Александр Конторович - Пока светит солнце

На звуки голосов из самых различных мест начали выходить уцелевшие красноармейцы. Сжимая в руках уже пустые, без патронов, винтовки, они жадно пили холодную воду и озирались по сторонам. Неужто, всё, что они перед собою сейчас видели – дело их рук? Все эти немцы, чьи тела устилали поселок, громкие, стреляющие на каждый звук – сражены их руками?

– Собрать оружие и боеприпасы! Всё, что найдете! – охрип уже капитан, очередной раз, повторявший одни и те же слова.

Срочно сколотить взвода, назначить командиров, определить участок обороны… и множество иных, самых неотложных вопросов – все это внезапно обрушилось на Ракутина. И он был несказанно рад, когда повторяя в очередной раз свои указания, услышал за спиною спокойный голос Хромлюка.

– Что, товарищ боец, вам дважды одно и то же повторять надобно?

– Старшина! – обернулся Алексей. – Жив?!

– Здоров и невредим, товарищ капитан.

Позади него возвышались четверо бойцов с ручным пулеметом.

– Как вы там?

– Троих потеряли, товарищ капитан, – вздохнул Хромлюк. – А так… сами видите. Готовы к бою!

– Левый фланг принимайте – там больше никого из командиров не осталось. Укрепляйте оборону, немцы скоро очухаются.

– Сделаем, товарищ капитан, – степенно кивнул старшина. – Не сумлевайтесь!

Ну вот, хоть за это место теперь голова болеть не будет!

Не успел Ракутин пройти и нескольких шагов, как его догнал невысокий красноармеец.

– Товарищ капитан!

– Слушаю вас, товарищ боец.

– Вас… это… старший политрук просит…

– Жданович?

– Да. Точно он…

– Случилось что-то?

– Так это… ранили же его…

– Ох, ты ж… Где он?!

Жданович лежал на расстеленной шинели в том самом доме, где он и столкнулся с Алексеем. Мертвенная бледность покрывала его лицо, большие руки бесцельно двигались по шинели.

– Плох он… – поднялся навстречу капитану невысокий боец. – Поди, отходить скоро уже станет…

– Как его так?!

– Пулеметчик… тот, которого он подстрелил. Четыре пули…

Так особист стрелял, будучи уже раненым?!

Когда Ракутин присел рядом, старший политрук медленно приподнял веки.

– Как обстановка, капитан?

– Отбились… танков пожгли! Как бы и не десяток! И немцев положили… под батальон, пожалуй. Только танки наши, что на помощь из засады выдвигались, два взвода на дороге в блин раскатали!

– Что эшелон?

– Не знаю… пока не ушел, гудка слышно не было.

– Должны уже скоро… я и так их поторапливал… Бойцов… сколько народу осталось?

– Человек двести… я не везде ещё был. Не все видел.

– Плохо… я думал…

– Так я ж не всех ещё видел, товарищ старший политрук!

– Всё равно… крепче… крепче стоять надо… – голос Ждановича срывался, видно было, что многие слова он произносит с трудом. – Ты это… документы мои возьми, предписание… пригодиться оно…

– Оно же на вас выписано!

– В довесок к твоему… вполне… держись, капитан…

Глаза его медленно закрылись.

– Вас ждал, крепился, не хотел помирать-то… – опустился рядом давешний боец.

Ракутин тронул руку старшего политрука – пульса не было.

Всё – теперь ты один.

Нет никого сверху.

И вся ответственность – на тебе.

Алексей сидел на крыльце, вертя в руках документы особиста. Вот так… а ведь мог и с эшелоном уйти – имел право-то! Не ушел. Видать, есть в жизни ситуации, когда уйти просто так – невозможно. И неправильно.

Шорох шагов – подходили люди.

Ракутин поднялся, убрал бумаги в нагрудный карман, застегнул пуговицу. Поправил фуражку и поднял с земли автомат.

Деменков – наскоро отмывший с лица гарь и копоть.

Ерихов – по-прежнему невозмутимый и подтянутый.

Лейтенант Морозов, закинувший за плечо трофейный немецкий автомат. На щеке наскоро залепленный пластырем порез – дрался врукопашную?

Спокойный старшина Хромлюк, вопросительно поглядывающий на своего командира.

Ефрейтор Межуев – в обнимку с трофейным пулеметом. На испачканном пороховым выхлопом лице поблескивают совершенно цыганские глаза.

Вот и все его командиры.

– Какая задача теперь будет, командир? – Деменков снял с головы танкошлем и пригладил встопорщенные волосы.

– Прежняя – держать станцию. Эшелон пока не ушел.

– Понятно, – кивнул танкист. – И всё же – как долго?

– Погрузятся – уйдут. Там раненые, дети… кроме нас, им надеяться не на кого. Так что – будем стоять. Столько сколько нужно. Пока светит солнце!