Джин Уэбстер - Загадка «Четырех Прудов»

– На Юге ничего не меняется, – заметил Рэднор, – кроме людей, а они, по-моему, меняются везде.

– А это заброшенные хижины негров? – прибавил я, останавливая взгляд на скоплении серых крыш, проглядывавших поверх кустарника.

– Только сейчас они не так заброшены, как нам бы того хотелось, – ответил он, и в голосе его прозвучал наводящий на мысли подтекст. – Ты прибыл на плантацию в интересное время. Призрак Гейлордов появился вновь.

– Призрак Гейлордов! – удивленно воскликнул я. – Что это такое, черт возьми?

Рэднор засмеялся.

– Один из наших безбожных предков однажды забил раба до смерти, и его призрак время от времени возвращается, чтобы навестить негритянские хижины. Мы не слыхали о нем вот уже много лет и почти забыли эту историю, как на прошлой неделе он объявился вновь. Ночью видели пляшущие в лаврах дьявольские огни, а возле хижин были слышны таинственные стенания. Если ты когда-нибудь имел дело с неграми, ты можешь понять, в каком состоянии пребывают наши слуги.

– Ну! – сказал я. – Это обещает быть забавным. Я с нетерпением буду ожидать встречи с призраком.

Мы уже добрались до дома и, остановившись перед галереей, на верхней ступеньке мы увидели полковника, который ждал, чтобы поздороваться со мной. Он выглядел по большей части таким, каким я его помнил, разве что волосы его из черных стали белыми, да манера держать себя из некогда властной сделалась несколько раздражительной. Я выпрыгнул из повозки и схватил его протянутую руку.

– Я рад тебя видеть, мой мальчик! Рад тебя видеть, – сердечно произнес он.

На сердце у меня потеплело от этого стариковского «мой мальчик». С тех пор как меня так называли, много воды утекло.

– Ты вырос с момента нашей последней встречи, – усмехнулся он, ведя меня в дом сквозь группу чернокожих слуг, столпившихся встречать мое прибытие.

По первому беглому взгляду в открытую дверь я понял, что Рэднор действительно сказал правду: ничего не изменилось. Мебель была все той же старомодной, прочной и скромной мебелью, которая стояла в доме еще с тех пор, как он был построен. Было забавно видеть перчатки и хлыст полковника, небрежно брошенные на стул в холле. Хлыст являлся тем самым характерным признаком, благодаря которому я помнил его.

– Так значит, ты много работаешь, верно, Арнольд? – Спросил старик, окидывая меня озорным взглядом. – Мы поручим тебе заняться делом, которое заставит тебя забыть о том, что у тебя когда-то была работа! На пастбище имеется с полдюжины совершенно избалованных жеребят, которых нужно объездить, и вы, сэр, можете приложить к этому руку. А теперь, я полагаю, ужин уже готов, – добавил он. – Когда дело касается печенья, Нэнси не мешкает. Отведи его наверх в его комнату, Рэд, а ты, Моисей, – позвал он одного из слонявшихся по галерее негров, – пойди и отнеси вещи массы Арнольда.

При этих словах один из них потащился неуклюжей походкой и начал подбирать мои пожитки, сваленные в кучу на лестнице. Его внешность сразу же вызвала во мне такое отвращение, что даже после того, как я привык к парню, мне так и не удалось вполне справиться с тем первым невольным трепетом. Он был не чистокровным негром, а октороном[4]. Его кожа была грязно-желтого цвета, черты лица были не плоскими, а заостренными, волосы свисали на лоб прямыми прядями. Но эти данные сами по себе не объясняют его странности; самым поразительным в нем был цвет его глаз. Они вспыхивали желтизной и сужались на свету. Существо было босоногим и носило полинялый костюм из грубой полушерстяной ткани. Я удивился этому, ибо остальные слуги, которые собрались, чтобы встретить меня, были одеты в весьма приличные ливреи.

Рэднор заметил мое удивление и, поднимаясь по винтовой лестнице, произнес:

– Моисей далеко не красавец, это факт.

Я не ответил, поскольку он шел прямо за мной, и ощущение, что его глаза буравят мне спину, было далеко не из приятных. Однако, когда он сложил свою ношу на полу моей комнаты и, бросив косой взгляд, как будто все сразу охватывающий, но ни на чем конкретно не останавливающийся, удалился той же шаркающей походкой, я повернулся к Рэду.

– Что с ним такое? – Спросил я.

Рэднор откинул голову и засмеялся.

– Ты выглядишь так, словно увидел привидение! Нечего бояться. Он не кусается. Бедняга не в своем уме, по крайней мере, в известном смысле. В остальном он вдвойне разумен.

– Кто он? – настаивал я. – Откуда он пришел?

