четырнадцать граду­сов, но на океанском ветру всех румбов стоили тридцати.

Волны, обрушиваясь на корабль, стыли на сту­деном ветру, покрывая толстым слоем льда фальшборт, палубу, надстройки, орудия. Корабль тяжелел, погружаясь глубже ватерлинии. Ска­лывание льда превращалось чуть ли не в беспрерывный аврал.

Четыре часа вахты тянулись, как вечность, время отдыха пролетало мгновением. В сушилке не успевали просыхать панцири-плащи и буш­латы, кок не успевал кипятить обжигающий чай.

Одним словом, плавать в эту пору было крайне трудно, но плавать было необходимо...

Пересекая разными курсами заданные ему квадраты, «Вихрь» только что сбросил за борт несколько тонн сколотого льда. Наступило оче­редное хмурое утро. Капитан 3 ранга собирался сдать вахту помощнику и спуститься в каюту, чтобы хоть часика два да поспать, когда вперед­смотрящий Левчук доложил о появлении в наших водах «Хризантемы». Впрочем, тотчас же увидел ее и сам Баулин.

Шхуна вынырнула из-за скалистого мыса не­обитаемого островка, ритмично постукивая своим стосорокасильным «Симомото». До нее было меньше кабельтова, метров сто, и Баулину даже показалось, что знакомый черноволосый шки­пер— на этот раз голову его украшал треух из меха лахтака — осклабился во весь рот.

«Смеешься?!» — Баулин вмиг вспомнил все не­приятности, которые пришлось претерпеть из-за этой нахальной шхуны.

Однако тут же он понял и всю серьезность по­ложения: метрах в полутораста левее «Хризан­темы», как гигантский занавес, надвигался ту­ман. Такой туман, наплывающий резко обозна­ченными полосами, явление редкое вообще и осо­бенно в холодное время года, но факт оставался фактом.

«Хризантема» свернула с курса и ринулась на­встречу туману, как напуганный ястреб.

Колоколом громкого боя на «Вихре» была объ­явлена боевая тревога, в машину дана команда: «Полный форсированный!» — на фалах подняли сигнал по международному коду: «Требую оста­новиться!»

Никакого впечатления! «Хризантема» продол­жала нестись к спасительному туману. Не оста­новила ее и зеленая ракета.

Баулин знал, что шхуна хорошо приспособлена для плавания в битых льдах: у нее окованный форштевень, противоледовая обшивка из дуба, стальной руль. Неужели опять удерет? В густом тумане, во льдах поймать ее будет трудно. Еще пара минут — и «Хризантема» войдет в этот ту­ман...

Баулин снова пошел на крайность: дал преду­предительный выстрел из носового орудия.

Шхуна застопорила ход.

«Следовать за нами!» — подняли сигнал на «Вихре». «Следовать своим ходом не могу, сло­малась машина»,— ответил шкипер «Хризан­темы», хотя всего минуту назад «Симомото» сту­чал без перебоев.

Уже в полосе тумана «Вихрь» подошел к шху­не и, высадив на ее борт досмотровую партию, взял «Хризантему» на буксир.

На этот раз юркий черноволосый шкипер не кланялся, не извинялся, он лишь зло сказал, что очутился в советских водах из-за тумана.

— Из-за тумана? Но ведь туман только-толь­ко нагрянул,— возразил Баулин.

Однако шкипер продолжал гнуть свое: он бу­дет протестовать, он не виноват, виноват туман. И опять старое: «Хризантема» не собиралась ло­вить рыбу. Советские пограничники могут убе­диться — в трюмах ни одной рыбешки. Сети су­хие, уложены в ящики в форпике.

Наглость шкипера могла бы вывести из себя даже глухонемого. Баулин, заложив руки за спину, барабанил пальцами о ладонь.

Рыбы действительно в трюме нет; сети действи­тельно сухие и уложены в ящики, но зачем все же понадобилось «Хризантеме» заходить в совет­ские воды? Опять туристская прогулка? Тогда где же путешественники? Ах, шкипер тренирует молодой экипаж? Обучает молодежь плаванию в сложных метеорологических условиях, обращению с локатором, эхолотом и радиопеленгато­ром? Допустим. Но как же можно выходить в учебное плавание с неисправной машиной?..

— Двигатель в полной исправности, — доло­жил Баулину боцман Доронин.— Нет подачи в топливной магистрали.

Двигатель новенький, а хитрость старая, шитая гнилыми нитками: пока «Вихрь» подходил к «Хризантеме», «молодые рыбаки» постарались насовать в трубопроводы всяких затычек.

Механик не видел, как это сделали? Очень по­хвально для опытного аккуратного механика!..

Кожаная заграничная куртка с застежками-молниями на механике новенькая. И все крепыши матросы почему-то в новеньком американском шерстяном белье, будто японцы разучились сами делать отличное белье.

Зачем же на этот раз «Хризантема» пожало­вала в советские территориальные воды?

Ответ на вопрос нашелся не сразу, но оказался как нельзя более убедительным.

Обыскивая один из отсеков носового трюма шхуны, Баулин — он и на сей раз сам возглавил осмотровую группу — обратил внимание на то, что отсек этот как будто бы на метр короче дру­гих. Измерили соседние — точно: короче на семь­десят сантиметров. Глухая поперечная переборка при простукивании загудела, как днище пустой бочки. Что же за ней?..