Мельник Акимович - Гранитный линкор

— Храбрые,— засмеялась девушка.— Они, пожалуй, скорее меня влезут!

Лена и Арбузов стояли на узеньком ненадежном камне, торчавшем над пропастью. Высоко над ними висел последний выступ. А там вершина, там свои! Под ними виднелась узенькая площадка, на которой скоро должны были появиться егеря.

— Ну, Арбузик, еще капельку и все,— вставая матросу на плечи, сказала Лена и поползла к последнему выступу. Вдруг раздался испуганный крик. «Неужели Арбузов? — девушка затаила дыхание.— Нет, не он!» Лена услышала его покашливание. Это сорвался в пропасть один из вражеских спортсменов. «Так тебе и надо, фашистская морда! Не суйся куда тебя не просят!»

Немного левее Лена обнаружила угол торчавшего камня, с радостью ухватилась за него и без труда влезла на последний выступ.

— Держи, Арбузик, веревку! — крикнула она.— Мы у цели!

Егерей на площадке еще не было. Видно, после того как один из них сорвался в пропасть, они начали действовать не так решительно.

Арбузов, подпрыгнув, ухватился за поданный Леной конец. От сильного толчка рухнул под ним камень. Арбузов повис над узенькой площадкой. Упираясь ногами о мелкие выступы скалы, он стал довольно быстро подниматься вверх. И тут произошло то, чего больше всего опасался Арбузов: на нижней площадке появились враги. Очевидно боясь, что русские уйдут, офицер приказал солдатам открыть по матросу огонь. Зажужжали пули. Арбузов быстро перехватывал сильными руками веревку и успешно подбирался к выступу. Вдруг он почувствовал сильную боль — пуля обожгла левое плечо, потом правое бедро... Собрав остатки сил, матрос обмотал веревку вокруг пояса, хотел подняться и не смог. Голова закружилась, все тело сразу ослабло. Он беспомощно повис в воздухе.

— Арбузов! — озабоченно позвала Лена. — Что с тобой?

— Все в порядке,— с трудом выдавил матрос.— Подстрелили немного... Передохну малость.— Он еще раз попытался подтянуться на веревке, но все усилия были напрасны. «Кажется, все. Здесь «дырки» для меня больше нет!» — горестно улыбнулся он.

Видя, что русский тяжело ранен, офицер приказал прекратить огонь. У него опять появилась надежда взять его живым.

— Лена, я тяжело ранен,— вынужден был сознаться Арбузов.— Выбраться к тебе не могу...

Брось веревку. Я уже погибший! Спеши к нашим!

Лена не хотела слушать его. Собрав последние силы, она тянула веревку к себе. Веревка не поддавалась. Груз был не под силу. «Что же делать? Не бросать же в беде человека? Сама погибну, а не уйду!»

— Товарищ Ильичева!— официально крикнул Арбузов.

— Слушаю! — настороженно ответила та.

— Приказываю вам оставить меня,— в голосе его слышалось сдержанное отчаяние,— и срочно  доставить груз к месту назначения! Повторите приказ!

После долгого колебания Лена повторила приказание. Ей было нелегко оставить товарища в беде, но ничего не поделаешь. Приказ начальника — закон. Да и там, на высоте, ее ждут. Поборов горечь, девушка решительно и быстро стала взбираться вверх.

Егеря открыли автоматный огонь. Чтобы отвлечь их от Лены, Арбузов нарочито громко ругался, выпустил по ним последние патроны.

— Слушай, господин матрос! — крикнул по-русски фашистский офицер.— Забудем сейчас о войне! Мы все люди! Тебя твой друг оставил в беде! Нам верь, мы поможем!

Арбузов молчал.

— Сейчас будет сетка из «маскировочных халатов, прыгнешь в нее. Только прежде брось свое оружие!

Матрос обрадовался, он нашел выход.

— Если не согласишься, через две минуты расстреляем! — продолжал офицер.

— Согласен! — крикнул Арбузов.— Вот оно, ловите!—Автомат полетел вниз.— Нате и это! — бросил он нож.— Ничего не жалко!

Матрос был обезоружен. Теперь егеря, не опасаясь, скучились на площадке, торопливо стали готовить сетку. Каждый из них уже видел у себя на груди железный крест. А Арбузову, как никогда, хотелось жить! Под ним шевелились враги, они ждали, надеялись, что Федор Арбузов продаст им свою Родину. Как бы не так! Он с жадностью осмотрелся крутом и крикнул:

— Берите и меня! — нащупал на груди предохранитель противотанковой гранаты, развязал веревку и ринулся вниз, в гущу врагов.— Ловите!

В ущелье раздался взрыв. Лена остановилась, потом стремительно начала спускаться обратно. Густое облако дыма висело над ущельем, и, когда оно рассеялось, Лена увидела веревку с вещевым мешком матроса, а внизу, на широком выступе, в разорванной сетке лежал он — Арбузов. Рядом валялись трупы врагов.

...А на вершине вместе с больными и ранеными осталось в живых несколько десятков человек. Плохо с патронами, в резерве лишь пара гранат да коробка взрывчатки. Ерохин приказал вести только прицельный огонь. «Впустую пущенная пуля — преступление перед Родиной»,— говорил он. И каждый матрос строго выполнял его наказ.

Гибель оборонявших высоту казалась неизбежной. Полковник Шредер настойчиво осуществлял свой коварный план. Его артиллерия ни на минуту не прекращала огня. Над высотой постоянно висело облако едкого дыма и полыхали огромные столбы огня.

Удерживаться на втором кольце обороны матросы больше не могли. Враг неумолимо стягивал вокруг отряда смертельную петлю. Угловцы не ослабили сопротивления. Для того чтобы дольше продержаться, Ерохин приказал занять верхнее, последнее кольцо обороны, где удачная система расположения камней и обрывов служила естественным укреплением. С этой точки лучше всего были видны огневые позиции врага.

Было три часа дня. Стихла пурга. Артиллерийская канонада не унималась. Матросы, заняв удобные для ведения прицельного огня места, ждали штурма.

Выставленные Ерохиным специальные наблюдатели следили за действиями своих на Угрюмом. Там ничего нового не было заметно.

— Ды будто и жизни нет! — тяжело вздохнул Камушко.— А мы все помощи ждем!

— Ничего не видно — это первый класс! Значит, замечательная маскировка! Помощь скоро придет,— горячо убеждал Камушко Амас.— Она сразу к нам нагрянет!

— А где рация, которую обещал генерал? — уныло продолжает Камушко.— Ды к нам не только рацию, мышь зернышко не пронесет. Плохи дела... Есть нечего, стрелять нечем... Скоро, браток, крышка!

— Эх, Камушко, Камушко! Ерохин сказал, что Камушко из труса героем стал, а ты опять? Зачем так не веришь? Ноги у тебя есть?

— Ну, есть.

— Руки есть?

— Ды есть...

— Зубы есть?

— И зубы есть...

— Значит, все есть? — стукнул кулаком о приклад автомата Амас.— Мои ноги на врага бегать будут. Мои руки камнем башка бить будут. Мои зубы самому Шредеру глотка грызть будут.

— Почему только твои?—обиделся Камушко.— Мои кулаки и зубы не хуже. Вот вчерась я одним штыком с тремя сладил! Не трус я!