Кэти Стаут - Привет, я люблю тебя

После ужина Джейсон сопровождает меня до гостиницы Джейн.

Прежде чем расстаться, Джейн притягивает меня к себе и заявляет:

– Нам надо поговорить. Завтра. После церемонии. Сегодня я с мамой иду на маникюр. – Она вдруг с важным видом сводит брови – я не привыкла видеть ее серьезной. – И не переживай из-за нее. Я обо всем позабочусь.

– Спасибо, – бормочу я.

Она секунду колеблется, потом говорит:

– Ты ничего плохого не сделала. Ты ведь понимаешь это, да?

Я выдавливаю из себя слабую улыбку, но внутри у меня все сжимается.

Джейн обнимает меня, машет Джейсону и исчезает за дверями гостиницы. Мы с Джейсоном идем по улице. Мы молчим, нас окружают звуки города, а не наших голосов. Я обдумываю прощальные слова Джейн.

До школы мы добираемся на такси, и когда подходим к моему общежитию, Джейсон говорит:

– Не сердись на Джейн. Она просто шутила. И не хотела обидеть тебя.

Я дергаю плечом.

– Наверное.

Он усмехается.

– Кроме того, ей удалось открыть нам кое-что, вокруг чего мы топтались уже много месяцев.

От этих слов мысли о маме тут же вылетают у меня из головы.

– Что именно?

Джейсон подходит поближе.

– Я знаю, в прошлый раз я все испортил, но я все равно скажу: ты мне очень нравишься. Ничего не изменилось. И, судя по тому, что ты рядом со мной, я осмелюсь предположить, что я тоже тебе нравлюсь.

Он смотрит на меня с такой надеждой, что я едва не кричу: «Да! Да, ты мне нравишься!». Но я молчу. Не могу сказать ему все это.

– Джейсон, мне кажется, это не очень хорошая идея.

– Почему?

«Потому что ты сломлен еще больше, чем я, – хочется мне сказать. – Потому что я боюсь, что ты кончишь так же, как твой отец и мой брат. Потому что настанет день, и ты причинишь мне боль, хотя сейчас это и не входит в твои намерения. Потому что ты называл меня помехой, потому что ты стесняешься меня, а все это потому, что у тебя проблемы, а я не могу решить их».

Но я говорю:

– Потому что ничего не получится.

Он озадаченно смотрит на меня.

– Почему?

Я ищу какой-нибудь удобоваримый предлог, но непроизвольно говорю правду:

– Я не доверяю тебе.

– Серьезно? – Он мрачнеет. – Но что же я такого сделал, что ты считаешь меня недостойным доверия?

– Ничего. – Я отмахиваюсь. – Ничего.

Он качает головой.

– Я серьезно спрашиваю. Я хочу знать, чтобы решить эту проблему.

– Мы никогда не сможем «решить эту проблему», так что говорить об этом нет смысла. Я не хочу зря терять время.

Его охватывает раздражение.

– Зачем ты так говоришь? Да, у нас было не очень гладкое начало, но сейчас же мы друзья.

– Мы действительно друзья.

– Тогда почему ты не доверяешь мне?

– Ох, не знаю, – с сарказмом отвечаю я. – Наверное, потому, что ты все время ведешь себя так, будто стесняешься меня.

Он закатывает глаза.

– Это было всего один раз, и ты тогда вообще неправильно поняла ситуацию. Объясни, чего ты от меня хочешь?

– Ничего! Я от тебя ничего не хочу. – Глаза обжигают слезы, и у меня вдруг появляется ощущение, будто я проглотила камень. – Я думаю… нам не надо так много времени проводить вместе.

– Ты серьезно? – Он умолкает. – Нет, не может быть, чтобы ты говорила всерьез.

– Извини, но я.

– Нет, – сердито перебивает он меня. – Ты не можешь принимать такие решения одна.

– Джейсон.

– Нет! – Он тычет в меня указательным пальцем. – Ты обвиняешь меня в том, чего я не делал, и выставляешь меня полным дебилом. Но ты ошибаешься, я.

– Ты – что? – Я уже цежу сквозь зубы. – Ведь это ты вел себя так, будто не знаком со мной, когда мы были в Сеуле, будто ты стесняешься меня. И тот твой маневр со знакомством в ночном клубе ничего не изменил. И что? Сейчас ты передумал? Я больше не смущаю тебя? Как я могу быть уверена, что ты снова не передумаешь?

Он судорожно сглатывает.

– Я действительно обидел тебя, когда мы были в Сеуле, да?

Я всплескиваю руками. Его слова бередят затянувшуюся было рану – ведь он и в самом деле обидел меня.

– Я больше не хочу об этом говорить.

Я резко поворачиваюсь и бегу к двери в общежитие. Но я берусь за ручку и останавливаюсь, когда Джейсон говорит:

Ты боишься. Ты хочешь быть со мной, но почему-то боишься. Может, это как-то связано с твоей семьей или с твоим прошлым, но только не надо взваливать вину на меня. Я признаю, что говорил всякие глупости, но я не такой плохой, каким ты пытаешься меня выставить. – Он понижает голос так, что я едва слышу его: – Ты действительно мне очень нравишься, и я не причиню тебе боли, поверь мне.

