Брэм Стокер - Леди в саване

О воздушном флоте и балканском кризисе

Доблестный джентльмен полюбил вампирессу.

С одной стороны, Руперт Сент-Леджер подбирал доводы, апеллировал к науке, разуму. С другой, он сделал выбор, подчинившись чувству: «…голос разума умолкает под давлением страсти. Она может быть мертвецом или неумершей — вампиром, одной ногой стоящим в аду, а другой — на земле. Но я люблю ее; и что бы ни случилось, здесь или там, она — моя. С моей возлюбленной мы пройдем наш путь вместе, каков бы ни был итог и куда бы ни вел наш путь». Этот выбор неожиданно переключает жанровый ключ: роман ужасов становится политической утопией с элементами «фантастического сценария будущего»[19] и научной фантастики.

В четырех книгах (VI–IX) англичанин вместе с вампирессой и ее родственниками (аристократией Синегории) возглавляет национально-освободительную борьбу против турок, становится счастливым отцом, коронуется монархом благодарной страны, перед лицом австро-венгерской опасности («Австрия — у наших ворот») и при осторожном невмешательстве России (но с помощью Англии и в присутствии английского короля) инициирует Балку — конфедерацию Балканских стран. Последнее событие (которое завершает роман) датировано 1 июля 1909 г., т. е. близким политическим будущим.

Военная мощь Синегории и Балки базируется на могущественном воздушном флоте, о котором радеет Руперт, англичанин и балканский монарх. Это — вполне в духе Г. Уэллса. Е. И. Замятин в статье об Уэллсе (1922 г.) напористо акцентировал значение темы авиации для творчества английского фантаста и вообще современной литературы: «А Уэллс в романе „Спящий пробуждается“ уже слышал высоко в небе жужжание аэропланов, пассажирских и боевых, уже видел бои аэропланных эскадрилий, рассеянные повсюду аэропланные пристани. Это было в 1899 году. А в 1908 году, когда еще никому не приходило в голову всерьез говорить об европейской войне, — он в безоблачном как будто небе уже разглядел небывалые, чудовищные грозовые тучи. В этом году он написал свою „Войну в воздухе“. <…> Аэроплан — в этом слове, как в фокусе, для меня вся современность, и в этом же слове — весь Уэллс, современнейший из современных писателей».[20]

Стокер придумал Синегорию, поместив ее на Адриатическом побережье Балканского полуострова — по пути «из Триеста в Дураццо». Никакой балканской войны в 1890-х гг. не происходило (кроме быстрой войны Греции и Турции 1897 г., которая, впрочем, велась в Фессалии — на другом конце балканского региона), никакого поражения при Россоро балканские народы не терпели (возможно, «Россоро» — аллюзия на Косово <поле>, роковую для славянства битву 1389 г.). Однако политические события, которые развертываются в фантастическом романе Стокера, имеют реальную историческую основу. Это борьба народов Балканского полуострова за освобождение от Османской империи: ее окончательная фаза пришлась на 1878–1913 гг., причем в игру постоянно вмешивались великие державы, в том числе Россия и Великобритания.

В 1878 г. — после катастрофической для Турции войны с Россией — был заключен Берлинский трактат (значимо упомянутый в романе), который на несколько десятилетий определил ситуацию на Балканах. По этому договору турецкий султан сохранял в Европе Албанию и Македонию. Независимость (по-разному оформленная) была закреплена за Грецией, Сербией, Черногорией, Румынией, Болгарией. Хорватия и Словения входили в Австро-Венгерскую империю, она же оккупировала территорию Боснии и Герцеговины, которая официально еще принадлежала Стамбулу. Берлинский трактат был во многом направлен против России, собственно разгромившей Турцию в войне 1877–1878 гг., а его дипломатическим инициатором выступила Великобритания, озабоченная равновесием сил в мировой политике и опасавшаяся роста российского влияния.

Исходя из прагматических соображений, Россия уступила давлению европейских держав и подписала Берлинский трактат, но общественное мнение было возмущено, а старейшина славянофильства И. С. Аксаков оказался — за публичную критику официальной дипломатии — во владимирской ссылке. В качестве непримиримых врагов России отныне воспринимались Австро-Венгрия, корыстно заинтересованная в вытеснении России с Балкан, и Англия, которая «бескорыстно» руководствовалась общими стратегическими соображениями, а потому вызывала большую неприязнь.

Например, для Ф. М. Достоевского Англия (и ее консервативный премьер-министр, еврей Дизраели-Биконсфилд) — одна из структурообразующих тем «Дневника писателя»: «Другое дело Англия: это нечто посерьезнее, к тому же теперь страшно озабоченное в самых основных своих начинаниях. <…> Что ни толкуй ей, а ведь она ни за что и никогда не поверит тому, чтоб огромная, сильнейшая теперь нация в мире, вынувшая свой могучий меч и развернувшая знамя великой идеи и уже перешедшая через Дунай, может в самом деле пожелать разрешать те задачи, за которые взялась она, себе в явный ущерб и единственно в ее, Англии, пользу. Ибо всякое улучшение судеб славянских племен есть, во всяком случае, явный для Англии ущерб».[21] Симптоматично, что и финальный пассаж, венчающий последний выпуск «Дневника писателя» (1881 г., январь), посвящен отношениям с Англией. Приветствуя военные успехи М. Д. Скобелева в Средней Азии и призывая к новым, Достоевский призывал не бояться негативной реакции давнего противника: «„Англии бояться — никуда не ходить“, — возражаю я переделанною на новый лад пословицей. Да и ничем новым она не взволнуется, ибо все тем же волнуется и теперь. Напротив, теперь-то мы и держим ее в смущении и неведении насчет будущего, и она ждет от нас всего худшего. Когда же поймет настоящий характер всех наших движений в Азии, то, может быть, сбавит многое из своих опасений… Впрочем, я согласен, что не сбавит и что до этого еще ей далеко. Но, повторяю: Англии бояться — никуда не ходить».[22]

Однако «сила вещей», как оно обыкновенно и бывает, заставила отказаться от установки на незыблемость Берлинского трактата. С одной стороны, народы Македонии и Албании начали борьбу за независимость, что усугублялось внешнеполитической активизацией новых балканских государств. С другой, сформировались глобальные военные блоки Германия/Австро-Венгрия и Россия/Франция, и Великобритания неуклонно дрейфовала ко второму. Еще ранее У. Гладстон — оппонент Дизраели и кумир Стокера — призывал поддержать свободолюбивые балканские народы, а в 1904–1907 гг. начинает создаваться та самая Антанта (Россия/Франция/Великобритания), которая в мировой войне будет сражаться против Германии и Австро-Венгрии.