Федор Белохвостов - Поиски"Озокерита"

Тьму ночи рассекли сверкающие полосы трассирующих пуль. Спереди и сзади самолета беспорядочно вспыхивали разрывы снарядов. Десятки прожекторов взметнули свои щупальца в темноту, скрещивались, шарили по небу. Самолет шел над передовой, но немцы никак не могли нащупать его и стреляли наугад. Опытный летчик-разведчик уверенно вел машину.

За всю дорогу спутники обменялись только двумя фразами.

— Как себя чувствуете, Танюша? — спросил Андрей.

— Хорошо.

Успокоенный ответом, Андрей задремал. Он не знал, как сильно встревожилась девушка во время обстрела самолета — не за себя, а за то дело, которое ей поручили. Но Таня промолчала о своих опасениях — стоит ли говорить об этом, ведь и Андрей спросил так, между прочим. И сам он не без тревоги всматривался в темноту, когда попали в зону огня. А опасность миновала, и пришло успокоение.

Долго летели молча. Наконец послышалась команда летчика:

— Приготовиться!

Первой должна была прыгать Таня. Андрею предстояло спуститься в другом районе, а встретятся они только в городе.

— Ну, желаю вам удачи. — Андрей пожал маленькую руку девушки.

— Я тоже желаю вам успеха. До скорой встречи, — ответила Таня, и ей показалось, что произнесла она эти слова не столько голосом, сколько сердцем, всем существом своим.

Андрей открыл дверцу. Таня прыгнула в темноту и неизвестность. Через несколько секунд она дернула кольцо, ощутила рывок, парашют раскрылся, и Таня стала плавно опускаться вниз. “Только бы не попасть на село”, — мелькнула у нее мысль. Девушка напряженно всматривалась, но ничего не видела: темнота внизу как будто еще больше сгущалась, становилась совсем черной. Это означало, что приближалась земля. Таня полусогнула ноги и, коснувшись земли, почувствовала под собой пашню: “Ну, значит все хорошо”. Парашют, мягко шелестя, опустился рядом.

Тишина. Только учащенно выстукивало сердце да издали доносился гул самолета; он становился все глуше, глуше и, наконец, утонул в темноте.

Тишина.

Таня лежала не шевелясь: ни рук, ни ног, ни тела не чувствовала она в этот момент — лишь сердце да слух напряженно жили в ней.

Тишина.

Где-то недалеко зашуршала трава. “Это ящерица”, — отметило сознание.

Шу-шу-шу-шу-шу… “Сова пролетела”. И снова тишина.

И эта тишина начинала нравиться девушке. Она приподнялась, стала осматриваться, заметила невдалеке черный силуэт куста Осторожно освободившись от парашюта, сделала несколько шагов в сторону куста и очутилась возле колючих веток шиповника. Куст был опахан, а вокруг него стояла высокая трава. Таня спрятала здесь парашют и осторожно пошла по полю, все дальше и дальше от места приземления. Она проходила узкие полоски гремящего сухими листьями неубранного подсолнуха, и его шляпки тыкались в ее грудь; шла через высокую кукурузу, через залежь, заросшую бурьяном…

