Александр Бруссуев - Прощание с Днем сурка

Тот, не глядя на меня, угрюмо кивнул.

— Все, Пит, иди с богом. Да смотри у меня!

Но дед не тронулся с места, только дверь приоткрыл.

— Ах, блин! Стюарт, так и запиши в журнале паталагоанатомических изысканий: после огнестрельного ранения в ногу пациент оглох. Ну, пошли, что ли вместе.

Стюарт напутственно помахал нам дулом своего автомата, не вылезая из-за руля.

Уже на подходе к дому Пит стал призывно орать. Как олень, зовущий олениху. Сразу же на пороге появился сухонький старикашечка. По виду — рыбак — рыбаком, но двигался он с некоторой долей самоуважения, будто знал наперед, что будет дальше. Голос Пита тоже изменился в интонации, появились нотки некоторой зависимости: он просил старикашечку о помощи. А тому это доставляло видимое удовольствие. Вероятно, любят в этом стойбище тебя, Пит!

Поговорили они о том, о сем, торговались, наверно. Мне со стороны казалось, что еще чуть-чуть, еще пара слов на повышенных тонах — и они поубивают друг друга. Однако находилось решение, видимо, удовлетворяющее обе стороны. Переговорщики моментально успокаивались, приступали к обсуждению нового дела, постепенно переходя на крик. Складывалось впечатление, что мы сюда не лечиться приехали, а заключать какие-то безумно важные торговые сделки.

— Короче, камарады, мы будем поправлять здоровье, или вы продолжите орать, как два ишака встретившихся на узкой тропе?

Два малайца одновременно повернулись в мою сторону.

— Не понимай, — сказал старик — шаман.

— И я не понимай, — подтвердил старик — богатей.

— Ну так, я сейчас объясню вам крайне доходчиво. Стюарт, вылазь сюда со своим карамультуком. Тут товарищам кое-что объяснить надо!

Стюарт, как раненный командир Щорс, присоединился к нам на пороге хижины. Рука на перевязи, автомат небрежно стволом вниз, лицо страдальческое. Знахарь принялся с интересом его разглядывать.

— Лечи его, — я показал на стюартовскую раненную руку, — потом меня, — на сей раз я попилькал глазами и провел по ним ладонью. — Понял?

Шаман быстро закивал головой, а потом жестом спросил об оплате, кивая на автомат.

— Ишь, басурман, автомат захотел, — удовлетворенный понятливостью старика, сказал Стюарт. — Деньги получишь от однорукого, — он посмотрел на Пита, — одноногого бандита. Только давай уж поскорее, нет сил терпеть больше.

На этом все переговоры завершились, и мы скопом вступили в амбулаторию.

На первый взгляд внутри все было достаточно чисто. По углам стояли полагающиеся скляночки, ботва какая-то сушеная со стены свисала прядями. На маленьком газовом примусе кипела кастрюлька с водой, пахло как в фито — чайной. Вот только полумрак несколько удручал — на окнах висели жалюзи, скупо пропускавшие солнечные лучи.

Старик жестом указал, куда нужно сесть Стюарту, а где расположиться нам.

— Пит, переведи ему, чтоб не думал нас отравить или одурманить, — выразил свою последнюю волю валлиец.

Тот произнес всего два слова, на что знахарь энергично замотал головой, выставляя перед собой розовые ладони, будто показывая, что нет у него яда. Был, но вот весь кончился. Поиздержались!

— Кстати, Пит, а что значит фраза: «манки ёселф»? — чего-то вдруг вспомнился мне местный полиглот, встреченный нами в деревне.

Дед посмотрел на меня, как на сумасшедшего, выдержал хорошую паузу и только потом произнес:

— Это значит: «сам обезьяна».

— Да нет. Ты меня не понял. На вашем местном языке. Примерно ведь есть нечто похожее?

Тот еще больше озадачился, даже за ухом почесал, подумал — подумал, перебирая в уме варианты, потом просветлел:

— Звучит похоже на: «подождите меня, тупоголовые»!

— Ну-ка, ну-ка, скажи еще раз, только на вашем родном.

— Мон ки юселф, — старательно повторил он. Старик — шаман заулыбался.

— Похоже, что не обманывает. Эх, знали бы мы тогда, кем нас назвал тот лингвист, показали бы ему, как нужно обращаться к большим белым братьям! — почти шепотом сказал я. — Точно, Стюарт?

Но моему другу сейчас было не до разговоров. Он выложил свою отекшую синюю руку на небольшую циновку перед знахарем. Тот внимательно смотрел валлийцу в глаза, потом подмигнул и сказал что-то.

— Пит, переведи, что ли, нам без тебя никак, — обратился я к насупленному деду. Но тот никак не отреагировал. — Что ухо завесил, объясняй скорей, что шаман наговорил!

— За отдельную плату, господины, — еле слышно, но твердо ответил он.

— Ладно. Тогда подобьем бабки. Ух, капиталисты! Наша лодка плюс мотор, минус обед, лекарь, перевод. Сколько получится?

— Семь тысяч рингов.

— Да ты с ума сошел. Тысяч десять, никак не меньше.

— Восемь.

— Девять.

— Мне еще ресторан восстанавливать, который из-за вас взорвали.

— Да плюнь ты на него, сам же виноват. Один мотор за пятнадцать тысяч продашь своим друзьям контрабандистам.

— Восемь с половиной. Последнее слово.

— Идет, только деньги вперед.

Пит отвернулся и достал оранжево — желтые купюры. Где их только прятал все это время? Неуклюже прикрывая телом, подал мне. Я сразу запихал их в карман, не пересчитывая. На эти деньги мы по большому счету и не рассчитывали. Ну да ладно, если бензин кончится, теперь есть на что подзаправиться.

— Расслабиться надо, сейчас будет руку трогать.

— Что? — не понял я.

— Так он сказал, — Пит кивнул в сторону лекаря, терпеливо ожидающего нашего согласия.

Стюарт, не участвовавший в наших торгах, только головой махнул: давай!

И старик, не отрывая взгляда от глаз валлийца, начал осторожно пальцами прощупывать больную конечность. Потом легонько потер ее обеими руками, потом собрал пальцы в щепотки и начал слегка мять руку Стюарта в районе локтя. Его кисти при этом совершали некие вращательные движения. Стюарт молчал, наверно, терпел. Во всяком случае, он сидел абсолютно спокойно, без дерганий, смотрел на лекаря неподвижно, изредка моргая. Старик начал оказывать некоторое давление на локтевой сгиб, кожа под его пальцами проминалась. Стюарт молчал. Вдруг из-под кистей лекаря, продолжающих свое круговое движение, появилась кровь. Немного, но капли стекали до циновки. И одновременно мне показалось, что знахарь давит на руку Стюарта изо всех сил. Я понимал, что вмешиваться мне ни в коем случае не стоит, к тому же мой друг так и не проявлял никаких признаков беспокойства.

На лбу у лекаря выступил пот, между тем со стороны могло показаться, что он запихал свои пальцы прямо под кожу к Стюарту, перебирая сухожилия, вены, поглаживая кость. Бред какой-то, ведь в руках у него ни скальпеля, ни лезвия не было. Меня стало мутить, поэтому окончательную стадию операции я уже не видел, отвернувшись.