Люси Кларк - Единственный вдох

Затем он поднимается, подходит к Солу и протягивает ему руку.

Немного помедлив, Сол пожимает ее.

Они не обнимаются, а жмут друг другу руки: в знак согласия, примирения и прощания.

Сол выходит на террасу, закрывает за собой раздвижные двери. В комнату врывается поток свежего морского воздуха, но его тут же поглощает духота от печи. Такое чувство, что Ева заперта в этом доме вместе с Джексоном.

Он с болью смотрит, как уходит брат.

– Боже, Джексон, – вздыхает Ева – она измучена, сил нет. Получится ли тоже уйти от него, бросить мужчину, которого любила? – Чего ты хочешь?

Джексон смотрит Еве в глаза: в его взгляде столько печали, что сжимается сердце.

– Вернуться.

Ева закрывает глаза.

– Не выйдет.

– Я пойду в полицию, во всем им сознаюсь.

– А потом что, в тюрьму? Хочешь убить этим отца? Ты всем врал, Джексон.

На поминальную службу пришло столько людей, и все говорили, каким замечательным человеком был Джексон. Но теперь ему не к кому обратиться.

– Или поедем куда-нибудь, только ты и я, начнем все сначала.

В его словах нет искренности, Джексон и сам им не верит.

Ева подходит к книжному шкафу Сола, просматривает корешки. Вот она, «Море вокруг нас» – Джексон говорил, что именно из-за этой книги решил стать морским биологом. Очередная ложь, одна из множества.

– Ты говорил, осенью мы поедем в Тасманию, – говорит ему Ева.

Глаза Джексона загораются.

– Я всегда хотел привезти тебя сюда.

– Но не мог. – Внутри все сжимается от гнева. – Пришлось бы придумывать отговорку, Джексон. Ну, и почему бы мы не смогли поехать?

– Я… я не…

– Папа заболел бы или билеты слишком дорогие? Не отпустили бы на работе?

Мысли занимает все то, о чем врал Джексон: поддельные письма от Дирка, рассказы о путешествиях, выдуманная карьера морского биолога, прежняя семья, приезд Жанетт в Лондон, последние моменты перед падением со скал.

– Боже, я так тебе верила! Наверное, врать было легко.

– Я не хотел тебя обманывать! – кричит Джексон – лицо покраснело, в глазах застыли слезы. – Это убивало меня, я мечтал, чтобы все было по-настоящему!

Если это правда, то невозможно представить, в каком напряжении жил Джексон, пытаясь поддерживать свою ложь. Сплошные нервы, ведь надо помнить каждую ниточку, из которых он сплел обман.

В то утро Джексон укрывался в лодке под брезентом, тело трясло от холода и ужаса, а думать он, наверное, мог лишь о том, как спастись. Разумеется: Джексон так устал от жизни во лжи, что хотел начать все сначала, однако в тупике он оказался не только из-за приезда Жанетт в Британию. Обман уже давно загнал его в угол.

– Ты был готов бежать, – наконец понимает Ева. – Поэтому молчал, хотя ложь нарастала снежным комом. Просто ты знал, что однажды уйдешь.

Пусть Джексон возразит, пусть скажет, что ясно представлял их совместное будущее.

Он лишь едва заметно кивает. Внутри у Евы что-то надрывается.

– Боже, – шепчет она, закрывает рот рукой. – Ты понимал, что когда-нибудь ложь настигнет тебя, и откладывал деньги. Верно? – Джексон смотрит на Еву, по щекам текут слезы. – Ты всегда знал, что придется бежать, – повторяет Ева. Так вот какова истина. – Ты ведь уже так делал – бежал от пожара, от Жанетт с Кайлом, а потом и от меня. – Так больно – и за себя, и за Джексона. – Ты и сейчас бежишь.

Сол сидит на террасе и наблюдает за сероватым перламутром рассветных лучей. Он вымотан; думать о том, что происходит сейчас в его доме, невозможно; он вглядывается в залив.

На улицу выходит Ева. Вспыхивает прожектор, но она отключает его, и терраса вновь погружается в сумрак. Ева ставит стул рядом и тоже любуется бухтой. Они молча слушают шепот воды и утреннее пение птиц.

Несмотря на все, что случилось за последние сутки, рядом с Евой Солу почти спокойно. С ее приездом на Уотлбун открылся целый новый мир, и теперь тяжело представить себе жизнь без Евы.

– Кейли сказала, ты завтра уезжаешь.

– Да.

– Ты шла, чтобы сказать мне?

Ева кивает.

Он двигает свой стул и садится прямо напротив. На Еве по-прежнему его свитер, рукава закатаны. Волосы высохли и легли вокруг лица мягкими волнами: вид у нее юный, уставший. Сол берет Еву за руки – ладони теплые и изящные.

