Исуна Хасэкура - Волчица и пряности. Том 16. Солнечная монета. Книга 2 из 2.

– …Конечно, до этого момента могут пройти десятилетия, но сейчас об этом нет смысла думать, разве не так?

При этих словах Хоро глубоко вздохнула.

Она выглядела так, будто хотела закричать; а еще – как будто сдерживала слова, которые слишком пугали. Лоуренс понял, что, видимо, верно было и то, и другое, когда слезы потекли у нее из глаз.

– Есть… смысл…

– …А?

Лоуренс, выведенный из равновесия унынием Хоро, которое довело ее до слез, не мог заставить голову работать.

Но даже если он позже поймет, что Хоро имела в виду, едва ли от этого изменится то, что он должен сделать.

Потому что так устроен мир. И это вечная истина, лежащая между Лоуренсом и Хоро.

– Есть смысл… Я ведь живу очень долго. Ты не будешь рядом со мной всегда. Почему, почему я одна должна буду смотреть, как леса вырубают из-за моего решения? Почему я должна буду смотреть, как горы раздевают донага? Ну же… почему ты говоришь, что я должна решать? Ты хочешь, чтобы это была моя вина? Потому что сам ты скоро умрешь, и что будет после этого, для тебя неважно? Ты, ты…

Сжав кулаки, Хоро молотила Лоуренса по рукам.

Он принял на себя несколько ударов. Ясно было, что она полностью не вкладывалась; если бы он хотел, смог бы остановить ее в любой момент.

Но состояние Хоро сейчас было для него куда более болезненным ударом, чем удары ее самой.

Кулачки Хоро дрожали, и слезы заливали ее лицо, выдавая полное бессилие перед судьбой, которую она не в силах была изменить.

Она снова и снова колотила Лоуренса – теперь уже по груди – точно предвосхищая момент, когда он закроет глаза и уже никогда не откроет.

– Я могу выносить это, потому что ты рядом… Но я… я…

Она шмыгала носом, обратив свое залитое слезами лицо на Лоуренса.

– Я не настолько сильна.

И, словно руки, которыми она молотила Лоуренса, в конце концов потеряли всю силу, она ухватила его за рукава. Плача, она цеплялась за них, точно моля не покидать ее.

Когда Хоро рисовала лавку мечты Лоуренса, она спросила: «А для меня место в твоей лавке есть?» В том вопросе не было ни капли шутки.

Хоро действительно жаждала найти для себя место; ради этого она готова была закрыть глаза на многие неприятные вещи.

Однако если она решится отдать запретную книгу, ей придется нести бремя ответственности за развитие рудников на века вперед. Лоуренс не сомневался, что Хоро думает именно так и даже не задается вопросом, верно ли это.

И Лоуренса к тому времени уже не будет. При везении он проживет еще лет пятьдесят.

Если он сляжет с тяжелой хворью, то, вполне возможно, не протянет и недели.

Человеческая жизнь коротка. Один поэт сказал: «Коль что-то потерять страшишься сердцем, влюбленность не безумием ли будет?»

Хоро, должно быть, смирилась с этим с самого начала. Несомненно, она уже многократно испытывала нечто подобное. Честно говоря, при виде такой растерянной Хоро Лоуренс подумал, что ему стоит гордиться, что он достиг в этой жизни того, чего достиг.

Его взгляд упал на руку Хоро, потом медленно поднялся вновь на ее лицо. Хоро продолжала смотреть на Лоуренса, всхлипывая и шмыгая носом, отбросив всякую гордость самопровозглашенной Мудрой волчицы.

Лоуренс взял ее за руку.

Хоро по-прежнему плакала.

Мудрая волчица уже знала, что Лоуренс сейчас скажет.

– Тогда ты можешь не решать, – произнес он, заключая хрупкое тельце Хоро в объятия. – Ты ведь с самого начала знала, что нам придется отдать Хильде книгу, правда?

Лоуренс чувствовал примерно то же, что и Хоро.

Все «за» и «против» были ясны, условия тоже.

И тем не менее Лоуренс попытался как-нибудь одержать верх над Хоро. Он не умел сдаваться – обычное дело для торговца.

И Хоро не могла не предвидеть, что он скажет в конце концов.

Она хотела этого.

Должно быть, ей самой сейчас было стыдно, что она вот так всхлипывает, в силах лишь дожидаться слов, которые ей нужны.

Однако если самое дорогое для Лоуренса существо ждет, когда он сам скажет эти слова, он с гордостью даст их ей.

– Я поступлю так, как выгодно мне, и отдам запретную книгу Хильде. Ты возражала. Ты возражала мне по многим причинам. Но я возьму на себя ответственность. Пока не знаю, как именно, но я ее возьму. Обязательно возьму. Ты слышишь ложь в моих словах?

Хоро слабо покачала головой.

«Прости, прости», – молча извинялась она.

– Значит, решено. Я отдам книгу Хильде. А теперь подними голову и посмотри на меня.

Лоуренс сжал тонкие плечи Хоро и отвел ее от себя чуть подальше – резковато, почти грубо.

Хоро все еще плакала.

Глядя на нее, и не подумаешь, что она Мудрая волчица. Да она и не была.

Имя «Мудрая волчица» принадлежало бестелесной форме Хоро, которой поклонялись жители Йойтсу.

– Мы уже многое сумели преодолеть. Сумеем и на этот раз.

Даже подобные рассуждения были необходимы Хоро, чтобы терпеть кусающее ее за пятки одиночество.

– Поэтому не плачь больше.

Лоуренс провел пальцем по лицу Хоро, стирая слезы.

Там, где прошелся палец, снова показались слезы. Он стер и их.

– Если будешь плакать слишком много, у меня опять появятся странноватые мысли.

Он легонько похлопал ее по щеке и улыбнулся. Хоро засмеялась – точно закашлялась над плохой шуткой – и потом еще немного поплакала.

Однако Лоуренс сказал все, что хотел сказать.

Хоро вытерла лицо – сначала рукой, потом несколькими грубыми движениями рукава. Лоуренсу тут делать было уже нечего. В конце концов он просто протянул руку.

– Пойдем на постоялый двор.

Хоро взяла его за руку и решительно кивнула.

***

На следующий день Лоуренс проснулся раньше Хоро.

Даже сейчас лицо Хоро выглядело так, будто она заснула от плача. Дышала она тяжело. Обычно она спала, свернувшись калачиком, по-звериному, и то, что сейчас ее лицо высовывалось из-под одеяла, тоже показывало, что ситуация ненормальная.

Лоуренс с прошлой ночи был при ней постоянно.

С точки зрения Хоро, Лоуренсу суждено умереть очень скоро. Пусть даже накануне она была ошеломлена нахлынувшими чувствами – все равно то, что эти слова вырвались из ее собственного рта, напугало ее.

Не Лоуренсу суждено будет ее проводить.

При этой мысли он вспомнил, как провожали Коула в Ренозе.

Хоро глядела ему вслед с очень усталым видом. Она отчаянно пыталась улыбаться, но то, что всякий, кого она провожала, больше не возвращался, изматывало ее, лишало сил.

Хорошо было бы, если бы хоть один из них вернулся.

Она, похоже, была слишком утомлена даже для того, чтобы мечтать о столь абсурдном, невозможном исходе.