– О, он прожил здесь всю свою жизнь, – вырос тут. Мы любим Моисея, как если бы он был членом семьи. Он является личным слугой моего отца, повсюду следуя за ним, как собачонка. Мы не принуждаем его скрывать все части тела, поскольку туфли и чулки делают его несчастным.

– Но его глаза, – сказал я. – Что, черт возьми, с его глазами?

Рэднор пожал плечами.

– Таким уродился. Его глаза и в самом деле немного чудные, но если ты когда-нибудь замечал, глаза у негров часто бывают желтого цвета. Местные зовут его «Моисей-Кошачий-Глаз». Ты не должен его бояться, – прибавил он и снова рассмеялся, – он безобидный.

В тот вечер за ужином у нас произошла сенсация, и я стал сознавать, что нахожусь за много миль от Нью-Йорка. Последовав приглашению старого чернокожего дворецкого Соломона, мы сели за стол и принялись уплетать стоявшие перед нами холодные закуски, а он между тем ушел на кухню за горячим. Как это часто заведено в домах южных плантаций, кухня находилась отдельно от главного дома и соединялась с ним длинной открытой галереей. Мы ждали некоторое время, но ужина все не было. Полковник, теряя терпение, собрался было отправиться на его поиски, как дверь распахнулась и появился Соломон, руки которого были пусты, а волосы на его курчавой голове смотрели в разные стороны.

– Призрак, господин полковник, призрак! Он похитил курицу. Прямо из духовки, на глазах у Нэнси.

– Соломон, – сурово вымолвил полковник, – что ты хочешь сказать? Не говори глупости.

– Клянусь, господин полковник, я говорю вам сущую правду. Этот призрак схватил курицу прямо из печки и растворился в воздухе.

– Ступай и принеси курицу, и больше ни слова.

– Я не могу, господин полковник, я правда не могу. Там нет никакой курицы.

– Ну что ж, превосходно! Пойди, принеси нам ветчины и яиц и прекрати шуметь.

Соломон удалился, а мы трое переглянулись.

– Рэд, что все это означает? – ворчливо спросил полковник.

– Какие-то дурацкие выдумки черномазых. Я разузнаю обо всем после ужина. Коль скоро привидение начинает тащить кур из духовки, я думаю, пора приниматься за расследование.

Ввиду того, что это дело вызвало во мне естественное любопытство, я стал задавать вопросы об истории и прежних появлениях призрака. Рэднор отвечал довольно охотно, однако я заметил, что мой допрос заставляет полковника нервничать, и мне на ум пришло забавное подозрение о том, что для него эта история – не полная чепуха. Если человек родился и вырос среди негров, то, помимо своей воли, он начинает думать, как они.

Ужин подошел к концу, мы втроем прошли по галерее на кухню. Приблизившись к двери, мы услышали невнятное бормотание голосов, один из которых то и дело переходил в пронзительный вопль, что создавало своеобразный хор. Рэднор шепнул мне на ухо, что, по-видимому, Нэнси снова «на своей волне». Хотя в тот момент я не понял, впоследствии я узнал, что это означало нечто вроде эмоционального экстаза, в который Нэнси подчас впадала, движимая не важно какой силой – привидениями или религией.

Кухня представляла собой просторную квадратную комнату с кирпичным полом, грубо оштукатуренными стенами и закопченными полками наверху, с которых свисали подвязанные пучки чеснока, красного перца и трав. Считалось, что источником освещения служат две сальные свечи, на самом деле это были тлеющие древесные угли в огромной открытой печи, выложенной кирпичом в одной части стены.

Пятеро или шестеро взволнованных негров окружили кольцом женщину в желтом тюрбане, которая раскачивалась взад-вперед и в промежутках выкрикивала:

– О-о, духи вокруг нас! Я чую их запах. Я чую их запах.

– Нэнси! – резко позвал полковник, когда мы переступили порог комнаты.

Нэнси на мгновение замерла и уставилась на нас безумными глазами, в которых виднелись только одни белки.

– Господин полковник, вокруг нас духи, – вскричала она. – Спасайтесь, пока есть время. Мы все идем по дороге к смерти.

– Ты пойдешь по дороге к смерти очень скоро, если не успокоишься, – мрачно ответил он. – А теперь прекрати эти глупости и поведай мне, что сталось с этой курицей.

После многочисленных расспросов и сопоставлений мы, наконец, выслушали ее рассказ. Тем не менее, трудно сказать, что он хоть сколько-нибудь прояснил ситуацию. Она поставила курицу в печь, после чего почувствовала сильную слабость, как будто что-то должно было случиться. Вдруг она ощутила холодный порыв ветра по комнате, свечи погасли, и она услыхала, как мимо нее с шелестом пронеслись «призрачные покровы». Печная заслонка распахнулась сама собой; она заглянула внутрь и «там не было никакой курицы!»