Жюль Верн - Женитьба г-на Ансельма де Тийоля

История умалчивает о встрече Параклета с генералом и его дочерью, во время которой он испрашивал бесценную руку Амальтульды для своего ученика. Так никто никогда и не узнал, была ли рука протянута, и если да, то к какому именно месту приложена. Словом, после пяти минут переговоров парламентер ретировался, оставив на поле боя и свой проект, и свою шляпу. После огня неприятеля ему пришлось осушать лоб, внутренность панталон и обширные лацканы сюртука.

Поспешное бегство привело Параклета к подымающимся воротам замка Тийолей; он взбежал по ступеням феодальной лестницы и влетел в комнату юного маркиза. Ученик рыдал над параграфом, трактующим французские глаголы в индикативе, долженствующие перейти в латыни в сослагательное наклонение.

— Что с вами, месье дражайший ученик? — с беспокойством спросил учитель.

— Милейший учитель, — отвечал тот, — слово «сколько», «насколько», находясь между двумя глаголами, требует, чтобы второй стоял в сослагательном наклонении.

— Именно так!

— Например, — продолжал Ансельм, — вы видите, насколько я вас люблю, vides quantum te amem!

— Браво, господин маркиз! Но ваш пример напоен грустью. Продолжайте!

— Vides quanto te amem! Я уже слышу, как мадемуазель де Вьей-Пьер повторяет мне эти нежные слова!

Назон не смутился и сказал своим профессорским голосом:

— В каком падеже ставится существительное, указывающее на время, когда нужно подчеркнуть длительность действия?

— В аккузативе.

— Хорошо. Например?

— Я знаком с вашим отцом вот уже несколько лет, — отвечал Ансельм. — Multos annos utor familiariter patre tuo.

— Верно, господин маркиз, — одобрил ловкий Параклет. — Я был близко знаком с вашим отцом и могу сказать, что он считал ниже своего достоинства якшаться с гарнизонными крысами, дворянство которых зиждется на кончике шпаги. К тому же, если мы имеем дело с прошедшим временем, имя ставится в аблативе[62] с abhinc[63]. Пример?

— Вот уж три года, как он умер, — ответил последний из Тийолей. — Tribus abhinc annis mortuus est.

— Увы, три года, господин маркиз, но его наставления еще и сейчас звучат у меня в ушах. А именно: дочь военного недостойна вплести свою семью-выскочку в древний род Тийолей и укрепить свой новоиспеченный герб на пышных ветвях их генеалогического древа. Думаю, что если вы примете ее руку, то скоро в этом раскаетесь: credo fore ut poeniteret, как учит нас грамматика. Я немедленно отправляюсь с визитом к господину председателю суда, а вы, следуя нашим грамматическим и матримониальным изысканиям, повторите пока случай, когда латинский глагол не имеет будущего инфинитива:[64] credo fore ut brevi illud negotium confecerit — Je crois qu'il aura bientot termine cette affaire — Думаю, что он скоро закончит это дело.

С этими словами благочестивый Параклет покинул своего ученика и, черпая в прошлых неудачах новое мужество, укрепив сердце и душу, отправился на встречу с первым должностным лицом города.

Proh! Pudor![65] Это было унижением! Это означало облечь знатных предков маркиза в черные судейские одежды и треуголку!

Поступки Назона Параклета напоминали лафонтеновского[66] журавля, ведь после линей и карпов высшей аристократии он устремился к улиткам, наследницам второго сорта.

Месье Пертинакса роднило со многими парижскими и провинциальными судьями то, что он переваривал судебные прения вместе с завтраком в блаженном ничегонеделании и дремоте судопроизводства.

Благочестивый Назон прослышал, что у господина Пертинакса имеется прелестная дочь, хотя он ни разу ее не видел, ибо первое должностное лицо, будучи необщительным, закрывало всякий доступ к своей приватной жизни. По слухам, дочка воспитывалась в одном из лучших столичных пансионов, а Небо одарило ее сверхъестественной красотой. Но сведениями о семье Пертинаксов мало кто располагал, и охотнику за ними требовалась недюжинная ловкость, чтобы суметь послать в цель стрелы своего любопытства. Впрочем, у Назона в колчане их было предостаточно; за молодой девушкой он числил немалое приданое, а за отцом — яростное устремление к знатности и богатству.

Итак, надежды на будущее стерли на челе Параклета следы слез от прошлых неудач, когда после судебного разбирательства он заговорил с суровым господином де Пертинаксом.

Беспристрастный судья только что закончил слушание одного нашумевшего дела, решив его в убыток обеим тяжущимся сторонам: должника приговорил к уплате долга кредитору, а последнего — к возмещению судебных издержек, сумма которых вдвое превосходила означенный долг.

