Евгений Войскунский - Искатель. 1969. Выпуск №4

Здоровяк, так же как в свое время Шагалов, двинулся вдоль стола, знакомясь с гостями. Со стеснительным лицом он дольше, чем требовалось, извинялся перед каждым за опоздание и переходил к следующему. Шагалов не сводил с него глаз. Казалось, что он уже видел где-то это смущающееся лицо, маленькие пшеничные усики. Вот новый гость протянул руку Фогелю…

В ту же секунду Шагалов увидел, как острый язычок Фогеля словно прилип к губе и все лицо его внезапно изменилось, будто невидимые пальцы, вставленные в игрушечную резиновую маску, сжались: мясистый лоб и жирный подбородок внезапно подались навстречу друг другу, а переносье сузилось и ушло назад.

— Почему так горчит вино? — поднялся над столом Денисов. — Кто мне скажет?

Его соседи по столу оживились.

— Одну минутку! Человеку плохо! Уот! — сказал здоровяк и, перехватив Фогеля другой рукой под локоть, стал выводить из-за стола. Выражение лица у Фогеля и впрямь было страдальческое. Он даже не мог ничего сказать. Кисть его руки застыла в неестественном странном положении, подвернутая могучей ладонью атлета.

«Помощник дежурного с вокзала, — вспомнил, наконец, Шагалов. — Старший лейтенант».

Денисов выскользнул в дверь вслед за ними, а к Шагалову подошла Анна Ивановна. Ее длинные серьги раскачивались в ушах, как маятник. По сияющему лицу Шагалов понял, что это она по просьбе Денисова вызвала милицию. Капитан поднялся навстречу.

Анна Ивановна быстро заговорила:

— Вы только, ради бога, не подумайте о нас ничего плохого. Борис этот приехал в командировку, остановился здесь в восемнадцатой квартире… Ну и зашел с подарком! Ведь не выгонишь! А Анатолий наш сантехником работает… Хороший парень, мухи не обидит! Выпил сегодня лишнего. Ну ведь свадьба?

— Далеко пришлось бегать? — спросил Шагалов. — У вас и так хлопот со свадьбой, а тут еще мы!

— До «Коммуны». У нас в переулке всегда с автоматом что-нибудь… Ничего, будет что вспомнить!

— Спасибо вам большое. А у кого этот Борис остановился, не знаете?

— Вот кем бы еще вам надо заняться! Молодой парень, косая сажень в плечах, до двадцати лет на шее у матери сидит… Сегодня с другом весь вечер где-то лазил, сейчас пьяные лежат… И про Бориса своего забыли!

В комнате показался Денисов. Он был в пальто.

— Хорошо получилось, товарищ капитан! Я, как только эти дары увидел и на вас посмотрел, все понял! — Денисов показал головой на куклу, лежавшую среди других подарков. — Вот она, думаю, «Шагающая Маша»! А под ней не та ли розовая блузка с мережкой, которая была в чемодане потерпевшей, сорок восьмой размер, рукав вшивной, снизу приталена?! Остальное уже мне Аня подсказала, насчет восемнадцатой квартиры… Они еще ничего не успели промотать, только на «подарок» дали, чтобы не с пустыми руками идти.

Денисов радовался как мальчишка.

— Этот, видать, у них за главного был! Сам воровать не ходил!

— Это был Фогель, — сказал Шагалов, когда они, простившись с хозяевами, шли по коридору.

Денисов удивленно посмотрел на него и замолчал. Запоздалое чувство тревоги прошло холодком по сердцу.

У восемнадцатой квартиры Шагалов увидел финскую кепочку старшего оперуполномоченного Блохина. Хриплым голосом он давал указания незнакомому младшему лейтенанту.

В доме уже начинали просыпаться, за дверями слышались негромкие разговоры. Где-то совсем близко, за окном, прогрохотал в темноте первый трамвай, заскрипела под ногами старая деревянная лестница.

— Денисов! — крикнул, перегнувшись через перила, капитан Блохин. — Немного отдохнешь и зайди в отдел, напиши рапорт.

Когда Шагалов с Денисовым вернулись на вокзал, людей там было уже меньше, и сам зал без электрического освещения выглядел другим — полупустым, сумеречным, тихим. Пассажиров, прибывших на вокзал с утра, можно было легко узнать по свежему румянцу, нерастраченной энергии, с которой они устремлялись к только что открывшимся суточным кассам.

Горбунова они нашли у камеры хранения — он разговаривал со старшиной. За ночь, казалось, Ниязов еще больше пожелтел, лицо его выглядело болезненным, худым. Рядом с ним стояла девушка-модельер. Увидев Шагалова и Денисова, она пошла навстречу.

— Большое, большое вам спасибо. Я все знаю! — Девушка постояла с секунду, потом еще несколько раз кивнула, смущенно простилась. — Меня к следователю вызывают…

Она сделала несколько шагов к выходу и сразу же затерялась среди других пассажиров.

… — Темно вокруг и грозно, лица в отдельности вроде бы все обычные, мирные, — не отпуская руки Горбунова, говорил на прощанье старшина, — а посмотришь на них всех вместе, как они на картине изображены, как выходят они все из подворья в ночь, и тревожно тебе за них. Ну, сегодня все кончится благополучно! А завтра?!

— Рембрандт! Мастер мирового класса! Жаль, что подлинник в Амстердаме.

Денисов проводил оперативников к машине.

— Счастливо! Приезжайте, когда время позволит…

Шагалов устало кивнул головой и молча, не улыбнувшись, прищурил один глаз — Денисову была знакома эта его манера прощаться и здороваться.

— Хороший у тебя командир, — сказал Горбунов, — и живопись он отлично знает.

Денисов хотел сказать, что старшина прослужил лет двенадцать в подразделении по охране музеев и выставок, но раздумал.

Он взглянул на часы — смена заканчивалась через несколько минут.

— Как будто все ясно, сэр?

— Думаю, что так, сержант.

Инспектор сыскной полиции Бертон поднес кофейную чашку к лицу.

— Надо бы послать на анализ. Впрочем, сомнений почти нет.

Он внимательно посмотрел на молодого человека, блондина лет тридцати, что лежал скорчившись на диване.

— Еще один изгнанник из страны фашизма, — сочувственно пробормотал Бертон.

— Да, и, видимо, это действовало на его рассудок, — добавил сержант. — Посмотрите на эту промокательную бумагу, сэр. По ней видно, в каком он был состоянии.

Бертон подошел к письменному столу. Помимо обычных чернильных отпечатков и пятен, на бумаге виднелись три знака свастики разных размеров, нарисованные как бы невзначай.

— Интересно, — сказал Бертон. — И две кофейные чашки. Но из второй не пили.

— Может быть, он ждал кого-нибудь, сэр?

— А устав дожидаться, выпил кофе и покончил с собой! — усмехнулся Бертон.

В это время раздался звонок. Сыщики переглянулись.