Абдижамил Нурпеисов - Долг

Нет, не хотят они исчезновения родного Арала. Как может исчезнуть это уникальное море? Мне, например, известно, что по насыщенности кислородом Аральское море занимает в мире одно из первых мест. Не потому ли в нем превосходно размножается любая морская тварь. А знаменитой балтийской салаке пришелся особенно по душе благодатный климат теплого моря, и она за короткий срок не только сумела прижиться и расплодиться, но, к удивлению всех, набрала такой вес, что стала в два, три раза крупнее своих прародителей.

Да, богат и прекрасен Арал! Но, с другой стороны, понятно мне и недовольство проектировщиков и хозяйственников с их не ведающей жалости и сострадания логикой, обоснованной неумолимым законом экономической выгоды. Аральское море всегда казалось им ненасытным чудовищем, со дня своего сотворения пожирающим бесценное богатство — всю воду двух величайших рек Средней Азии и Казахстана. Против прожорливого моря (особенно в последнее время) замышлялись разные планы, один заманчивее и коварнее другого. Послушать их авторов, проникнуться их доводами, так вот-вот незамедлительно воцарился рай, настоящий рай в необъятной голодной степи, исхлестанной палящим зноем и измученной вековой жаждой.

Весь день мы с другом не могли забыть той чудовищной статьи. Будущее Арала, всего края внезапно показалось нам страшным. Тревога наша сменялась надеждой, надежда — снова тревогой, не обретала душа успокоения, потеряв вдруг опору.

А наутро, проснувшись чуть свет, отправились мы в путь... Больше месяца пробыли на Арале. Загорели. Обросли. Соскучились по дому. Но оба чувствовали себя бодрыми. И потому радость возвращения пьянила нас. Хотелось обнимать всех встречных. В предвкушении того, что счастливая минута встречи с детьми и женами, с друзьями не за горами, уже нетерпеливо бились наши сердца, и друг мой и я только улыбались, не отходили от окна, смотрели в поле, считали про себя телеграфные столбы, станции. Ну, еще сто километров. Пятьдесят... сорок. Осталось вроде совсем мало.

Счастье, радость в глазах людей. От радости бешено бьется сердце. Эх-х, что говорить, край, где ты живешь, где свил себе гнездо, ничуть не меньше дорог, чем тот, где ты родился.

С тех пор как была совершена эта поездка и были написаны эти строки, минуло четверть века. За это время многое изменилось в этом мире и в нашей жизни. И вот спустя, если быть абсолютно точным, двадцать семь лет я прочитал недавно те свои записи и стало тяжело на сердце. Живо предстал перед моими глазами тот рыжий, костлявый почтальон нашего аула, который ходил по песчаному берегу моря и кричал, тряся головой, будто принес людям великую радость: «Эй, слышали? Через двадцать лет Арал исчезнет...»

Увы, как гласит народная пословица: «Сбываются не слова мудреца, а бред глупца». Да, сбылось. Как еще сбылось. И кажутся мне теперь неуместной и даже злой, горькой, а потому нелепой насмешкой те мои восторженные, двадцатисемилетней давности слова о родном крае. Но ведь когда-то так было. Было же! Было. И ныне у меня не поднимается рука выкинуть хоть единое слово из той моей песни. И она, вечная моя песня-любовь, песня-скорбь, песня-память, льется-кружится над тем, что исчезло или исчезает навеки, безвозвратно, навсегда. Приезжая в свой родной край, я не узнаю его, ибо Арал стал другим. До неузнаваемости другим. И о нем уже другой сказ. И о том, быть может, поведаю тоже при случае. Мой Арал, терзаемый какой уже год неизлечимым недугом, сейчас на грани гибели. Его надо бы немедленно реанимировать, оказать хотя бы первую помощь! Бывает, в минуты отчаяния думаешь, вот, Байкал... конечно, он несравненное чудо природы, гордость и краса отечества! Но, согласитесь, и наше синее-синее море среди песков и пустынь ведь тоже не меньшее чудо — дитя природы, дитя планеты. И, когда думаю об этом и осознаю все это в полной мере, знаете, чувствую вдруг себя чем-то обделенным, становится горько и обидно. И в такие тяжкие минуты перебираю в памяти наших именитых гуманистов-писателей, ученых, в решительный момент грудью вставших на защиту Байкала и отстоявших его, и, не скрою, недоумение охватывает меня вдруг, почему они, эти гуманисты, когда на их глазах и глазах всего человечества погибает в тяжкой муке Аральское море, почему они, сомкнув губы, молчат? Ведь, если разобраться по совести, сейчас Аралу ничуть не меньше, чем Байкалу, требуется могучая поддержка сынов и дочерей нашего Отечества. Убежден: куда разумнее было бы объединить усилия тех, кто по-настоящему болеет за судьбу не только «собственного» очага, но за судьбу всей нашей родины, ибо все взаимосвязано — и судьба природы, и, судьба всех живущих на земле, и тех, кто придет после нас.

Баксы — шаман.

Среднеазиатский государственный университет.

Сельскохозяйственный институт.

Уртак — товарищ (узб.)

Соломон.

Калибек Куанышбаев — народный артист СССР, исполнитель роли Абая в пьесе М. Ауэзова и Л. Соболева «Абай».

Бий — судья.

Ага-султан — старший султан.

Ибрагим Конобай — Ибрагим (Абай) Кунанбаев

Джордж Кеннан: Сибирь и ссылка. СПб, 1906, с. 123—124.

В письмах Ю. Казакова упоминаются руководители и работники журнала «Дружба народов» С. Баруздин, А. Салахян и В.Лукашевич, руководители алма-атинских издательств Д. Джангильдин и М. Симашко, работник издательства «Молодая гвардия» 3 Яхонтова, писатели Э. Шим и Г. Семенов. (Прим. ред.)

Четвертый съезд писателей СССР.

В окончательном варианте — Чернов.

Шемая (по-персидски «шах мая») — рыба царей.