Луи Буссенар - Приключения парижанина в Океании

— Негодяй! — проворчал старый боцман. — Незачем даже завязывать узелок на память, я и так узнаю тебя, ты у меня еще попляшешь. Ничего не поделаешь. Обойдемся без табака.

Прошло пятнадцать мучительных дней, страдания обоих пленников становились все невыносимей. И только юный китаец сумел облегчить участь Пьера. Однажды, когда часовой на минуту отвлекся, он воспользовался этим и бросил на койку пачку жевательного табака. Этот столь трогательный знак внимания, это свидетельство сочувствия со стороны несчастного мальчугана глубоко взволновало старого моряка.

— Бедный маленький юнга, — пробормотал он растроганно. — У самого не жизнь, а настоящая каторга; удары так и сыплются на его голову с утра до вечера и с вечера до утра, но он не озлобился, у него доброе сердце. Ты понимаешь, важен не сам табак, важен поступок. У меня такое чувство, словно после трехлетнего плавания я вернулся в родные места, снова увидел утесы моей любимой Бретани.

Пачка табака, ловко брошенная юнгой, к счастью, упала у самой головы Легаля. Схватив ее тут же зубами, боцман ценой невероятных усилий умудрился разорвать обертку и взять в рот добрую порцию табака.

— Прекрасный табак, сынок, не табак, а конфетка. Жаль, что ты его не употребляешь. Хотя какой я дурак! Как бы я смог передать тебе твою половину?!

— Я очень рад, что это немного облегчило твои страдания, — с трудом ответил Фрике. — А мне нужен глоток свежего воздуха. Если наше заточение продлится еще немного, не знаю, что со мной будет. У меня голова раскалывается.

— Держись, моряк, побольше спокойствия и твердости. Сейчас не время болеть, нельзя, чтобы тебя скрутил приступ лихорадки. Ты слышишь меня?

Прошло еще два мучительно однообразных дня. Здоровье Фрике все больше и больше беспокоило Пьера. И вдруг сам капитан собственной персоной появился в их каюте.

— Я полагаю, — начал он с места в карьер, — что вы здесь здорово скучаете?

— Немного, — с нескрываемой иронией ответил бретонец. — А как поживаете вы?

— От вас самих зависит положить этому конец. Я буду откровенен. Не хочу терять время, терпеть не могу пустые разговоры… Times is money…[33]

— А что надо для этого сделать? — осведомился Пьер.

— А вот что, — ответил американец, обращаясь скорее к Фрике, — вы продадите мне ваших сто кули… Они мне очень нужны.

Молодой человек, которого трясла лихорадка, решил, что ослышался.

— Акт о продаже будет составлен на английском и французском языках, потом вы оба заверите его по всем правилам и подпишите…

Пьер Легаль и Фрике не произнесли ни слова.

— К сожалению, — продолжал американец, — мои финансовые дела не позволяют мне заплатить вам хорошую плату. К тому же на рынке сейчас не слишком большой спрос на китайцев. И не в моих интересах завышать цену. Тысяча долларов за всех мне кажется вполне достаточной.

— Пять тысяч четыреста двадцать франков во французской валюте, — холодно проговорил бретонец.

— Yes[34],— ответил капитан. — Я вас высажу на побережье неподалеку от Сиднея. Вам не составит большого труда добраться до обжитых мест. На первое время денег, вырученных за продажу, будет вполне достаточно.

— Ах, вот оно что! Мы идем не на Суматру, а в Австралию?

— Yes.

— А если мы не согласимся? — осведомился Фрике, побледнев как полотно и делая невероятные усилия, чтобы сдержать свое негодование.

— В таком случае я вынужден буду, к сожалению, содержать вас без еды и питья до тех пор, пока вы не станете более сговорчивыми.

— Вы — последний из негодяев!

— Каждый ведет дела, как он считает нужным. Спорить бесполезно. Times is money! До чего же эти французы болтливы! Каков ваш ответ?