Уважаемый председатель суда имел вид человека, в котором совесть и желудок живут в ладу друг с другом и со своим хозяином. Широким величественным жестом он пригласил Назона изложить цель визита.

— Господин председатель, — начал профессор, — это одновременно дело и частное, и принципиально важное, ибо от него зависит спасение общества.

— Продолжайте, сударь, вы меня чрезвычайно заинтересовали.

— Надеюсь, господин председатель.

— Не желаете ли, чтобы я привлек к беседе господина прокурора?

— Не стоит его беспокоить, сударь, я буду краток, ибо время не дозволяет лениться! Non mihi licet esse pigro!

— Итак, сударь…

— Позвольте представиться — Назон Параклет, профессор латинского и иных языков, продолжатель дела Ломона и член Генерального совета по общественному обучению детей старше семи лет.

— Достаточно, — поклонился де Пертинакс.

— Сударь, — продолжал Параклет с любезнейшей из своих улыбок, — узы обучения и дружбы связывают меня с самым богатым человеком нашего города, ditissimus urbis, и, без всякого сомнения, наиболее примечательным, maxime omnium conspienus. Упадок аристократии и ее привилегий великой болью отзывается в моем сердце, ибо блистательный венок из благородных семейств всегда окружал и оберегал старинный трон нашего отечества. Я один из тех борцов, unus militum, или ex militibus, или iter milites, ибо имя в партитиве[67] требует поставить следующее за ними имя во множественное число и в генитив[68] или в аблативе при наличии ех-, или в аккузативе, при наличии inter, итак, говорю я, представитель малой армии мужественных борцов, которым суждено спасти общество путем возрождения его благородных институтов. Ибо нам грозит великое бедствие, magna calamitas nobis imminet, impendet, instat!

— Продолжайте, сударь, — проговорил слегка озадаченный председатель.

— Мой юный ученик, — продолжил Параклет, — купается в деньгах, у него есть все, что может пожелать человек, abundat divitiis, nulla se caret! Вы же, господин председатель, обладаете благородным отпрыском… Почему, спрошу я вас, вы любите своих детей? И сам же отвечу: Quaenam mater liberos suos non amat?[69]

Господин де Пертинакс снова поклонился в знак согласия.

— Итак, — снова заговорил Параклет, — мой ученик, господин Ансельм де Тийоль, маркиз по рождению, погружен в самую черную меланхолию, что доставляет мне много горя, moerore conficior! Поначалу я не знал, чему приписать его удрученное состояние, но потом понял — тут не обошлось без любви! Reneo lupum auribus[70], сказал я себе, надо его женить! Уж мне-то известно, что к кому к кому, а к нему претендентки ринутся толпой! Turba ruit или ruunt! Но благородным флюгером его чувств владеет лишь одна женщина! Я узнал имя избранницы — это ваша дочь, о господин де Пертинакс! С этого момента я решил все о вас разузнать: я увидел ваш дом, vidi domum tuam, и полюбовался его красотой, illius pulehritudinem miratus sum!

— Так вы утверждаете, что юный рыцарь любит мою дочь? — спросил с улыбкой председатель. — Или, говоря вашим языком, dicis hunc juvenem amare filiam meam?

— Ax нет, сударь! — с жаром возразил Параклет. — Так вы погрешите против синтаксиса! В случае совпадения форм необходимо поменять актив на пассив, и именно в том случае, когда после усеченного que именительный и косвенный падежи французского языка оба соответствуют латинскому аккузативу и их невозможно различить! Например, вы говорите, что (qui) Ансельм де Тийоль любит мою дочь. Неправильно будет сказать: Dicis Anselmem ex Tiliis amare filiam meam. Следует перестроить фразу и сказать: Вы говорите, что моя дочь любима Ансельмом де Тийолем — Dicis filiam meam amari al Anselme ex Tilus.

— Как бы там ни было, господин Параклет, думаю, у этой любви нет будущего.

— Сударь! — разгорячился профессор. — Наше дворянство восходит к Людовику Заике! Мы располагаем сорока тысячами ливров ренты! Ответьте, во имя Неба и гибнущих королевских династий, в чем причина отказа?

— В том, что у меня нет дочери, у меня сын, — ответил господин де Пертинакс.

— Ну так что же?

— Однако вы делаете странные замечания!

— Ах да, конечно. — Назон был пристыжен. — Я увлекся. Но почему, почему ваш сын не дочь? Нельзя ли это как-то исправить?

— Не вижу, каким путем!

— Господин председатель, — продолжал настаивать бедный Параклет, — вы сейчас не располагаете временем, мы вернемся к этому вопросу позже…