Евгений Войскунский - Искатель. 1975. Выпуск №2

— Где сейчас пузырек?

— В лаборатории. Я попросил сделать дактилоскопическую экспертизу. На пузырьке отпечатки пальцев Средкова, Паликарова и кого-то еще, третьего.

— Паликарова? Ты уверен?

— Заключение совершенно категорично. Как поступим дальше, товарищ подполковник?

— Во-первых, возьми у прокурора санкцию на обыск у Паликарова. Во-вторых, если Атанас Средков еще в управлении, пусть ждет меня. Я сейчас приеду.

Геренский наспех оделся и, даже не позавтракав, поспешил в управление. Однако капитана Смилова он не застал: по словам дежурного, тот минут десять назад сел в первую попавшуюся машину и уехал в неизвестном направлении.

Геренский вздохнул, подумал с грустью, что неплохо бы все-таки перекусить, потом позвонил и приказал привести таможенника. Дожидаясь его, он расхаживал по кабинету и размышлял.

Он думал о том, что самое тяжелое в его работе — груз недоверия. В интересах службы буквально все приходится проверять, выверять, тщательно исследовать. Вот приходит Атанас Средков, приносит баночку с цианистым калием, уверяет, что нашел в гардеробе. Как оценить ситуацию? Для начала предположим, что он говорит истину. Тогда понятно: кто-то, вероятно убийца, подбросил яд, а потом позвонил по телефону, чтобы таможенника накрыли с поличным… А если предположить другое? Допустим, Средков каким-то образом раздобыл пузырек, к которому случайно прикасался Боби Паликаров. Если убийца именно Средков, то для него лучший способ отвести от себя подозрения — донести на самого себя, прикрываясь Паликаровым. Действительно, сложный и хитрый ход. Но разве убийца не показал, что он гроссмейстер в преступной игре?..

Дверь открылась, и милиционер ввел Средкова.

— Пожалуйста, садитесь, — сказал подполковник, когда остался с таможенником наедине. — Куда вы исчезли?

— Ездил к жене и ребенку, — глухо ответил тот, упорно избегая глаз Геренского. — В Вершецу. Там они, на курорте.

— Почему вы уехали в Вершецу, несмотря на мой строжайший запрет не покидать Софию? — спросил Геренский.

На этот раз Средков поднял глаза. То были глаза бесконечно усталого и замученного человека.

— Я… я должен был поехать… Не мог ждать! Я поехал, поехал… чтобы попрощаться… прежде чем меня арестуют.

— Арестуют? А почему думаете, что вас должны арестовать?

— Арестуют и судят, — дополнил тот, вздыхая. — Хотя бы за то, что я отчасти повинен в смерти Даргова.

— Что значит «отчасти повинен»?

— Товарищ подполковник, в ту проклятую пятницу я приехал на дачу не вечером, а днем, — выпалил таможенник и с облегчением вздохнул, как бы свалив с плеч неимоверную ношу.

— Зачем?

— Вы не поверите, но, получив приглашение от Даракчиева, я немедленно поехал к нему на дачу, чтобы сказать: «Отстаньте от меня раз и навсегда, я вам не компания». Я приехал часа в четыре, позвонил, но никто к воротам не вышел. Я заглянул в щелку в заборе. Собака мирно дремала на солнце, а одно окно на даче было раскрыто настежь. Стало быть, хозяева дома, подумал я. Но почему не открывают? Может, звонок испорчен? Подождав некоторое время, я пошел вдоль забора, нашел дырку и вскоре оказался у дверей дома. Двери были заперты. Тогда я подошел к раскрытому окну. Заглянул внутрь. Постучал в стекло. Однако никто не отвечал. Так и пришлось уйти.

— Опять через дыру в заборе?

— Конечно, через дыру. Я вылез, прошелся до пруда, прилег там на берегу и решил: все-таки дождусь Даракчиева.

— И дождались, это я знаю, — устало сказал подполковник. — Однако при чем во всей этой истории Коста Даргов?

— А он видел меня возле окна. И даже сфотографировал…

— Почему сразу не сказали мне обо всем?

— Боялся, товарищ подполковник. Меня и без того вся их компания готова подвести под монастырь. Я для них чужой. — Средков вздохнул. — Только после смерти Даргова я понял: расскажи я вам всю правду, и, возможно, он был бы и теперь еще жив. Потому что…

— Потому что он мог видеть и сфотографировать настоящего убийцу, не так ли? — перебил Геренский. — И поплатился за это жизнью, да? Возможно, вы и правы. Но при одном условии: если этот убийца не вы сами.

— Я не убийца, а несчастный человек, — глухо сказал Средков. — И готов понести заслуженное наказание. За тюремным замком.

— Для начала врежьте новый замок на собственную дверь. И ключ держите не под порогом, а при себе. Чтобы не находить больше цианистых сюрпризов, — сказал Геренский.

Зазвонил телефон. Подполковник снял трубку и услышал взволнованный голос капитана Смилова:

— Товарищ подполковник, я в квартире Паликарова.

— А санкция прокурора?

— Какая там санкция! Паликаров сам позвонил мне и умолял немедленно приехать. Осмотреть следы погрома, учиненного его квартире неизвестными злоумышленниками.

— Пожалуйста, не клади трубку, — сказал Геренский и обратился к таможеннику:

— А теперь вот что. Вы получали в последнее время какие-нибудь письма?

— Письма? От кого? Никаких писем не получал.

— Вы смотрели в почтовый ящик?

— Нет. Мне и в голову не приходило. К тому же я вернулся поздно вечером.

— Посмотрите в ящик, Средков. И если найдете какие-нибудь письма, обратитесь ко мне. Сохраните их, они могут понадобиться. — Подполковник встал. — Можете пока ехать домой. Если вспомните, что вы не только заглядывали в раскрытое окно дачи Даракчиева, но, к примеру, были внутри дома, хотя бы из чистого любопытства, обязательно сообщите мне. Договорились?

— Внутри не был, — растерянно сказал таможенник, глядя то на Геренского, то на появившегося в дверях милиционера.

— Проводите этого гражданина к выходу, — приказал подполковник и снова поднял трубку. — Продолжай, Любак. Что это за история с погромом?

— Здесь действительно кто-то поработал, притом изрядно… Без вас я тут один не разберусь.

— Сейчас приеду, — сказал Геренский.

Прежде чем подняться на третий этаж к Паликарову, подполковник несколько раз обогнул весь дом, внимательно разглядывая лепные карнизы, изысканные колонны, ажурные надстройки. Такие дома строили в начале века, они были украшением так называемого «аристократического» квартала Софии.

Впрочем, Геренский разглядывал не только архитектурные красоты. Не поленился он подвергнуть придирчивому осмотру весь двор, а под конец заглянул даже в мусорную яму. Наконец он дал знак двум сопровождавшим его экспертам и начал подниматься по широкой роскошной лестнице.

Паликаров с порога обрушил на подполковника множество жалоб, но Геренский предупредительно поднял руку: