Мария Миняйло - Четыре оттенка счастья

Стиснув зубы, сдерживая рыдания, я умолял Его не забирать ее. Я просил прощения за то, что так долго не молился, за то, что не верил... за то, что отвернулся от Него.

Я готов был пойти на все, сделать что угодно, лишь бы Он не забирал ее. Я долго молился, а потом вышел из церкви, сел на асфальт и расплакался. Даже тогда, сделав над собой страшное усилие, чтобы вновь поверить и заговорить с Ним, я знал, что Он все равно заберет мою тетю. Он так и не заговорил со мной, не ответил на мои молитвы.

Но как все юные сердца, я хотел верить. Верить, что Бог есть, что факты – это фигня. Что он слышит меня и поможет...

Вера окончательно покинула меня, когда через два месяца, холодной январской ночью, моя горячо любимая тетя умерла.

После похорон я пошел в церковь и вылил на алтарь пакет томатного сока. Почему томатного? Я не знаю. На меня стала кричать монашка, а я послал ее к черту и пожелал ей гореть в аду.

В ту ночь, когда я засыпал, я поклялся, что больше никогда не обращусь к Нему, никогда не помолюсь и всегда, всегда буду Его ненавидеть!

IX

Незадолго до смерти моей тети Вика с Кириллом вновь сошлись. Я был за них рад. Приближались выпускные экзамены, я опять с головой ушел в учебу, Кирилл бросил пить, и жизнь потихоньку приобретала свои яркие краски, хотя и немного потускневшие.

Олег с нетерпением ждал прибавления в семействе, а Сашка выиграл олимпиаду по химии. Все стало, как и раньше, только немного по-другому.

А потом как-то на улице я встретил свою балерину. Прошли годы, но я все равно узнал ее. Она не изменилась, была такой же пугающе худой и красивой. По крайне мере, красивой для меня.

Я стоял возле киоска в очереди, а она шла по другой стороне улицы в компании таких же худых девушек. Хотел окликнуть, подойти, но страх и смущение настолько сковали, что я только стоял и смотрел ей вслед. Смотрел вслед уходящей балерине... Единственной девушки, на которой я хотел жениться. Она исчезла за поворотом, а я остался стоять в очереди...

Сашка сказал, что я полный идиот, потому что не окликнул ее. А я так не считал. Ведь, по сути, что бы я ей сказал? «Привет, помнишь того мальчика, который передавал тебе шоколадки через вахтершу? Так вот, это я. И я хочу на тебе жениться!» Представляю себе выражение ее лица! Но Сашка все равно не одобрил моего поведения.

X

В апреле моего 11 класса мы попали в милицию. Мы – это я, Сашка, Кирилл и Олег. А попали мы туда за нанесение тяжелых телесных повреждений одному человеку. Этим человеком был муж моей сестры.

В один из дней, в начале апреля, поздно вечером к нам в гости пришла моя сестра. Она плакала. У нее была разбита губа, сломано ребро, а в глазах застыло выражение страха и всепоглощающего горя.

Нинке было 25, она была приятная и жизнерадостная девушка. Вроде бы умная и рассудительная... По жизни может и да, но только не в выборе мужчин. За три года до упомянутых событий она вышла замуж за одного «хмыря», как его называл папа. Нинка была влюблена и, наверное, многого не замечала. Того, что замечают не одурманенные любовью люди.

А в тот поздний вечер она узнала, что у хмыря есть любовница, и закатила скандал, за что получила по лицу и еще вдобавок по ребрам. Потом он выгнал ее из дому и пообещал подать на развод.

Отец тогда был в командировке. И, наверное, это хорошо. Иначе он бы убил хмыря.

Тот роковой день был пятницей. Я успокоил Нинку, мама повезла ее в больницу. Когда они уехали, я позвонил ребятам и попросил о встрече на завтра.

В субботу утром, когда мы встретились во дворе моего дома, я рассказал обо всем, что приключилось с Нинкой, и коллегиально было принято решение не оставлять это без внимания и не ждать приезда отца.

Ребята любили Нинку. Они хорошо помнили те дни, когда она была еще не замужем и жила вместе с нами. Ребята приходили в гости, Нинка с ними возилась, вечно готовила нам что-нибудь вкусненькое. Именно поэтому мы решили, что хмыря нужно наказать.

Вечером мы поджидали его возле квартиры, за дверью черного хода. А когда он появился, первым напал Олег, оглушив по голове. Мы открыли квартиру и затащили нашу жертву вовнутрь.

Хмырь был физически сильным, крупным мужиком, но мы преобладали количеством, тем более с нами был Олег.

Итогом нашего прихода в гости стало сотрясение мозга, три сломанных ребра, два выбитых зуба, сломанная ключица и несколько вывихов. И это все у хмыря. Не считая, конечно, разбитого лица, многочисленных синяков и ушибов.

Олег до сих пор считает, что мы могли и лучше его отделать, но Сашка побаивался, что мы можем нечаянно его убить, поэтому били аккуратно.

Естественно, не успели мы вернуться домой, как нас «приняли» менты. Хмырь снял побои и подал на нас заявление. Всех забрали в отделение. Но почему-то никого эта ситуация не расстраивала. А потом приехала Нинка с мамой и долго говорила со следователем за закрытой дверью...

Нас отпустили. Взяли, правда, на учет, но отпустили. Хмырь забрал заявление, а Нинка, когда мы вышли из отделения, крепко всех обняла. Она плакала и говорила, что мы – лучшие мужчины в ее жизни.

Когда папа приехал из командировки, мама рассказала ему про все наши перипетии. Он пошел к хмырю, и уж не знаю, что он ему говорил, но через пару дней тот съехал с квартиры, куда вернулась Нинка.

XI

Выпускной был скучным и совершенно не таким волнующим, каким его описывают в книгах и фильмах. Хотя многим понравилось. Что касается меня, то я так устал за прошедший год, что совершенно не хотел гулять и веселиться. Получил золотую медаль, выпил вина и уехал домой. Мне было там не интересно, да и Олега не было, у него к тому времени был уже грудной ребенок. Девочка.

Мы сдали выпускные экзамены. Как и следовало – я, Сашка и Кирилл покинули стены школы с золотыми медалями, а Олег получил только похвальную грамоту. Но Олега это совершенно не волновало, он с головой ушел в воспитание своей маленькой дочурки. Он устроился на работу курьером, лелея надежды поступить на географический факультет, чтобы таки стать картографом.

Кирилл, вопреки протестам родителей, переехал к Вике. И начал готовиться к вступительным на исторический.

А мы с Сашкой сидели на лавочке напротив моего дома, курили и не знали, что будет. Не знали, как дальше сложится жизнь и что там... в будущем.

Потом мы выпили пива, и он сказал, что я должен найти балерину. Обязательно должен! Даже если наша встреча закончится полным фиаско, я должен это сделать.

«Потому что когда-нибудь, когда тебе будет лет эдак 70, ты проснешься однажды утром, посмотришь на спящую рядом старушку и подумаешь, что отдал бы все на свете, лишь бы вернуть тот день, когда ты не заговорил с балериной». Так говорил Сашка. Мальчик, который мог вылить содержимое своего стакана на пол или скрутить ручку с мебели… просто так. Мой друг, который наивысшим счастьем считал чтение книг по химии. Так говорил Сашка… трезвомыслящий романтик.

А потом мы опять молчали, курили и пили пиво. Пока вокруг все суетились, планируя свое будущее, мы сидели и ничего не знали. И были счастливы. А еще мы радовались. Радовались тому, что наконец-то закончили школу...

Послесловие

Я тихо стою в шумном коридоре, прячась за углом. Немного нервничаю. Я внимательно смотрю на вторую дверь слева и жду. Неожиданно дверь распахивается, и в коридор выходит высокая, до боли худая женщина. Сверкнув своими неимоверно большими темными глазами, она поворачивается к женщине, которая идет за ней.

Худая женщина держит за руку маленькую хорошенькую девочку. «Вынуждена сказать, что у вашего ребенка полностью отсутствует логика», – говорит немолодая тетка, противно косясь в сторону девочки. Худая женщина молчит, только глаза с каждой секундой становятся чернее. «Я задала ребенку элементарную загадку: что общего между молоком и ежиком?»

Я на секунду отвлекаюсь от наблюдения и начинаю думать... а что же между ними общего? Наверное, ежик пьет молоко... хотя кто сказал, что он его пьет? Где в лесу найти молоко? Ежики ведь жуков едят... но по логике вещей тут ответ должен быть именно такой.

«И знаете, что ваш ребенок ответил?» – продолжает неприятная женщина. Худая молчит. «Ежик пьет молоко! Но это неправильный ответ», – говорит тетка, взвизгивая.

Я округляю глаза, пытаясь сообразить, какой же правильный ответ. А худая женщина сильно сжимает руку своей дочери, натянуто улыбается немолодой учительнице и тихо говорит... вернее, даже не говорит, а шипит, что они будут искать другую школу, где работают нормальные учителя, и еще она шипит, что у ее дочери все в порядке с логикой. Потом она разворачивается, оставляя ошарашенную училку одиноко стоять в коридоре. «Мой ребенок – гений!» – говорит худая напоследок и удаляется.

Я улыбаюсь. Худая женщина – моя жена, а хорошенькая девочка – наша дочь. Мне 35, и это наша первая попытка в подборе школы. Я опять улыбаюсь, жена злится, а нашей малышке все равно...