Хотя я и понимаю, что все это зря, однако какая-то частичка меня надеется на то, что он действительно хороший, и что ему можно доверять, и что он докажет это мне. Потому что я тоже хочу для кого-то что-то значить.

«Братишка,

Иногда мне хочется обвинить во всем тебя. Я хочу, чтобы виноватым во всем был ты, потому что тебя уже нет и тебе не надо иметь дело с последствиями. Не я вложила таблетки в твою руку. Тогда почему я считаю себя ответственной за это?

На твоих похоронах все твердили, что ты «ушел от нас», как будто твоя смерть была мирной. Но она была не мирной. Ты не «ушел». Ты умер. Мы пляшем вокруг этого слова, как будто оно может задеть нас, оставить на нас пятно. Мы приписываем ему огромную власть и опасаемся, что, произнесенное вслух, оно призовет смерть.

Я все еще скучаю по тебе, но и злюсь на тебя за то, что ты бросил нас, вынудил меня рассориться с мамой, убежать из дома. Ты вырвался, а я осталась разгребать последствия. Даже в Корее я не могу спрятаться от них. От них никуда не деться – ни самолетом не улететь, ни на машине не уехать.

Это несправедливо. Я не хочу все это чувствовать. Но я не знаю, как это прекратить. Я не знаю, как сделать, чтобы мне стало лучше.

Я люблю тебя, очень. Только я не понимаю, зачем ты так поступил. Наверное, никогда не пойму. И всегда буду задавать этот вопрос.

Я даже не знаю, зачем я пишу тебе эти письма – ведь я пишу их на бумаге и не отправляю, – и зачем я каждый вечер молюсь о том, чтобы утром, проснувшись, увидеть на своем телефоне твой пропущенный звонок. Я все еще жду, что твои фотографии появятся в журналах, а твое имя – в адресной строке моей электронной почты.

Возможно, настанет день, когда мысли о тебе не будут причинять мне такую боль. А может, и не настанет. Но я все равно пишу тебе.

Из Кореи, с любовью, Грейс».

Церемония вручения аттестатов длится чуть дольше, чем я думала. Сегодня школа выпускает всего пятьдесят учеников – самый малочисленный старший класс за всю ее историю. После третьей речи я начинаю думать, что в какой-нибудь американской частной школе, где в выпускных классах всегда сотен пять учеников, такая церемония прошла бы гораздо быстрее.

Я последней поднимаюсь на сцену, и когда директор вручает мне аттестат, я чувствую себя так, будто мне вручают будущее. Впереди меня простирается вся жизнь, мне предстоит принимать решения. Те, которые предстоит делать сейчас, я знаю, но много и тех, о которых я узнаю, возможно, через много лет. Я могу сейчас поступить как послушный ребенок и вернуться домой, ведь именно этого хочет мама. Это самое легкое решение: вернуться в Теннесси, поступить в Вандербильт, работать в папиной фирме.

Или я могу рискнуть.

Я приехала в Корею, чтобы вырваться. Я сбежала сюда. И я больше не хочу никуда бегать. Означает ли это, что я должна вернуться домой и снова столкнуться со своим прошлым? Или я могу отважно посмотреть на свое прошлое здесь? Могу ли я быть счастлива в Азии? Могу ли начать отсюда?

Я хочу попробовать.

– Я знаю, что ты сейчас чувствуешь. – Джейн усаживается поудобнее, кладет ногу на ногу, поднимает стакан с содовой и снова ставит его на стол. – Только не делай вид, будто ничего не происходит.

Я кручу на дне чашки остатки кофе и вглядываюсь в получившийся водоворот – все это для того, чтобы не встречаться с Джейн взглядом.

– Честное слово, я не знаю, о чем ты.

Джейн фыркает.

– Не глупи, Грейс.

Однако она не продолжает. Я никогда не видела ее настолько взволнованной, чтобы она не знала, что сказать. После торжественного обеда с мамой Джейн сказала, что хочет вместе со мной выпить кофе в Инчхоне. Это означало, что я буду пить кофе, а она потягивать через соломинку содовую без кофеина, потому что Джейн на кофеине – это страшная вещь.

– Все пошло наперекосяк после смерти Нейтана, – неожиданно шепчет она, и у меня от ее тихого голоса по спине бегут мурашки.

Джейн ловит мой взгляд и не сводит с меня своих карих глаз. Таких же, как у Нейтана. Мне кажется, что это брат смотрит на меня.

Я резко отворачиваюсь к окну, за которым оживленная улица с толпами людей. Я чувствую себя так, будто мое сердце трескается, и от него отлетают крохотные кусочки. Я не хочу быть здесь. Я не хочу говорить об этом. Я не…