Виталий Мелентьев - Искатель. 1975. Выпуск №3

Начальник штаба поднял голову и вопросительно посмотрел на командующего. Тот как будто ждал этого взгляда и неторопливо кивнул.

— Да. Оформите приказом по армии.

— Приказ приказом, — сказал Добровольский, — но мне хочется знать, что думает разведчик о возможном замысле этой группы противника?

Полковник Петров помедлил с ответом. Ход его мыслей раздваивался. Конечно, прослеживая рассуждения Добровольского, он профессионально, опять-таки мысленно, отвечал на его вопросы и, естественно, шел при этом дальше. И так же привычно он думал и за противника.

— Очевидно, сведения собраны, и группа стремится пробиться за линию фронта. На «виллисе» она может быстро и почти безопасно проскочить до самого переднего края и использовать психологический настрой людей из передовых подразделений: раз легковая машина, значит, начальство. А если группа располагает нужными документами, а она наверняка ими располагает, то она не только приблизится непосредственно к передовой, но и — при соответствующей вводной, а вводная может подкрепиться документами, — даже перейти его. Тем более что далеко не везде есть сплошная линия траншей.

— Резонно, — сказал начштаба, не поднимая головы.

Добровольский уточнил:

— Хуже того, может еще и прихватить пленных. Этакая механизированная группа захвата. Учтите, что на машине ночью риска у них ненамного больше, чем при обычном поиске. Наши поначалу растеряются, подумают, что начальство просто заблудилось, и не будут вести огонь по машине. А немцы не такие дураки, чтобы бить по машине, которая сама едет к ним в гости. Нет, такой вариант, или, как говорите вы, разведчики, такая легенда, вполне возможен.

Член Военного совета опять прошелся по горнице, ступая мягко, почти неслышно, склонив черноволосую голову, словно что-то выискивая на полу. Начальник смерша громко вздохнул и, уже обращаясь к командующему, сказал:

— Что ж… разведчики, видимо, матерые… А раз так, то, во-первых, им, знающим наши обычаи…

— Такие же обычаи и у противника! — уже пренебрежительно махнул рукой Петров. — Чинопочитание, внешнее проявление дисциплины у фрицев покрепче, чем у нас. Так что…

— Кстати, вы это учтите, — откуда-то из-за спины отозвался Добровольский.

— Слушаюсь, — отозвался полковник Петров, хотя еще и не представлял, каким образом его разведчикам в тылу противника пригодится возможный тактический прием, кажется, придуманный неизвестным противником.

Начальник смерша с точностью до мгновения уловил нужную паузу и продолжил:

— …сегодня совершенно ясно, что их вариант не удался и уже не удастся. Они вправе подумать, что кто-нибудь да разгадает их… уловку. Но это значит, что они, во-вторых, готовят запасной вариант перехода линии фронта. Вот этим вариантом и следует заняться. Вину принимаю, за перекрытием переднего края прослежу лично.

— Петров, — приказал командующий, — к вечеру приготовьте легенды для двух, самое большое трех групп. — Он помедлил и спросил: — Кстати, те ребята, что отличились в прошлой вылазке, на месте?

— Так точно, товарищ генерал. Одному из них вашим приказом присвоено звание младшего лейтенанта, а второму — старшины.

— Вот и о них не забудь, если они в форме.

— Проверю, товарищ генерал.

Начальник штаба передал командующему лист бумаги с проектом приказа о запрещении пользования легковыми автомашинами в непосредственной близости от переднего края вплоть до особых указаний и резком повышении бдительности.

Командующий читал так внимательно и отчужденно, что и разведчику, и смершевцу стало понятно: высшее командование армии их не задерживает.

— Разрешите идти? — спросил Петров и вместе с Целиковым вышел из горницы.

Став командиром взвода и присматриваясь к своим людям, Матюхин старался задним числом понять своего товарища по училищу Зюзина. Почему, например, Зюзин добился перевода в разведку снайпера Николая Грудинина? Ведь его очень редко включали в поисковые или разведывательные группы. Грудинин в основном вел наблюдение на переднем крае. Наблюдателей в разведке много. В сущности, каждый должен быть отличным наблюдателем, а других особых качеств за снайпером не отмечалось.

Длиннорукий, сухощавый, с маленькими острыми глазками на костистом нервном лице, Грудинин держался в стороне от разведчиков, может быть, потому, что был много старше большинства из них — ему было под сорок.

На занятиях Грудинин казался явным середнячком: все делал с должной добросовестностью, но без огонька. В свободное время, взяв винтовку с зачехленным снайперским оптическим прицелом — на занятиях он появлялся с автоматом, — Грудинин подходил к командиру взвода и, вытягиваясь, просил разрешения обратиться. Матюхин кивал:

— Разрешите отлучиться на два часа на стрельбище для отработки тренировочных упражнений.

Ни разу Грудинин не изменил порядка слов, ни разу не поднял взгляда на взводного. И отходил он от командира как-то странно — боком, мягко, бесшумно и каждый раз новой дорогой. Матюхин следил за его сутуловатой костистой спиной и замечал, как перед опушкой она распрямлялась, походка становилась легкой, скользящей, и Грудинин словно растворялся, в разнолесье.

В тот день, когда Андрей рассматривал машину майора Лебедева, обычные занятия отменили — люди не спали всю ночь, но Грудинин все равно подошел к лейтенанту и попросил разрешения потренироваться. Думая о своем, Матюхин кивнул и уж спустя некоторое время обернулся, чтобы проводить взглядом снайпера.

Именно в этот момент он и понял Зюзина. Разведчики противника так и не сумели расстрелять майора. А ведь он ехал в открытом «виллисе». Немцы же, как правило, пользуются закрытыми машинами, кузова которых сделаны из добротной немецкой или французской стали. Издалека такую сталь автоматная пуля может и не пробить. А снайпер… Снайпер убьет любого, на выбор, одним выстрелом. Вот на случай особого задания в тылу противника Зюзин и брал Грудинина.

Догадка эта несколько ошеломила Матюхина, и он, чтобы проверить ее, стал выдумывать варианты поисков, в ходе которых снайпер мог бы стать хорошим помощником. Результаты решений поставленных перед самим собой задач с помощью Грудинина получались весьма обнадеживающими.

С этого времени Матюхин уже не думал ни о чем, кроме предстоящего выхода в тыл врага. После обеда, так и не уснув, он отпросился у Маракуши на передний край — не терпелось по-новому обдумать на местности все возможности перехода линии фронта.

Днем, как и обычно, передовая жила скрытно. В ближних кустарниках попискивали пичужки — ставшие на крыло весенние выводки пробовали свои голоса. Изредка глухо, лениво бухали одиночные артиллерийские выстрелы и, шелковисто шурша нагретым за день воздухом, в блеклом небе проплывали невидимые снаряды. Матюхин автоматически, на слух отмечал их калибр, прикидывая, где может стоять батарея и по какой цели она может бить.