Спустя несколько минут после того, как Андрей пожелал Тане успеха, он прыгнул сам, попал в лес, парашют зацепился за вершины деревьев. Упруго покачивались сучья, подпирая Андрея со всех сторон. Легкий ветерок шумливо пробегал по верхушкам деревьев, лес приглушенно гудел. Андрей нащупал ногой толстый сук, встал на него. Грузный вещевой мешок оттягивал ему плечи. Проще всего было обрезать стропы, оставить парашют, но Андрей отказался от этой мысли и решил обязательно стянуть парашют с дерева и спрятать. Правой рукой он начал дергать то за одну, то за другую стропу, но сучья пружинили, и стропы уходили обратно вверх. Андрей вынул из кармана складной нож, обрезал одну стропу, поудобнее устроился на сучьях и снова попытался снять парашют. Так безуспешно он возился минут десять Рука устала, онемела, ноги дрожали от напряжения. Чтобы не терять напрасно времени, парашют пришлось оставить. Спустившись по сучьям вниз, Андрей постоял, прислушался: лес затаенно гудел, где-то поскрипывало дерево. Андрей нагнулся, пощупал почву под ногами — сырая трава и перегнившие листья толстым слоем, как одеялом, укрывали землю. Выставив вперед полусогнутую руку, он ощупью пошел по лесу. Иногда ему начинало казаться, что сзади кто-то крадется Тогда Андрей останавливался и вслушивался в ночные шорохи, ощупывал кору деревьев, определяя направление, чтобы не кружить по одному месту.

Возле большого дуба он остановился отдохнуть: плечи ныли от тяжелого вещевого мешка, где были уложены радиостанция и часовой инструмент; в голове гудело. Прислонившись к стволу дерева, Андрей закрыл глаза и стоя задремал.

Ночь начала седеть. Приближался рассвет. Андрей, почувствовав свежую прохладу утра, очнулся и пошел дальше.

Он был одет в потертый синий костюм, черную фетровую шляпу. Лямки вещевого мешка обтягивали его широкие угловатые плечи.

Уже совсем рассвело, когда Андрей вышел на опушку леса. Перед ним открылась огромная лощина, на середине которой разбросалось небольшое село, с посеревшими стенами и почерневшими соломенными крышами хат. За селом, километрах в десяти, виднелся город. Летчик, как видно, хорошо ориентировался: сбросил Андрея в тот самый квадрат, куда и следовало по плану. По первоначальному варианту Андрей должен был переждать в лесу до вечера, а потом пробираться в город, так как во второй половине дня обычно на дорогах и в населенных пунктах больше появляется народу — люди возвращаются с работы, из хуторов, куда ходят за продуктами, с полей. Но сейчас он решил отступить от этого варианта и идти в город немедля. Он думал об этом в самолете и пришел к выводу, что именно во второй половине дня, когда появляется больше народу, немцы, вероятнее всего, усиливают патрульную службу. Придется лишний раз предъявлять документы. Правда, документы у него были безупречными, но он боялся за радиостанцию, которая в разобранном виде упакована в его объемистом вещевом мешке. Можно было эту радиостанцию спрятать здесь, в лесу. Но ведь все равно придется ему явиться за ней. А кто знает, будет ли тогда менее опасным нести ее. И зачем тогда ему, часовому мастеру, зарегистрированному в немецкой комендатуре, посещать этот лес? Не вызовет ли это серьезных подозрений у врагов. Тут риск неизбежен.

Андрей решил идти со своей ношей немедля. Осмотрев одежду и убедившись, что она в порядке, он направился в сторону города.

В теплый осенний полдень, обойдя многолюдное шоссе, он вошел на тихую окраинную улицу. Шел не торопясь, покачиваясь из стороны в сторону, изредка снимая правой рукой шляпу и обмахивая ею лицо. Редкие торопливые прохожие не обращали особенного внимания на человека в поношенном синем костюме с вещевым мешком за плечами. Но вот из-за угла вышел мужчина, который, поравнявшись с Андреем, смерил его внимательным взглядом и замедлил шаг. Андрей почувствовал, что человек, отойдя немного, остановился. Андрей свернул за угол, прошел метров сто. Мужчина следовал за ним. Не было сомнения в том, что это полицейский. Находясь в немецком тылу, Андрей научился безошибочно узнавать этих предателей. “Он будет теперь идти за мной до тех пор, пока не встретит немецкого жандарма или какого-нибудь агента, чтобы показать перед ними свою услужливость, похвалиться, что выследил незнакомое лицо, а может быть, и партизана”, — думал Андрей, все так же неторопливо продолжая свой путь. Человек следовал за ним.