– Ева, мне правда жаль, что тебе через столько пришлось пройти. – Хочется сказать, какая она сильная и храбрая, как она справится со всем независимо от принятых решений – он не будет давить, – но вместо этого Сол говорит: – Джексон сказал, что я никогда ни за что не боролся, и это правда, поэтому я буду бороться сейчас. Не уезжай, Ева. – Сол крепче сжимает ее руки. – Как только ты приехала, остров ожил. Теперь это мой дом – не только потому, что место связано с моим прошлым, но и потому, что здесь я вижу свое будущее. Не случись ничего этого – если бы ты не вышла замуж за моего брата, если бы Джексон не решил исчезнуть, если бы он не сидел сейчас у меня дома, – ты была бы просто девушкой из Англии, которая приехала в Тасманию. И если отбросить лишнее, все станет просто: я люблю тебя.

Ева провела на острове немало времени, однако Солу вспоминаются только приятные моменты. Как Ева смеялась, когда кальмар обрызгал чернилами Кейли, как они вместе любовались под водой морским драконом, как солнце янтарем отсвечивало в ее глазах. Эти мгновения существуют благодаря им двоим, а раз Сол и Ева сумели найти счастье даже в беспокойные времена, то они обязательно отыщут его снова.

Глаза наполняются слезами, Ева сжимает губы и молчит.

– Я не могу сказать, что будет дальше, – говорит Сол, – или какими будут наши отношения. Знаю лишь одно: я пойду на все, лишь бы ты всегда была счастлива. Поэтому прошу, Ева, не уезжай.

Ева выходит из дома вместе с ним, они идут в ногу. На улице уже не так темно, пробивающийся рассвет окрасился бледно-розовым, скоро взойдет солнце. Они проговорили всю ночь, и теперь не осталось ни слов, ни сил, но, как ни странно, ей больше не страшно.

Напротив, чувствуется непривычное спокойствие, как в долгие ночные смены в родильном отделении: чем напряженнее ситуация, тем яснее мысли.

Среди влажного от росы сада их хором встречают птицы. Солнце вскоре поднимется над заливом, и наступит новый день.

Они босиком спускаются к пляжу по прохладным каменным ступеням. Словно во сне молча бредут по пустынному пляжу, бесшумно ступая по песку, а накатывающие волны настраиваются под ритм дыхания.

На берегу какие-то темные очертания… Водоросли? Нет, это гидрокостюм, который Ева бросила здесь прошлой ночью. Такое чувство, что это было целую вечность назад.

Поверхность воды ровная и спокойная, слегка розоватая. Ева молча снимает одежду и чувствует на себе взгляд Джексона, но не стесняется. Дрожа, натягивает гидрокостюм, слегка влажный от росы. Берет Джексона за руку, и он сжимает ее ладонь.

– Что теперь?

Джексон уверенно улыбается.

– Отправлюсь куда-нибудь еще, начну все заново.

Конечно, начнет. У Джексона получится устроить новую жизнь – и хорошую. Надо верить в это.

Его поступки не вызывают ненависти: все началось с детской лжи, породившей обман, из которого не выпутаться. Ева крепко держит Джексона за руку и произносит лишь одно слово, которое, как они оба понимают, сейчас уместно:

– Прощай.

И отпускает его.

Ева заходит в воду – по лодыжки, по колени, затем по пояс. Надевает маску и ласты, падает вперед, и ее подхватывает волна. Ева плывет уверенно и изящно, добирается до середины бухты.

Расставив руки в стороны, она держится на поверхности и смотрит вниз. Щеки немного замерзают, на губах вкус соли. Дыхание выравнивается, пульс стал медленнее. Ева делает глубокий вдох, наполняя легкие прохладным воздухом, и ныряет, отрываясь от внешнего мира и будто растворяясь в море. Держа руки по бокам и отталкиваясь ногами, будто плавником, она опускается ниже.

На глубине скрыто столько всего, чего Ева раньше не замечала: крошечный планктон, кружащийся на свету, причудливой формы водоросли, само море, полное мерцающих пузырьков воздуха.

Когда легким становится отчаянно нужен воздух, она замирает и на мгновение чувствует себя совершенно невесомой. Мысли становятся ясными, свободными, а воспоминания яркими и невероятно четкими.

Стольким детям Ева помогла появиться на свет в воде, где они чувствуют себя спокойно еще до того, как сделают первый вдох, после чего вся жизнь меняется.

Когда Ева впервые ныряла с Солом, ей пришлось перебороть силу воды, но благодаря этому она кое-что узнала и о себе, и об океане.

Как много может изменить один лишь вдох.

Надо немедленно на воздух, но Ева все держится на дне. Через несколько часов она будет сидеть в самолете рядом с Кейли и наблюдать в иллюминатор, как исчезает контур острова Тасмания, пока от него не останется лишь отпечаток в сердце.

Теперь Ева знает, чего на самом деле хочет.