Мельник Акимович - Гранитный линкор

Справа, в открытом море, сквозь дымку утреннего тумана вырастали эскадры вражеских кораблей.

— Держись, Леня! — матрос туже затянул ремень.— Вот и наши пошли!

Навстречу кораблям врага мчались советские торпедные катера. За ними развернутым строем шли тяжелые корабли. В воздухе закружились свои и чужие самолеты. Они пикировали, загорались, разваливались и падали, оставляя в небе хвосты густого дыма.

Угрюмый стал неузнаваем, он будто дышал огнем крупнокалиберных пушек, треском зениток и мечущих раскаленный металл «катюш». А там, на востоке, за грядой зубчатых гор матрос видел яркое зарево. Оно поднималось, ширилось, светлело— это, прорвав вражескую оборону, шли на помощь североморцам армейские части.

— Победа! Наша победа!—не сдержал радости Ерохин.

Наземный огонь со стороны противника слабел. Артиллерийская канонада с Угрюмого скоро оборвалась. На перешейке установилась тишина. В небо взлетели стаи красных ракет.

За ними, разорвав тишину, покатилось по ущельям могучее «ура!».

Морские пехотинцы Угрюмого пошли на штурм укреплений врага.

Угловцы ликовали, обнимали друг друга, целовались, плясали, плакали и смеялись.

— Эх, нам бы гранат сейчас! — рвался вперед Сибиряк.— В тыл бы им ударить!

— С камушками пойдем! — размахивал руками Амас.— По головам стукнем!

— Братцы, в штыки! — гаркнул Камушко.— Ды прямо в спину врага!

— Не горячись, Камушко! Семеро пойдем в штыки, что ли?! Амас и я на радиостанции нужней,— строго остановила его Лена.— А капитан Углов... сами видите...

Обессилевший Углов, лежа за камнем, продолжал упорно следить за полем боя и сообщать обстановку командующему.

— На правом  и левом флангах успех! Наши прорвали оборону и продвигаются вперед! — докладывал генералу Углов.— В центре... атака пехотного полка захлебнулась. Мешает дот.— Капитан хорошо видел его. Дот находился на краю крутого обрыва и обстреливал узкую лощину, которую должны были пересечь советские воины. Навесной огонь мощных батарей Угрюмого, расположенных за гребнем высоты, не мог заглушить губительный огонь дота, а малокалиберные пушки только отщипывали от амбразуры мелкие куски железобетона. Нужно было бить по доту прямой наводкой тяжелыми бронебойными снарядами.

— Противотанковых гранат бы нам побольше..! Отсюда в момент утихомирили бы! — волновался капитан. Он видел, как в траншею, ведущую в дот, входили егеря.— Что делать?

— Товарищ капитан!—выскакивая из-за камня, сказал Ерохин. — Разрешите мне его успокоить!

— Как же вы это сделаете?

— У нас есть одна противотанковая граната. Есть коробка взрывчатки... Веревка...

Углов посмотрел на матроса, потом на солдат, зарывшихся в снег от огня дота.

— Действуйте, Ерохин! — и добавил: — Вам поможет Сибиряк!

— Спасибо за доверие!

Ерохин снял с себя вещевой мешок, сложил в него взрывчатку, туда же сунул противотанковую гранату. Потом взял вынутую из вещевого мешка бескозырку и просяще посмотрел на капитана.

— Разрешаю!

Ерохин нежно разгладил на ладони черные ленточки с золотой надписью «Северный флот», снял шапку-ушанку.

— Возьми, Амасик, на память!— сказал он, передавая ушанку Амасу.

Поговорив о чем-то с Сибиряком, Ерохин надел бескозырку, лихо сдвинул ее набекрень, выпрямился, постоял секунду и, простившись с товарищами, решительно начал спускаться к доту. Чуть стороной, укрываясь за камнями, пошел за ним Сибиряк.

Из-за горизонта впервые за много месяцев выглянул краешек солнца. Его лучи загорелись в золотых буквах бескозырки Леонида, скользнули по вершинам скалистых гор и рассыпались мириадами огоньков на шершавом безбрежье Баренцева моря.

Североморцы, затаив дыхание, следили за Ерохиным. Вот он спустился вниз, в долину, и, передохнув минуту, по крутому обрыву стал взбираться на шпилеобразную скалу. Будто ослабел огонь. Пробуют подняться солдаты. Но огонь из дота усиливается, и они опять зарываются в снег.

Уже недалеко от цели Ерохин. Видно, как реют на ветру черные ленточки. Сибиряк укрылся за камнем около крытой траншеи, ведущей в дот.

Ерохин уже на верхней площадке. У входа в траншею показались вражеские солдаты. И вдруг, подняв руки, Ерохин пошел им навстречу. Что это? Амас даже протер глаза. Нет, североморцы не поверят этому!

Углов напряженно молчал.

Амас бросил ушанку — подарок Ерохина — себе под ноги и стал топтать ее.

Неожиданно из-за камня ударила автоматная очередь. Несколько гитлеровцев, бежавших к Ерохину, упали замертво. Выглянули еще двое, да моментально скрылись.

Меткий огонь Сибиряка закрывал выход из дота. Однако патроны в автомате на исходе. Без патронов, с небольшим запасом взрывчатки им не заглушить дот. Надо добыть патроны! Возможность есть. Около убитых егерей автоматы с заряженными обоймами. Сибиряк облегченно вздохнул. «Теперь не терять времени!» Ерохин пополз дальше.

Железобетонный дот находился на вершине шилообразной скалы. Его амбразура с двумя спаренными пулеметами как бы нависла над глубоким обрывом: сбоку или снизу подобраться к ней невозможно — мешали отвесные кручи.

«Этот камушками не закроешь!» — насупился Леонид, но скоро в его сознании созрел дерзкий план.

Прячась за камни от огня и своих и врага, Ерохин влез на дот. Удобно расположился между обледеневшими валунами, отдышался, освоился с обстановкой — она не радовала. Глубоко внизу — под амбразурой — белели конусообразные наметы снега, из-под него всюду коварно торчали острые зубцы гранита. Прыгать на них — гибельно. Сердце матроса холодело. Отступать было не в характере Ерохина. Он достал из вещевого мешка веревку. Руки дрожали. Надежно привязал веревку к валуну. Прислушался. Огонь со-стороны своих прекратился. Очевидно, Углов сообщил им о действиях Ерохина и Сибиряка. Скоро замолчала и правофланговая огневая точка врага: на нее обрушились артиллеристы Угрюмого. Положение Ерохина улучшалось. Теперь все с затаенным дыханием следили за его действиями. Если бы они знали, что матрос почти с голыми руками вступает в поединок с железобетонным чудовищем! Ведь даже Семен Сибиряк на этот раз сомневался в успехе.

Ерохин приподнялся, нащупал лежавшие в вещевом мешке взрывчатку, гранату, проверил автомат, с грустью посмотрел на товарищей, оставшихся на вершине Гранитного: «Живите счастливо!» Прощально помахал бескозыркой Сибиряку и — может в последний раз — глубоко вдохнул холодноватый, пахнущий пороховой гарью воздух, сейчас ему, как никогда, хотелось жить.

— Эх, Ленька, Ленька! — с тоской вырвалось из груди,—А может, обожду минуту? Нет, это хуже предательства!