Фредерик Дар - Искатель. 1993. Выпуск №6

В начале седьмой педели подготовки ему разрешили совершить самостоятельный перелет из Найроби в Элдорет — маленький городок на западе, в горной части страны, расположенный на высоте восьми тысяч футов. И снова ему не повезло. На этот раз из-за попадания воды в топливные баки у самолета заглох мотор, однако пилот не растерялся и, не повредив машину, произвел вынужденную посадку в малонаселенной местности неподалеку от небольшой хижины, сиротливо стоявшей на высокогорном плато.

В Мишине пилот увидел одинокого старика, у которого только и было, что крохотное бататное поле, несколько бурых кур и черная корова.

Старик отнесся к нему по-доброму. Накормил, напоил молоком, отвел место для ночлега. Пилот жил у него два дня и две ночи — пока не прибыл поисковый самолет. После того как была установлена причина аварии и к хижине доставили топливо, пилот смог вылететь в Найроби.

Пока же он гостил в хижине, старик, долгие месяцы ни с кем не общавшийся и страдавший от одиночества, радовался его обществу и возможности поговорить. Говорил старик много, жаловался, что вокруг ни души, что по ночам приходят к хижине львы, рассказывал о слоне-отшельнике, обитавшем за горой к западу от хижины, о дневном зное и мертвой тишине, воцаряющейся с наступлением полночной стужи.

О себе старик заговорил на второй вечер. Он поведал гостю длинную и странную историю. Пилоту казалось, что этим рассказом старик облегчает собственную душу.

Пилоту эта история показалась настолько необычной, что, вернувшись в Найроби, он сразу же записал ее.

Две недели спустя пилот разбился во время учебного полета. Перебирая оставшиеся после него пожитки, мы нашли этот рассказ в чемодане. Родственников у пилота не было, а мы с ним дружили, поэтому я взял его рукопись и в память о нем распорядился ею по собственному усмотрению.

А записал он вот что.

«Старик вышел за порог хижины и на минуту остановился, опершись на палку. Он огляделся, часто моргая от яркого солнечного света, склонил голову набок, поднял глаза и стал ждать, не повторится ли звук, только что послышавшийся ему.

Старик был малорослый и коренастый, ему едва перевалило за семьдесят, но выглядел он значительно старше — на все восемьдесят пять, к тому же от ревматизма здорово распухли суставы. Одна половина заросшего седыми волосами лица была парализована. На голове он носил не снимая грязный тропический шлем.

Стоя неподвижно под яркими солнечными лучами, старик щурил глаза и прислушивался. Звук повторился снова. Старик резко повернул голову и посмотрел на крохотную деревянную лачужку на пастбище в сотне ярдов от него. Отпали все сомнения: это был жалобный собачий визг, высокий и пронзительный. Жуткий вопль самой души.

Старик повернулся и направился через луг к деревянной лачуге. Толкнув дверь, он вошел внутрь и увидел лежавшую на полу маленькую белую собачку. Над ней, широко расставив ноги, стоял Джадсон. Вытянутую красную физиономию этого человека закрывали лохмы черных волос, он был долговязый и худой, сквозь засаленную белую рубаху обильно проступал пот. Сейчас он что-то бормотал себе под нос. Казалось, его нижняя челюсть была для него слишком тяжелой, и. закрывал он ее не до конца, и с подбородка медленно стекала слюна. Джадсон не сводил взгляда с белой собачки у его ног. Одной рукой он теребил свое ухо, в другой держал толстую бамбуковую палку.

Не обращая внимания на Джадсона, старик опустился на колени подле собаки и осторожно потрогал ее распухшими от ревматизма руками. Она не шевелилась, глядя на него полными слез глазами. Джадсон, застыв точно вкопанный, молча наблюдал за стариком и собакой.

Тяжело опираясь обеими руками на палку, старик медленно с усилием поднялся на ноги и окинул взглядом помещение. В дальнем углу валялся грязный измятый тюфяк. На столе, сколоченном из деревянных ящиков, стояли примус и покрытая щербинами синяя эмалированная кастрюля, давно немытый пол был усеян куриными перьями.

Старик наконец увидел то, что искал, — прислоненный к стене возле тюфяка тяжелый железный прут, — и заковылял к нему, глухо постукивая палкой по дощатому полу. Глаза собаки неотступно следили за каждым его движением. Старик переложил палку в левую руку, правой взял железный прут, подволакивая одну ногу, вернулся к собаке, неожиданно замахнулся и с силой ударил животное прутом по голове. Затем отбросил прут и посмотрел на Джадсона. Джадсон продолжал стоять на широко расставленных йогах, пуская слюни по подбородку. Старик заметил, что у него теперь дергались уголки глаз. Он подошел к нему, заговорил очень тихо и медленно, едва сдерживая гнев. Губы у него шевелились только на одной половине лица.

— Ты сломал ей хребет.

По мере того как гнев его перерастал в ярость, старик находил все новые слова и, задрав голову, выплевывал их в лицо долговязому Джадсону, а тот шаг за шагом отступал к стене.

— Ты подлый и трусливый живодер. Это моя собака. Какое ты имеешь право бить мою собаку? Отвечай мне, слюнявый псих. Отвечай!

Ладонью левой руки Джадсон медленно потер рубаху на груди. Теперь у него уже дергалось все лицо. Уставившись в пол, он ответил:

— Она все время лизала свою лапу, и я не мог вынести этого звука. Ты же знаешь, что я терпеть не могу таких звуков, а она все лизала и лизала. Я велел ей прекратить, а она посмотрела на меня, вильнула хвостом и снова принялась лизать. Я не вытерпел и побил ее.

Старик ничего не сказал. Он хотел было ударить Джадсона и даже поднял руку, но тут же опустил ее, плюнул на пол, повернулся, вышел на солнечный свет и направился через луг к низкорослой акации, где жевала свою жвачку черная корова. Она стояла и смотрела, как он ковыляет к ней. Ее челюсть двигалась размеренно, словно в такт медленно работающему метроному. Старик остановился возле коровы и погладил ее по шее. Прислонившись к ней, почесал спину концом своей палки. Он долго чесал ей спину, время от времени тихо шепча ласковые слова.

Ему приятно было стоять в густой тени акации, наслаждаясь пышной после обильных дождей растительностью — в это время года напоенная влагой трава в горных районах Кении такая сочная и зеленая. На севере высилась гора Кения. От ее снежной шапки к небу поднималась легкая белая дымка. Внизу на склонах горы обитали слоны, оттуда по ночам иногда рычали на луну львы.

Шли дни, Джадсон молча продолжал выполнять свою работу на ферме; он собирал кукурузу, выкапывал бататы и доил корову, а старик большую часть времени сидел в своей хижине, прячась от жестокого африканского солнца. Лишь в конце дня, когда становилось прохладней, он выходил наружу и брел к корове, возле которой ежедневно проводил не менее часа. Выйдя однажды из хижины, он увидел рядом с коровой Джадсона. Выставив вперед ногу и медленно теребя ухо, он стоял и как-то странно смотрел на животное.