Алексей Гравицкий - Живая музыка

Голос Ульянова сорвался на крик, столь мощный, что задрожали стекла в окне. Дима съежился, сдулся, словно воздушный шарик.

— Я только одного не понимаю… — холодным, ровным голосом закончил Саша. — Не могу понять. У него жизнь — мгновение. И он тратит ее на вечное. Вы живете практически вечно и занимаетесь какими–то мелкими, сиюминутными дрязгами. Пшел вон отсюда! Понял? Да, нет?..

Саша пел мягко, но тоскливо. С такой мягкой тоской подвывает зимой в печной трубе. Поскрипывали виолончель и скрипки, словно старый паркет, по которому прошли в мягких тапочках к очагу.

Ульяновская четверка выкладывалась на совесть. Но эту музыку он слышал отдельно, отстраненно, словно она играла где–то в другом месте. Игорь работал сейчас сам. На зал, для зала. С самого начала решил, что будет вести, а не подстраиваться. Ульянов не единожды дал понять, что эта вещь — для фортепьяно. Значит, звучать должен он. Он, а не они! А вчерашние дрязги… Да шут с ними, вот сейчас он плеснет масла в огонь и посмотрит, как будет биться в истерике Владик, как будет молча скрежетать зубами Дима… Нашел мальчика!

Ульянов отступил на шаг от затихшего зала, взял паузу. Куплет, куплет, проигрыш… Нет, это не проигрыш, это выигрыш. Его выигрыш. И пусть они создают атмосферу старого уютного дома. Музыка в этом доме будет играть только его.

Куплет. Теперь главное — не перебивать Ульянова. Его время. Тише, ненавязчивее… Саша взял последнюю фразу и снова чуть отступил. Делать финал будет не он. Игорь почувствовал, как что–то вырывается изнутри, сплавляет пальцы с инструментом, превращая их в единое целое, вырывается наружу звуком. Одобрительного взгляда Саши он не видел.

Звук повис над залом, словно балансирующий на проволоке канатоходец, покачнулся и легко упал вниз, растворившись в тишине. И тогда эту тишину разорвал гром аплодисментов.

Радость и гордость, ощущение того, что он что–то может и что–то значит в этом мире… Игоря буквально распирало. Помимо запланированной программы их трижды вызывали на бис.

Сперва он не видел ничего вокруг. Потом, когда возникло это удивительное ощущение легкости, будто он вот сейчас может оторваться от земли, как когда–то во сне в детстве, он увидел Танюшку. И дальше, глядя в зал, он смотрел на нее. Сейчас ему надо было туда, в зал. Надо поделиться этим чувством, надо…

Воспользовавшись случаем, Игорь юркнул за кулисы, пытаясь найти выход. Здесь было сумрачно и прохладно. Воздух пах чем–то химическим. Странная смесь хлора, нафталина и дыма, который запускают по сцене. Засвербило в носу. Игорь не удержался и чихнул.

— Будь здоров.

От неожиданности он вздрогнул, резко обернулся. Со стороны сцены к нему шла Кира. В ледяных глазах черноволосой скрипачки полыхало пламя, если лед вообще может полыхать.

— Спасибо, — кивнул Игорь. — А где выход, ты не помнишь?

Она не ответила. С грацией пантеры, мягко, вальяжно подошла к нему:

— Ты прекрасно работал.

Кира приблизилась настолько, что Игорь чувствовал ее прохладное дыхание.

— Спасибо.

Он попытался отстраниться, но скрипачка властно обвила его руками, прильнула. Игорь не успел сообразить или сделать хоть что–то, как губы обожгло холодом.

«Какой холодный поцелуй», — метнулось в голове.

— Нравится? — Кира улыбнулась, обнажив белоснежные зубы.

Клыки ее, кажется, чуть заострились, стали мощнее. Или Игорь просто раньше не обращал на зубы холодной красавицы внимания… «А там Танюшка», — мелькнуло где–то внутри и тут же вяло отошло на второй план.

Губы снова обожгло ледяным поцелуем.

— Нравится… — прошептала Кира. — Всем нравится, я знаю.

Надо идти… там… Игорь попытался повернуться, но скрипачка обвивала его так страстно, так… нет, не горячо — холодно. Но была в этом какая–то непостижимая магия, какое–то волшебство. Что–то, что приковывало его к ней, не давало отойти. Куда идти?.. Танюшка…

Игорь поднял глаза. Где–то там, в сумрачном, пахнущем хлором коридоре стояла Танюшка. Стояла и смотрела на него. На них. В глазах ее застыли слезы. Странно, он никогда не видел, как она плачет… Ей надо объяснить… Что — объяснить?..

Он хотел что–то сказать, даже потянул к ней руку, открыл было рот, но почувствовал касание губ и языка на шее. Вместо слов у него вырвался полустон.

Танюшка резко повернулась и пошла прочь.

Надо догнать… Или не надо… Губы… язык… холодно…

— Отойди от него сейчас же!

