Елена Крюкова - Золото

– Мистер Томас Лайнс приглашает вас этим летом сделать концерт в Вестминстере, для английской королевы. Ваше пение очень понравилось господину послу, – тараторил парень-синхрон, – если вы пожелаете, контракт принесут к вам домой или отправят по вашему факсу, оставьте координаты, господин посол будет очень польщен…

Она небрежно вытащила из сумочки, валявшейся тут же, на репетиционном рояле, визитку. Посол, сквозь очки, внимательно изучил ее. Всплеснул руками.

– О! Svetlana Sa-do-roznaya?!.. I know your famous husband…

– Господин посол говорит, – синхрон знал свое дело туго, – что он знаком с вашим знаменитым мужем, господином Романом Задорожным, весь мир, и он в том числе, очень уважает вашего мужа за все его изысканья и достиженья в археологии… быть историком, археологом – так почетно… и потом, сейчас это так опасно… сокровища крадут… ваш муж, говорит господин посол, смелый человек, он наслышан про его приключенья… Есть мысль – написать вашему мужу книгу обо всех приключеньях, что случались с ним в жизни, и он может издать ее в Англии, и она будет бестселлером, господин посол гарантирует… он не сомневается…

Посол, глядя на нее острыми глазами поверх очков, протянул ей визитку тоже.

– Он договаривается о встрече с вами и вашим мужем, – верещал парнишка, – вас устроит, например, среда, в посольстве, в три часа дня?..

Светлана кивнула. Из-за грузной фигуры посла, сверлящего ее глазами, вывернулась восторженная девочка, черненькая, тоненькая, с широко распахнутыми черными глазками, похожая на итальяночку, и обрушила ей в руки немыслимой величины букет цветов. Розы, гвоздики, тюльпаны… да этот ребенок совсем с ума сошел!.. Она, из-за цветов, опять обворожительно улыбнулась и кивнула головой послу: да, я согласна, мы с мужем придем.

Вот и поймала посла на крючок, думала она озорно, а может, там, в Англии, какие раскопки Романа ждут, ведь Англия – страна древних загадок, один Уэльс чего стоит, один каменный странный Стоунхендж… Роман рассказывал ей про археологические загадки Англии; у него была одна теория – он проповедовал идею концентрических кругов развития цивилизации, сравнивая древние лабиринты в Карнаке, в Скандинавии, в Англии и Шотландии, на Крите, на Белом море и на Урале, в Аркаиме. Он шептал ей: «Возможно, культура зародилась не там, где я думал – не в Пратрое, не в Измире… и даже не в погибшей Атлантиде… Она зародилась в Арктиде, в Гиперборее!.. да, это звучит достаточно фантастично, но эта гипотеза заслуживает рассмотренья – наши предки пришли с Севера, и ты же помнишь эти стихи Мартынова: есть гавань у границ Гипербореи… Златокипящая Мангазея, да!.. Пойми, златокипящая…» Светлана улыбалась и проводила нежно рукой по его щеке. Время не властно над их любовью. Она – золото гораздо более драгоценное, чем все золото Гипербореи и Мангазеи. Она хорошо знала своего Романа. Он поедет на Север. Он будет бродить по каменным кладкам древних лабиринтов. Он будет мотаться над суровыми землями на вертолете, делать зарисовки с воздуха. Он же сумасшедший, ее Роман. Как и она сама. Каждый на земле поет свою песню. И важно в своем деле быть сумасшедшим. Как это написал ей дирижер Франко Россо, с которым она пела Азучену: «Самой гениальной сумасшедшей из всех, с которыми я когда-либо работал на сцене».

Букеты, букеты, книги, ноты, коробки конфет… Скоро рояль исчез под грудой цветов и подарков. Она не могла опомниться от успеха. Каждый раз она безумно волновалась, выходя на сцену, и каждый раз после концерта или спектакля она изумлялась, как ребенок, всем поздравленьям и восторгам, падавшим на нее стеной золотого ливня.

– О, Светланочка, примите от всей души…

– Дал же Бог голос человеку!..

Да, дал, держи карман шире. Она сама его у Бога взяла. Каждое утро к роялю, как к станку. Распевки. Дыхательная изнуряющая гимнастика. Гаммы. Упражнения. Вокализы. До седьмого пота. Ее божественный голос – ее пот и кровь. И ее жизнь, конечно.

Ее жизнь не отнимут у нее. Пусть только захотят отнять.

Вынимая визитки из сумочки, она все время чувствовала под пальцами холодную сталь револьвера. Она купила себе маленький, дамский смит-вессон – и была спокойна. Даже прилетая из разных стран глубокой ночью, подкатывая на такси к дому, она никогда не боялась ни входить в подъезд, ни подниматься по лестнице.

Увидев однажды в жизни столько смертей подряд, сразу, она больше не боялась смерти.

Улыбнувшись дородной старухе в букольках, представившейся графиней Шереметевой: «Ах, деточка, я всю жизнь прожила в Париже, я многих певиц переслушала в Гранд-Опера, но такого голоса, как у вас, я не слышала ни-и-когда!..» – она увидела, как из-за рояля к ней идет ее муж. У него было счастливое лицо.

– Роман, – она протянула к нему обнаженные руки, и он покрыл их поцелуями. – Роман, я… я устала…

Он, при всех, не стесняясь, обнял ее и зарылся лицом в ее румяную щеку, в шею, туда, где забранные в пучок золотисто-русые волосы слегка развились.

– Вот так просто… устала, и все?..

– Да, очень устала… хочу крепкого чаю со сливками, варенья, и в постель…

Она посмотрела на него, изящного, поджарого, красиво-подобранного в черном смокинге, в галстуке-бабочке; она гордилась им. Его знали, оаскланивались с ним, узнавали его. Под шелковой белой рубахой, под шерстью костюма, там, на живом любимом теле, были белесые, как удары молнии, шрамы – следы той ночи в Тамани, сраженья на том обрыве над морем. Шрамы зажили, заросли. Зарастают ли раны на сердце?.. Она обняла его глазами. Он сжал ее пальцы.

– Идем, родная. Тебе и правда надо отдохнуть.

– Благодарю вас, графиня! – Она обернулась к Шереметевой. – Я польщена вашими словами! Я признательна вам за ваше восхищенье!.. оно дорогого стоит… Я, в свою очередь, восхищаюсь вами, вашей удивительной судьбой… возьмите визитку, звоните, мы встретимся!.. простите, мне надо идти…

Господи, какое счастье. Скорей домой. Она не будет переодеваться. Она пробежит с Романом под руку в машину прямо в концертом платье, подобрав его, даром что ее сандальи – просто для бега. А все-то ждали, что она выйдет на сцену в «лодочках», на каблуках…

Он закутал ей разгоряченные плечи норковым мехом. Они сбежали по лестнице вниз. На стоянке их ждал их старенький «жигуленок».

– Ну, ты довольна концертом?..

– Как тебе сказать, Роман… фифти-фифти… могла бы и лучше спеть…

– Ты кокетничаешь, киска.

Он обернулся; она блеснула в него глазами. Он отвернул крышку термоса, протянул ей питье. Положил руки на руль.

– Чай с вареньем и с коньяком. Как ты и хотела. Кто эта старушка?.. Графиня Шереметева?..

– Да, она всю жизнь жила в Париже… вот счастливица!..

– А мы всю жизнь живем в Москве родная, и тоже счастливы. Кто может быть счастливей нас?.. Ну-ка?..