Дмитрий Федоров - Города Алисы

— Папа, если полстраны это не далеко, то тогда Кельн, конечно, рядом с Мюнхеном.

— Но ведь Германия небольшая страна! — тут уже папа обошелся без какого-либо намека на вопросительный знак.

— Небольшая? Думаю, наш дедушка в 45-м думал по-другому.

— Алиса, на войне другие расстояния, там километр как сто. И вообще, это неважно. Просто я хотел попросить тебя съездить в Кельн и встретиться там с дизайнером… Сейчас я прочитаю — у меня тут записано… Та-а-ак, вот нашел бумажку… С Каролине Нипперт. Она автор молодежной линии. В общем, Анастасия Филипповна — ты же знаешь ее — она подумывает открыть секцию Kava-Kava в своем гипермаркете и…

— И при чем тут я?

— А ты можешь дать свою оценку. Насколько это интересно, будут ли покупаться ее шмотки. Просто твое мнение. Ты же дизайнер. У тебя вкус. Ты разбираешься во всей этой ерунде.

— Папа, я очень устала, хочу в Москву…

— Алиса! Я тебе хоть раз говорил, что устал тебе давать деньги, когда ты просила добавить на машину, когда тебе не хватало на отдых, на шопинг.

Папа не стеснялся попрекнуть дочь деньгами, хотя по европейским меркам был довольно богат, а по российским более чем обеспечен. Против Анастасии Филипповны — новой папиной пассии — Алиса ничего не имела, но становиться девочкой на побегушках тоже не хотелось. Впрочем, спорить с папой — то же самое, что проповедовать Соломону воздержание от погонь за котами. Поэтому вместо Москвы Алиса полетела в Кельн.

Каролине Нипперт предложила ей встретиться на открытии грандиозной фотовыставки, потому что там будет масса всего интересного, куча знакомств. Алиса не стала дослушивать все резоны, по которым она должна ознакомиться с дизайном Kava-Kava и с самой Нипперт именно там, на выставке Photokina, она просто сказала:

— Да, если меня туда пустят с маленьким брюссельским грифоном.

Вообще-то Алиса считала словосочетание «немецкая мода» противоестественным. Немцы умеют: воевать, ходить строем под марши, много и продуктивно работать, играть в футбол, писать философские трактаты, выпускать лучшие в мире автомобили. Но выдумывать что-то изысканное — это не про них. Даже Lagerfeld предпочитает Милан своей родине.

Общение с Нипперт и просмотр ее творений мировоззрение Алисы не изменили. Но возник вопрос, как обо всем увиденном доложить Анастасии Филипповне. Сделать ей пакость (что простительно для любой порядочной женщины) и уверить в оглушительных коммерческих перспективах сотрудничества с брендом Kava-Kava? Или поделиться своим скепсисом? В итоге Алиса прикинула, что если она расскажет правду, то Анастасия Филипповна, согласно естественному для любой порядочной стервы желанию сделать нечто наперекор, пойдет на контакт с Kava-Kava, а значит, потерпит убытки. То есть, говоря правду, Алиса остается в абсолютном выигрыше. С этой приятной мыслью она неспешно прошлась по залам Photokina, посмотрела работы Брайана Адамса, который, как выяснилось, не только поет, но еще и старательно фотографирует. Хотя объект мог бы выбрать и посимпатичнее — физиономия Микки Рурка в иерархии художественных ценностей Алисы уступала даже осенней коллекции Kava-Kava.

На выставке, и правда, было людно — кто-то все время заговаривал, представлялся, обсуждал увиденное, сюсюкал с Соломоном. Алису эта интерактивность начала изнурять, она устала держать своего грифона на руках и уже собралась спуститься к железнодорожной станции, чтобы проследовать в Кельн, но тут подошел парень в цилиндре и всучил ей оранжевый флаер. Такие флаеры она видела в других залах, но не разглядывала, что на них изображено. Картинка, впрочем, показалась вполне банальной — Домским собором трудно кого-то удивить, но зато подпись интриговала: «Завтра в 10 часов утра три волхва организуют чудо».

Тип в цилиндре смотрел на Алису выжидательно, пока она изучала флаер.

— Как тебя зовут? Ты должна нам помочь, — без экивоков заявил этот курносый субъект с французским акцентом.

— Меня зовут Алиса, но я тебе ничего не должна, — Алиса вернула флаер.

— Я — Филипп, — он снял цилиндр, показал рыжие кудряшки и слегка поклонился. — Обещай, никому не скажешь о том, что я хочу тебе сообщить.

— Ничего я обещать не собираюсь. Я собираюсь в отель. И мне не нравится разговор в таком тоне.

— Хорошо, — Филиппа нисколько не обескуражила ее отповедь. — Если наша затея не противоречит твоим принципам, то ты будешь держать ее в тайне?

— Я обещаю, что позову секьюрити, если ты от меня не отстанешь, — Алиса устремилась к выходу.

— Договорились, рассказываю о нашей идее безо всяких обязательств с твоей стороны, — Филипп на бегу пытался увлечь Алису своим планом. — Я с тремя друзьями хочу завтра утром натянуть стальной трос между шпилями Домского собора и походить там. Без страховки! Будет красиво! Ты должна… Вернее, мне хотелось бы, чтобы ты нам помогла.

— Ты хочешь, чтобы я держала канат?

— Нет, ты очень красивая. Отвлечешь внимание священников, чтобы мы смогли незамеченными прошмыгнуть на колокольни. Они хоть и святые отцы, но все-таки мужчины.

Комплимент, конечно, великая вещь, но в единичном экземпляре он вроде поцелуя, не имевшего продолжения. Филипп об этом, по-видимому, не знал, так как был полностью сосредоточен на своем ego. Потворствовать ego окружающих не входило в его планы. Алиса остановилась в предвкушении второй серии, Филипп сделал то же самое — остановился… Но ожидая ответа. Постояли, посмотрели друг на друга. Алисе категорически не понравились его нагловатые веснушки.

— Ладно, — начал терять терпение канатоходец. — Тебе не придется падать в обморок и закатывать глаза. Просто приходи туда в половине десятого. Хорошо?

— Мой отель «Excelsior» рядом с собором. Рано утром я загляну туда. Зайду, когда захочу… Если захочу. Понятно?

— Отлично! — засмеялся Филипп. — У тебя шикарный пес. Как и всё рыжее!

В итоге Филипп сделал завуалированный комплимент самому себе, раскланялся и упорхнул. Он передвигался так, будто под ним канат, заставляющий четко выдерживать прямую линию в движении.

Алиса проснулась рано — организм за границей оставался верен московскому времени. Может быть, потому, что Алиса никогда не переводила стрелки часов. И даже в Нью-Йорке предпочитала в уме отнимать восемь от показателей на циферблате. Наверное, это и есть патриотизм.

Для развлечения Соломона нашелся симпатичный бульвар рядом с церковью святого Гереона. Песик не только осуществил там все свои физиологические чаяния, но еще и в траве порезвился (в качестве бонуса), и полаял с удовольствием на огромную каменную голову рыцаря, валявшуюся безо всякого намека на существование где-то во вселенной подходящего для нее туловища. Одна грустная голова — и все!