Луи Буссенар - Пылающий остров

Тот поймал его руку и стиснул в своей.

— Что это ты вздумал убивать меня, приятель? — насмешливо произнес Мариус. — Я еще ничего тебе худого не сделал. Но если так, погоди же.

Прежде чем лодочник успел опомниться, Мариус насел на него — и завязалась борьба, безмолвная, но ужасная — на смерть.

Послышался плеск от падения чего-то тяжелого в воду.

— Ну, вот тебе… Это тебе за дело. Ты должен был уступить мне лодку добром. С моей стороны, тут только законная самозащита — не больше… Эй, друзья! Садитесь все скорее!

Он помог молодым девушкам взобраться в лодку и такую же услугу оказал полковнику.

— Здесь два весла в уключинах и руль. Отлично! Превосходно!

Нож, оброненный прежним владельцем лодки, лежал на скамейке. Мариус увидел его и перерезал им веревку.

— Вы не ранены, Мариус? — спросила Фрикетта.

— Пустяки… Царапинка маленькая. Я ведь остерегался.

И провансалец прибавил:

— Не угодно ли будет вам, полковник, взяться за руль, а я сяду к веслам. Вы должны править, потому что я совсем не знаю здешних мест.

— Зато мне знаком каждый закоулок, — отозвался офицер.

Лодка поплыла.

— А как же тот несчастный? — вспомнила Фрикетта. — Ему бы следовало оказать помощь…

— Успокойтесь, мадемуазель, — возразил Мариус, — я его так обработал, что ему уже никакая помощь не нужна.

— О Мариус! Неужели вы его убили?

— Что делать, мадемуазель, так пришлось… Война-то ведь не свой брат… А главное — зачем он первый полез на меня?

Лодка бесшумно скользила, искусно направляемая полковником по неосвещенным местам. На юг от беглецов светилось три или четыре огонька. Полковник направил лодку на них и сказал матросу:

— Потихоньку обернитесь немного… Видите эту полутемную громаду доков?

— Вижу. Я знаю их. Там меня подняли, когда я упал в припадке желтой лихорадки.

— Туда мы и направимся.

— Великолепная мысль, полковник. Там все есть: вагоны пустые, вагоны с товарами, бочки, ящики, тюки — сам шут не разберется в этом столпотворении. Там легко спрятаться.

Десять минут спустя лодка причалила к размытому водою местечку дока.

Полковник высадился первый, чтобы в случае встречи с кем-либо объяснить свое присутствие. Мариус же говорил по-испански точь-в-точь как голландская корова, а таких познаний в языке было, разумеется, маловато для того, чтобы объясниться с местными жителями.

Полковник Карлос ступил несколько шагов и уже хотел сказать товарищам, чтобы они тоже выходили на берег, как вдруг послышался звучный окрик:

— Кто идет?

В то же время полковник заметил блеск штыка очень близко от своей груди.

Он остановился, спокойный и бесстрашный. Не отвечая на вопрос, он стал тихо насвистывать какую-то мелодию.

Штык опустился, и тот же голос тихо проговорил:

— Железо крепко, а кровь красна.

Полковник сказал:

— Здравствуй, брат.

Часовой отозвался:

— Здравствуй, брат.

— Твой номер?

— 212.

— Ты — Антонио Гальо, таможенный.

— А ты — Карлос Валиенте, наш полковник?

— Тише, тише!.. Я освободился из плена благодаря молодой француженке из Красного Креста и вот этому моряку.

Фрикетта и Мариус слушали этот разговор и удивлялись.

— У нас везде есть сообщники, — пояснила шепотом Долорес Фрикетте.

— Этот таможенный тоже из наших.

Таможенный сказал Фрикетте и Мариусу несколько слов привета и благодарности и спросил Карлоса:

— Что же ты теперь думаешь делать?

— Я хочу выехать из Гаваны с сестрой, француженкой и матросом и вернуться в армию Масео.

— Отлично. А здесь — полный беспорядок… Посылают подкрепления в провинцию Пинар-дель-Рио. Воинский поезд уже приготовлен.

— Мы отправляемся этим поездом.

— Я помогу вам.

— У нас с собой костюмы. Где бы нам переодеться?

— В любом из порожних вагонов.

Четыре беглеца выбрали себе каждый по вагону и отправились переодеваться. Все их вещи были подмочены в море, но это ничего не значило. Ночь была теплая, и простуды нечего было опасаться.

Переодевшись, беглецы вышли из вагонов и собрались у газового фонаря, чтобы осмотреть друг друга.

Полковник Карлос был одет простым пехотным солдатом. С повязкой на левом глазу он был неузнаваем.

Мариус оделся погонщиком мулов, а Долорес и Фрикетта — деревенскими женщинами.

Время шло. Док стал оживляться. У вагонов толпились носильщики, ремесленники. Потом появились женщины и дети. Затем начали показываться и войска — пехота и артиллерия.

Солдаты шли молча и как будто неохотно. Незадолго до рассвета их стали размещать по вагонам. Таможенный дал полковнику ружье со штыком и полный ранец. Мариус получил мушкетон с зарядами. Все четверо, не исключая и барышень, получили, кроме того, по карманному револьверу. Беглецы смешались с толпой, не обратив на себя внимания, и заняли место в вагоне среди солдат; этих солдат провожали жены и сестры, намеревавшиеся ехать с ними до первых аванпостов.

Рядом с Фрикеттой села молодая женщина с пятилетним ребенком на руках и с собакой, сейчас же забравшейся под лавку. Напротив сидел муж молодой женщины, красивый молодой человек в мундире унтер-офицера милиции. Он грустно улыбался жене и ласково гладил рукой смуглую головку ребенка. Глаза молодой женщины были полны слез.

Фрикетта сразу поняла семейную драму…

Наступал час отъезда. К поезду прицепили локомотив. Стало совсем светло. По вагонам бегали полицейские, между ними Фрикетта узнала служителей госпиталя. Очевидно, побег был обнаружен и беглецов искали.

Узнают их или нет?

Полицейские зорко окидывали взглядом всех пассажиров, заглядывали во все окна. Рыжие волосы Мариуса сбили их с толку. Полковник Карлос в одежде нижнего чина совершенно не обратил на себя их внимания. Фрикетта несколько раз нарочно чихнула, чтобы гримасой изменить свою физиономию, а потом принялась сморкаться. Долорес принялась усиленно есть большой сладкий лимон, прикрыв себе рот и часть щеки…

Полицейские прошли мимо.

Беглецы были спасены.

Поезд медленно отошел от платформы.

Двигался он медленно — всего пятнадцать верст в час.

Дело в том, что инсургенты нападали на правительственные поезда, устраивая крушения. Поэтому поезд, в котором ехали наши беглецы, находился под охраной ружей, торчавших изо всех окон. Машинист, кочегар, все кондукторы были вооружены с ног до головы.

Поезд миновал Сан-Антонио и шел теперь между Венданнерой и Сейбой; в этом месте дорога делает довольно значительный изгиб.