— Если бы я мог сделать хоть одно движение, я бы плюнул вам прямо в лицо… Вот мой ответ.

— My God![35] Вы слишком вспыльчивы, молодой человек. К счастью, я не слишком обидчив. Может, лучше привязать каждого из вас к одной из чугунных болванок, которые имеются у меня для балласта[36], и выбросить за борт? Правда, тогда вы не сможете подписать купчую… — четко произнося каждое слово, пригрозил капитан. — Я зайду к вам через два дня узнать, что вы решили. Голод заставит вас быть посговорчивей.

С этими словами американец покинул каюту.

— Подумать только, — проворчал Пьер Легаль, — каким мерзавцам доверяют управлять кораблем! И он еще называет себя моряком, и не просто моряком, а капитаном… Это же профессиональный разбойник! В общем, плохи наши дела, дружище.

— А я, наоборот, считаю, что у нас появилась надежда.

— Да ты что-то путаешь.

— Отнюдь нет, все хотя бы прояснилось.

— В этом отношении ты прав: так или иначе, мы сдохнем от голода. Это лишь вопрос времени.

— Пьер, старина, что это ты, один из лучших наводчиков фрегата «Людовик XIV», вдруг растерялся, словно впервые пустился в плавание.

— Объясни, в чем дело, сынок.

— Разве ты не видишь, что этот чертов кашалот не знает, как ему быть с нашими китайцами. Захватить их не так уж трудно, но вот продать без купчей — проблема. Контракт составлен на наше имя на испанском и португальском языках в трех экземплярах. Один из экземпляров хранится у властей Макао, второй находится у этого негодяя, а третий — у нас. Итак, он не может ничего предпринять. Если мы не передадим ему свои права с соблюдением всех формальностей, у него будут неприятности с английскими властями. А уж чиновники Соединенного Королевства не слишком снисходительны, когда сталкиваются с подобного рода делами. Капитану нужен документ, выданный официальными властями, подтверждающий, что покупатели уступают ему свои права, в противном случае его корабль будет конфискован, а сам он отправлен в тюрьму.

— Ах, вот оно что!

— Ты же понимаешь, выбросив нас за борт или уморив голодом, он ничего не выиграет. Корабль не сможет прибыть в Австралию, потому что по документам груз направляется на Суматру.

— Знаешь, сынок, ты здорово разбираешься во всех этих делах, не хуже офицера торгового флота… Подожди-ка… Слышишь?

— Что там еще?

— Шум винта. Заработала машина.

— Черт побери, почему?

— Ветер, видимо, стих, а может быть, задул в другом направлении, янки не хочет терять время.

Это событие, столь незначительное на первый взгляд, сыграло весьма важную роль в жизни обоих французов. Но не будем забегать вперед.

Покидая Макао, корабли обычно берут курс на юго-восток, достигают Лусона, самого большого острова Филиппин, проходят проливом, отделяющим Лусон от острова Миндоро, оставляя позади остров Панай, проплывают вдоль острова Минданао и пересекают архипелаг Сулу у острова Басилан. После этого они берут курс на восток-юго-восток, огибая остров Джайлоло у 130° восточной долготы и 3° северной широты[37], пересекают экватор у Анахоретовых островов. Затем, обогнув остров Новая Ирландия и Соломоновы острова, которые напоминают о временах Д’Антркасто[38], Бугенвиля[39] и Лаперуза[40], чья слава не уступает славе Кука[41] и Байрона[42], проходя мимо острова Сан-Кристобаль, расположенного на 167° восточной долготы и 10° южной широты. Далее сворачивают на юго-запад, чтобы достичь Сиднея, расположенного на 148°40′ восточной долготы и 35°56′ южной широты. Таким образом, делая огромный крюк, петляя среди островов Малайзии и Меланезии, суда проходят около 9000 километров (приблизительно столько же, сколько нужно, чтобы, выйдя из Сен-Назера[43], достигнуть Панамы) и в конце концов достигают цели. Путь этот самый долгий, но зато самый безопасный.