Юрий Тупицын - Искатель. 1976. Выпуск №5

Закончить передачу, пожалуй, лучше всего вновь космокартами — стрелками показать направление оживленных космических трасс, отметить системы, освоенные людьми. И вот еще одна хорошая мысль: показать в конце передачи палеонтологические находки Двадцать девятой экспедиции, также заснятые на проволоку.

Движения Олега были быстры и точны. Синтезатор негромко гудел. Верхние плафоны освещали кабину ровным привычным светом, иллюминаторы были закрыты стальными жалюзи. Из соседнего отсека в кабину стали проникать ароматы готовящейся пищи: заработала автоматическая кухня, напоминая, что близится обеденный час.

— Ты, Андрюша, пожалуй, прав, — улыбнувшись, проговорил командир и вставил в синтезатор еще один кусок проволоки. — Профессия у нас действительно удивительная.

Вот теперь, кажется, все, ничего не пропущено. Он откинулся на спинку кресла. Синтезатор теперь гудел по-иному, проволока быстро перематывалась. Потом синтезатор смолк, и в кабине наступила полная тишина.

Телепередатчики космокатера не очень мощны, но передача будет направленной; там, на чужом корабле, ее не могут не принять. Передача будет немой, но изображение скажет само за себя…

Некоторое время Олег не двигался. Наконец он выпрямился и повернулся к пульту управления. Экран монитора осветился — там должна была дублироваться передача. Еще через несколько секунд на экране пошли кадры удивительного фильма.

Сначала — громада чужого корабля. Потом — изображение вездехода, идущего по бледному, наэлектризованному песку. Потом космокатер и — крупным планом — его кабина с креслами, пультом управления, большим космоатласом, лежащим на столе. Изображение космоатласа увеличилось, на экране крупно замелькали его листы, и наконец на одном из листов стрелка указала на крошечную точку, на Солнце. Тут же на экране монитора вспыхнул ослепительный кадр Солнца в голубом небе. Потом карта со стрелкой повторилась еще раз. Следующей была карта солнечной системы; третья от Солнца планета — Земля. На мониторе пошли кадры, снятые в больших городах Земли: люди на улицах, громадные здания, разнообразные машины в воздухе и на улицах. В инсценировке романа был даже эпизод со стартом космического корабля — он появился на экране вслед за городскими картинами. Крупным планом было показано лицо героя в скафандре, смотрящего в небо за несколько минут до старта. Потом — ослепительная вспышка, столб пламени, корабль, уходящий в зенит. Эпизод был снят, пожалуй, излишне театрально, но сейчас, может быть, требовалось именно это. Затем на экране появился рисунок-схема: материки Земли с отмеченными местами антропологических находок, позволяющих установить, где именно зародилась на планете разумная жизнь. А вот рисунок-схема эволюции человека, потом — изображения представителей различных эпох; последний в длинном ряду людей, одетых в римские тоги, рыцарские доспехи, камзолы восемнадцатого века, пиджаки двадцатого, человек в скафандре. Дальше — опять космокарты со схемами широко освоенных маршрутов. Пунктиром уходила от солнечной системы трасса Двадцать девятой экспедиции. Промелькнули кадры, снятые на третьей планете системы 71 ЕК, — зеленоватый песок, заложенные в нем глубокие раскопы, на дне которых были найдены кости каких-то неведомых существ, населявших планету в незапамятные времена. Невозможно представить, как они выглядели, — кости перемешаны в ужасающем беспорядке. Были ли эти существа разумны? Люди осваивали все новые и новые системы, и настойчиво искали себе подобных, и не могли найти. И наконец на мониторе пошли последние кадры фильма: вновь космокатер «Надежда», выезжающий из грузового люка вездеход, и снова чужой корабль, вокруг которого вездеход объехал несколько раз… Экран погас.

Не двигаясь, Олег все еще смотрел на него. Передачу теперь надо повторить еще раз, а потом, может быть, еще — до тех пор, пока не придет ответ. Придет ли?

Он протянул руку к тумблеру, но рука остановилась на полпути. Ослепительно вспыхнул приемный экран, экран наружного обзора, и на нем появилась пестрая картина, состоящая из множества разноцветных пятен, перемешанных в немыслимом сочетании.

Командир и второй пилот застыли, до боли в глазах вглядываясь в экран.

Это были они, ответная передача, это, по всей вероятности были позывные, знак внимания, за которым вот сейчас последует изображение.

Но на экране все еще продолжалась немыслимая цветовая круговерть. Пятна стремительно менялись местами друг с другом, увеличивались и уменьшались в размерах, вспыхивали и гасли, сталкивались, чтобы разбиться искрами и разлететься в разные стороны.

Экран погас, и Олег растерянно посмотрел на Андрея. Догадка, невероятная догадка, уже была где-то совсем рядом, но он не хотел, не мог принимать ее. Экран вспыхнул снова, и все начало повторяться сначала.

— Этого мы, конечно, не могли предусмотреть, — мрачно сказал Андрей. — Их способ зрительного восприятия мира в корне отличен от нашего. Они видят совсем не то, что мы, а лишь эти цветные пятна. Может быть, их зрение имеет электромагнитную основу — мир воспринимается не в виде очертаний, а в виде импульсов. А может, дело здесь в чем-то таком, что мы даже не можем представить. Наша передача, наверное, тоже была для них лишь каким-то бестолковым хаосом.

— Но они приняли ее и ответили!

Андрей раздраженно махнул рукой.

— С помощью изображений нам друг друга не понять!

Сзади в кресле вдруг проснулся Димка. Он протер кулаками глаза и сразу же посмотрел на экран, на котором снова вспыхнула цветовая круговерть.

— Что это такое, дядя Олег? Как красиво!..

Там, где только что была зеркально-черная поверхность, возник овальный проем. Превращение произошло молниеносно, глаз не успел за ним уследить. За проемом зияла сплошная чернильная мгла; она была словно бы отделена от наружного пульсирующего света Электры невидимой, но вполне определенной границей. Потом в черной глубине проема стало что то происходить — пока еще неясно, что именно, — действие не было видно глазу, оно скорее чувствовалось, угадывалось.

Быстро взглянув на командира, Андрей понял его без слов. Он надавил педаль, и вездеход, окутавшись ворохом голубых искр, медленно, очень медленно пополз к чужому кораблю.

Теперь уже было видно, что густой, плотный мрак понемногу рассеивается. В нем появился сначала серый оттенок, который постепенно становился голубым. Стиралась невидимая граница — в глубь проема начинал проникать призрачный свет Электры. Все эти перемены, впрочем, происходили крайне медленно и словно бы нехотя.