Евгений Кривенко - Там, где была тишина

— И я! И я! — раздаются восклицания, и возле высокого паренька сбивается тесная группа.

Рабочие как бы разделились на две группы. Возле Куркина стоят его приверженцы. Они, видно, не изменили своего решения.

Макаров хочет что-то сказать, но в это время дверь в контору широко открывается. Рабочие расступаются, давая возможность вновь прибывшему пройти вперед.

Проталкиваясь, к Макарову приближается здоровый детина с лихими запорожскими усами в широких, заправленных в брезентовые сапоги брюках.

— Кладовщик его величества — Борисенко, — представляется он, внимательно всматриваясь в Макарова. — Вас вызывает прораб.

— Может быть, просит? — вежливо осведомляется Наталья, подметая окурки.

Борисенко изумленно поднимает брови.

— Та я ж так и хотел сказать, просит! Именно просит!

Макаров подходит к высокому пареньку, стоящему у стенки.

— Будете бригадиром, — вполголоса бросает он. — И я хочу попросить вас…

— Солдатенков, — услужливо подсказывает Маруся. И тихонько добавляет: — Сережа.

— Пойдемте со мной, — заканчивает Макаров. — И ты, Николай. — Они выходят все вместе и направляются к соседнему домику. У входа все останавливаются. Макаров и Борисенко входят в дом.

Наталья остается одна с бригадой Куркина.

— Перестань дымить, — неожиданно орет Куркин на какого-то хлопца, не выпускающего изо рта цигарки. — Точно труба дымачит.

Парнишка, покраснев, пятится к дверям.

— А может, в самом деле остаться, — всей пятерней почесывает затылок Куркин. — Опять дорога, пересадки. Как ты думаешь, девушка?

— Макаров сказал, получите расчет, — не разгибаясь, отвечает Наталья. — Идите лучше складывать вещи.

…Федоров оказался невысоким старичком с морщинистым розовым лицом, поросшим седой щетиной. Борисенко сразу принялся вскрывать ножом консервную банку.

Макаров успел заметить стоящую возле мазанки грузовую машину и поискал глазами шофера, но его в комнате не оказалось.

Десятники уже густо храпели, за исключением Родионова, сидевшего у стола с крайне независимым видом.

Федоров свернул цигарку, закурил, а потом хитро прищурился на Макарова.

— А я ведь об этом знал. Сколько уже просился с этой дурацкой дороги, вот и дождался.

— Вы получили деньги? — без обиняков спросил Макаров.

Федоров изумленно глянул на Макарова.

— Дороги вси однакови, — заговорил Борисенко, выкладывая на тарелку бычки. — Насыпи, выемки, пылюка и выговоры от начальства!

— Вси да не вси, — тихонько засмеялся Федоров. — Вот пусть молодой человек попрактикуется. — Он посмотрел на Макарова поблекшими, пьяненькими глазами и спросил: — Вы какое училище окончили, четырехгодичное?

Язык у него заплетался, и он выговорил «четиичное».

Макаров кивнул головой.

— Тахеометрическую съемку делать умеете? — Не дождавшись ответа, сразу же задал другой вопрос: — А чем закрывается станция?

— Товарищ Федоров, — спокойно отозвался Макаров. — Давайте лучше поговорим о деле. Мне нужны деньги. Сколько вы сегодня получили в банке?

Старик только махнул рукой..

— О деньгах потом. Нужно же выпить за новое знакомство.

— С дороги по маленькой, — тотчас же отозвался Борисенко. — Как же без этого?

— Надо бы делами заняться, — нерешительно предложил Макаров.

— А у нас никаких дел нет, — весь морщась, засмеялся Федоров и посмотрел на Родионова.

Тот одобрительно улыбнулся.

— Дорожное полотно, вот и все дела.

— Кстати, дорожное полотно в плохом состоянии. В безобразном. Грунт в насыпях не трамбовался и дает большую осадку, резервы заложены неправильно.

Федоров вскипел.

— Молоды вы еще, чтобы учить меня. Молоко не обсохло, хотя и партейный.

В это время открылась дверь, и в комнату вошел человек в промасленной спецовке, очевидно шофер.

— Там какой-то народ собрался, — заговорил он с порога, но, увидев Макарова, замолчал.

Федоров не обратил внимания на его слова.

— Достал, Петро?

— Достал, — ответил шофер и, поглядывая на Макарова, поставил на стол бутылку водки. — Хинная. Ужасная дрянь.

— Хоть смердит, но выпить треба, — откликнулся Борисенко и ловким ударом распечатал бутылку.

Федоров посмотрел на Макарова и, увидев, что тот выпил свой стаканчик, медленно осушил свой.

— Я тебе скажу по секрету, — заговорщически наклонился он к уху Макарова. — Ничего из этого дела не выйдет…

— Из какого дела?

— Да, из дороги этой проклятой. Поканителишься, поканителишься и бросишь.

Федоров снова налил себе водки.

— Темные дела, — хрипел он на ухо Макарову, дыша винным перегаром. — Вот это уже у меня пятая дорога. Понятно? Поковыряемся немного, а потом нас долой, а дорогу на консервацию. Понял? — Он взял в руки пустую банку. — Вот вроде как бычков этих. А денежки все — тю-тю…

— Ладно, — отмахнулся Макаров. — А где же все-таки деньги?

Старик скрутил из своих прокуренных бурых пальцев фигу и сунул ее под самый нос испуганно отпрянувшего Макарова.

— Вот они, денежки. Сам будешь доставать. Этот банк мне всю плешь проел. Подай одну форму, подай другую…

неожиданно запел Борисенко, смешно шевеля усами и пытаясь обнять Макарова за плечи.

— Нет, постойте, — отвел тот руку. — С деньгами не шутят…

— Вот именно, батеньки, не шутят. Деньгами этими распоряжаюсь я. А мне нужно людей рассчитать.

— Каких людей? — не понял Макаров.

— Очень просто. Себя и вот… товарищей.

Он повел рукой вокруг себя, и только тогда Макаров заметил стоящие на полу упакованные чемоданы и сундучки. Он понял, о чем идет речь. Вскочил, тяжело дыша, и подошел вплотную к вдруг оробевшему Федорову.

— Слушайте, вы, — с бешенством заговорил он. — Выкладывайте сейчас же все на стол. А в получении своей зарплаты распишетесь в ведомости. Кроме вас, никто отсюда не уедет, понятно? Николай! — крикнул он, обернувшись к двери. — Солдатенков!

Двери раскрылись. На пороге выросли фигуры ожидавших Макарова людей.

— Бандит! — злобно прошипел Федоров. — Получай деньги.

Дрожащими руками он выбрасывал из портфеля туго перевязанные пачки.

— На, подавись! — кричал он осипшим голосом. — Куда они там смотрят? Психа какого-то прислали…

Над кишлаком опустилась ночь. В небе медленно плывет молодая луна. В ее лучах переливаются мутные волны Аму-Дарьи, разбегаясь серебристыми прядями. Лунный свет падает на полуразрушенные глиняные дувалы, отбрасывая от них причудливые тени, похожие на притаившихся людей. Ни в одном окошке не видно света.