Шедевры еврейской мудрости - Исраэль Ашкенази

на эго, но через него на нечто более высокое, откуда само эго берет начало. Эгоистическое побуждение заземляет человека в его сиюминутной ситуации. Ребе издавна учили нас, что без доброты и бескорыстия человек не смог бы добывать средства к существованию и растить детей. Без эгоизма он полностью бы игнорировал реалии повседневности, витая в небесах.

Уважай свои желания и радуйся дарам. Поощряй союз между побуждениями, используя их.

Ребе Меир и ребе Исраэль были закадычными друзьями. При этом трудно было представить себе людей более разных. Исраэль жил в бедности. У него не задерживалась даже копейка, он немедленно бежал делиться с бедняками. А ребе Меир жил в достатке.

И вот однажды друзья увиделись на некоем постоялом дворе. Оба собирались пуститься в путь. Ребе Исраэль сидел в простой повозке, запряженной одной тощей кобылкой. Ребе Меир расположился в большом лакированном экипаже с четверкой крепких жеребцов.

Меир вылез из экипажа, подошел к лошадке Исраэля и стал рассматривать ее с деланным сочувствием. Затем обернулся к своему другу и, едва скрывая насмешку, сказал:

– Я всегда путешествую с четверкой сильных лошадей. Поэтому, когда мой экипаж попадает в грязь, они его без труда вытаскивают. А твоя кобылка, как я вижу, едва способна тащить тебя и твою повозку даже по сухой, хорошо утоптанной дороге. Но ведь в пути неизбежно встречается грязь. Зачем ты так рискуешь?

Ребе Исраэль сошел с повозки и подошел к другу, который все еще стоял около его лошадки. Затем он обнял старую любимую кобылку за шею и сказал мягко:

– Я думаю, что рискуешь ты. Путешествуя с этой лошадкой, которая заведомо не в силах вытащить повозку из грязи, я очень внимательно слежу за дорогой и объезжаю сомнительные места. А ты, мой друг, уверен, что сможешь выбраться из любой трясины, и потому не смотришь, куда едешь.

Ребе Исраэль неожиданно пришел к своим последователям, застав их за трапезным столом. Они праздно ели и пили. Ребе нахмурился, явно недовольный их поведением. Тогда один из учеников поднялся и сказал:

– Учитель, слышал я, как ребе Пинхас говорил, что подобное времяпрепровождение, когда хасиды собираются вместе на веселую пирушку, можно приравнять к такой Божьей заповеди, как изучение Торы.

– Не хочу оспаривать слова ребе Пинхаса, – ответил наставник, – но такая аналогия не всегда верна. Все зависит от того, как это делать.

– Но ведь мы и не делаем ничего особенного – просто едим и пьем; испытывая надлежащую благодарность, – вмешался другой ученик. – Что здесь можно делать неправильного?

– Все дело в намерении, – ответил ребе. – Если ставишь себя последним, чтобы другие могли быть первыми, тогда твои действия бескорыстны и праведны. Если же ставишь себя прежде других – это эгоизм на грани идолопоклонства. Если делаешь что-то для другого человека или для Бога, не думая о награде и воздаянии, то тем самым освящаешь свои деяния. В этом случае твои дела святы. Если же делаешь что-то ради достижения своих целей, то обесцениваешь собственные поступки и скрываешь Божественное. В этом случае дела твои грешны.

– Ребе, – опять заговорил ученик, не удовлетворенный ответом, – а что, если действия мои греховны, но намерение чисто? Что, если, упаси Бог, я стану злословить о человеке с целью выручить друга из беды? Грех это или нет?

– Опять-таки все зависит от намерения, – ответил учитель. – Если действуешь во имя Небес, – то есть во благо другому человеку, не думая о собственной пользе, – даже в грешном поступке воссияет Свет Господень.

Однажды ребе Исраэль слушал некоего хасида, который превозносил достоинства своего учителя, ребе Моше.

– Ребе Моше – человек необычайной скромности, – говорил хасид. – Он считает себя недостойным даже самых незначительных проявлений почтения со стороны окружающих.

Хасид сделал паузу, ожидая, что ребе Исраэль похвалит его учителя за скромность, но тот молчал. Хасид продолжил:

– В одном местечке настолько почитают моего ребе, что всякий раз, как он туда приезжает, чуть ли не все местные жители выходят его встречать.

– И это доставляет ему беспокойство? – спросил ребе Исраэль.

– Еще какое! Помню, вначале он сказал, что люди, должно быть, восхищены совершенством конструкции и изяществом отделки его экипажа. Затем ребе высказал надежду, что люди любуются его лошадьми. Но в конце концов он понял, что горожане чтят его самого. Ребе стало так грустно из-за суетности людей, что его начало тошнить. Шум, который устроили в честь прибытия ребе, был настолько ему неприятен, что его просто вырвало!

– Глупец! – воскликнул ребе Исраэль. – Вот несчастье! Неужели нельзя было отреагировать на оказанную честь иначе, кроме как рвотой? Да ведь все так просто: оказывают тебе почести – просто принимай их, не оказывают – вообще о них не думай; много ли они значат, в конце концов? Нашего бедного брата вырвало не от самих почестей, но от чрезмерной одержимости ими.