Голос прозвучал резко. Кира отшатнулась. В голове стало проясняться. Туман перед глазами рассеялся. Игорь тряхнул головой. В нескольких шагах от них стоял Ульянов и зло смотрел на скрипачку. Кира стояла рядом с ним. Рот девушки был полуоткрыт, оттуда выглядывали непомерно большие клыки. Взгляд скрипачки был пустым, словно ее в самый ответственный момент сдернули с любовника.

Игорь вздрогнул:

— Что это?

Скрипачка выглядела пугающе, особенно клыки и пустой взгляд. Игорь отшатнулся. Кира зашипела, словно разъяренная змея, которой наступили на хвост.

— Пошла прочь! — голос Ульянова был тверд, хоть в нем и слышалось раздражение.

Кира пошатнулась. В фигуре ее что–то переломилось, будто выдернули стержень. Девушка медленно пошла по коридору.

— Она… она…

Игорь судорожно провел ладонью по шее. Реальность, казалось, дрогнула, изменив все представления о себе.

Саша подошел ближе.

— Она вампир, — тихо произнес он. — Они все такие.

Все!.. Игорь отшатнулся. Саша растекся в улыбке, достойной чеширского кота.

— А-а…

— И я тоже, — кивнул Ульянов.

«Не может быть! — забилась паническая мысль. — Нет… Бежать… Танюшка… Господи, она… что она подумала…»

Игорь дернулся в сторону.

— Стоять!

Голос вампира был тих, но настолько властен, что заставил остановиться.

— Я ухожу, — тихо произнес Игорь.

— Отсюда?

— Из группы! Совсем.

Игорь снова повернулся к выходу.

— Стоять! — все так же тихо повторил Ульянов.

Пианист замер.

— Повернись! — в голосе Саши добавилось шипящих звуков. — Посмотри на меня.

Ноги перестали повиноваться. Он медленно обернулся. Не смотреть в глаза. Только не смотреть ему в глаза. Глаза у Саши были похожи на два черных омута, в которых утонула вечность.

— Ты хочешь стать таким, как они? — прошелестел он одними губами.

Игорь вздрогнул. От одной мысли о подобной перспективе бросило в озноб. Захотелось бежать, но ноги по–прежнему не слушались.

— Вижу, что не хочешь, — произнес Ульянов. — Тогда слушай. Я спас тебя сегодня. Ведь так? Если ты уйдешь, тебя никто не спасет. Понимаешь? Ты в безопасности, пока рядом я. А я рядом, пока ты в группе. Понял меня? Да, нет?

Игорь кивнул. Ноги подкосились, и он сел прямо на пол. Танюшка!.. Как ей объяснить?

— Танюшка…

— Забудь, ее больше не существует для тебя.

Игорь поднял голову, безумно покосился на Ульянова и подскочил на ноги, словно только что не пережил нескольких серьезных потрясений. Молча метнулся к выходу.

— Стой.

На этот раз Игорь не остановился. Ульянов догнал в конце коридора, схватил за плечо:

— Стой, я тебя отвезу.

Татьяна сидела на кухне и плакала. Никогда не плакала, а сейчас… В дверь позвонили. Таня посмотрела на длинный и пустой коридор. Не открывать. Так и сидеть на кухне и смотреть. Смотреть на этот длинный и пустой коридор. Вся ее жизнь теперь — длинный и пустой коридор.

Снова позвонили. Хватит о коридорах. Таня всхлипнула и встала с табуретки. По дороге споткнулась о выпавшую паркетину. Звонок затрещал в третий раз. Пальцы дрожали, замок не слушался и открылся не сразу. На пороге стоял он.

— Танюш, почему ты не открывала?

Она отступила в сторону.

— Проходи, собирай вещи и исчезни, — произнесла твердо, даже сама испугалась собственной твердости.

— Я объясню, — заторопился он. — Я все объясню. Она — вампир, понимаешь?

Внутри дрогнуло что–то, больно сжалось. Снова захотелось заплакать. Прямо сейчас. Таня попыталась рассмеяться, но смех вышел натянутым и хриплым.

— Придумал бы что–нибудь поправдоподобнее. Зеленых человечков с Марса, например.

— Танюш, я не придумываю, я…

Его голос расплылся, как расплавленный асфальт, слова слились в звенящий гул. Сейчас она заплачет, а плакать нельзя.

— Проходи, собирай вещи и исчезни! — твердо повторила она. — Навсегда.

Ульянов стоял, прислонившись спиной к дверце машины, и курил. Игорь появился спустя полчаса, растерянный, и прошел бы мимо, если б Саша не окликнул. Сейчас он смотрел на Ульянова совершенно потерянным взглядом.

— Отпусти меня… — тихо попросил пианист.

— Ты забыл, что я говорил тебе?

— Мне все равно.

— А мне — нет, — покачал головой Саша. — Мне нужна твоя музыка.