Джейн Остен - Леди Сьюзен

Все еще пытаясь рассмотреть, что происходит у гостиницы, все наконец расселись по местам; Шарлотта оказалась рядом с Артуром, которому близость к огню доставляла такое наслаждение, что, когда он попытался уступить ей свое место, нельзя было не отдать должное его благовоспитанности. Не заметив в отказе гостьи ни малейших колебаний, Артур с довольным видом вновь опустился на стул. Шарлотта отодвинулась от огня подальше, используя в качестве экрана плечи и спину своего соседа и радуясь, что они оказались гораздо шире, чем она предполагала.

Хотя не только поза, но и выражение лица Артура свидетельствовали об усталости, он был совсем не прочь поболтать с Шарлоттой. И пока четверо остальных беседовали преимущественно между собой, он не испытывал никаких сожалений, что по долгу вежливости оказывает внимание сидевшей рядом с ним хорошенькой девушке. Его брат, понимавший, что молодому человеку, как правило, решительно недостает повода проявить себя, а также и предмета подлинного воодушевления, наблюдал за этой сценой с явным удовольствием. Очарование цветущей юности произвело такой эффект, что сосед Шарлотты произнес нечто вроде извинения за то, что разжег камин.

— Дома мы не стали бы топить, — заметил он, — но возле моря воздух всегда сырой. Ничего на свете так не боюсь, как сырости.

— Мне повезло больше, — ответила Шарлотта. — Я никогда не знаю, сух или влажен воздух. Мне он всегда идет на пользу и придает сил.

— Я тоже не меньше других люблю свежий воздух, — продолжал Артур. — Обожаю стоять у открытого окна, когда нет ветра, но, к сожалению, сырой воздух мне вреден. От сырости у меня разыгрывается ревматизм. Вы, вероятно, не страдаете ревматизмом?

— Ни в малейшей степени.

— Это большое счастье. Возможно, у вас больные нервы?

— Полагаю, что нет. Мне так не кажется.

— А вот я очень нервный. Сказать по правде, от нервов я страдаю больше всего, таково мое мнение. Мои сестры считают, что у меня разлитие желчи, но я с ними не согласен.

— Несомненно, вы имеете полное право с ними не соглашаться.

— Будь у меня разлитие желчи, — продолжал Артур, — вино причиняло бы мне вред, я же ощущаю от него только пользу. Чем больше я выпью вина — разумеется, в меру, — тем лучше себя чувствую. А всего лучше я чувствую себя по вечерам. Если бы вы видели меня сегодня до обеда, то, скорее всего, подумали бы, что я заслуживаю жалости.

В это Шарлотте было нетрудно поверить. Однако она невозмутимо произнесла:

— Насколько я разбираюсь в нервных болезнях, при их лечении незаменимы свежий воздух и движение — ежедневный моцион, я посоветовала бы вам двигаться гораздо больше, чем, вы, вероятно, привыкли.

— О, я и сам люблю движение, — ответил Артур, — и, если позволит погода, собираюсь много гулять. Каждое утро перед завтраком буду выходить и прогуливаться по бульвару, вы часто сможете видеть меня у Трафальгар-хауса.

— Но разве прогулку до Трафальгар-хауса можно назвать моционом?

— Нет, если говорить о расстоянии, но холм, на котором он стоит, такой крутой! Взобраться на этот холм в середине дня значит неминуемо вспотеть! Пока я туда вскарабкаюсь, пот будет лить с меня градом! Я очень легко потею, а это самый верный признак нервозности.

Они так углубились в медицину, что Шарлотта сочла появление лакея с чайным подносом весьма приятной переменой. Галантность молодого человека куда-то мгновенно испарилась. Артур взял какао с подноса, на котором число заварочных чайничков и прочих принадлежностей для чаепития почти соответствовало числу присутствующих — мисс Сьюзен пила один сорт травяного чая, мисс Диана другой, — и, повернувшись лицом к камину, принялся с довольным видом помешивать и томить на огне свой напиток, а также подсушивать кусочки хлеба, принесенные на специальной подставке для тостов, и пока не довел своего дела до конца, Шарлотта не услышала от него ни слова, если не считать нескольких обрывочных возгласов одобрения в свой собственный адрес.

Однако, завершив свои труды, Артур галантно придвинул к ней свой стул и доказал, что трудился не для одного себя, сердечно пригласив ее отведать какао и тостов. Он очень удивился, заметив, что Шарлотта уже успела налить себе чаю, — настолько был поглощен собой.

— Я полагал, что управлюсь быстро, — заметил он, — но дело в том, что какао необходимо долго кипятить.

— Весьма вам признательна, — ответила Шарлотта, — но я предпочитаю чай.

— Тогда я налью себе, — сказал Артур. — Ничто не оказывает на меня такого благотворного действия, как большая чашка слабого какао.

Однако Шарлотта с изумлением заметила, что струя этого слабого какао густого темно-коричневого цвета, и в тот же миг обе его сестры вскричали:

— Ах, Артур! Ты с каждым днем пьешь какао все крепче!

Вполне вразумительный ответ «Сегодня оно и впрямь крепче положенного» убедил Шарлотту в том, что Артур не расположен морить себя голодом, как того желали бы его сестры или считал подобающим он сам. Чтобы не слышать больше своих сестер, он поспешил перевести разговор на тосты.

— Надеюсь, вы отведаете мои тосты, — проговорил он. — Мне кажется, я замечательно их готовлю. Они у меня никогда не подгорают, потому что я никогда не держу их слишком близко к огню, только взгляните, как равномерно они подрумянились. Вы любите подрумяненные тосты?

— Очень люблю, но только если их хорошенько намазать маслом, — ответила Шарлотта.

— Совсем как я, — подхватил он с довольным видом. — В этом мы с вами полностью сходимся. Сухие тосты не только не полезны, напротив, я полагаю, они чрезвычайно вредны для желудка. Если их слегка не намазать маслом, они поцарапают стенки желудка. Я в этом абсолютно уверен. С удовольствием намажу их маслом, сначала для вас, а потом для себя. Сухие тосты крайне вредны, но некоторые почему-то не желают этого понять. Сухие царапают стенки желудка, словно терка для мускатных орехов.

Однако завладеть маслом Артуру удалось не без боя: сестры незамедлительно обвинили его в неумеренности и безответственности, он же отвечал, что масла ест не больше, чем необходимо для защиты желудка, к тому же он просит масла не для себя, а для мисс Хейвуд. Это заявление возымело действие, Артур получил масло и намазал его на тост с аккуратностью, восхитившей, по меньшей мере, его самого. Справившись с ее тостом, он взялся за свой. Шарлотте едва удалось сохранить невозмутимость, когда, косясь на сестер, он тщательно соскреб почти все масло со своего куска, а после, улучив момент, добавил изрядную порцию и торопливо сунул в рот. Наслаждение, которое мистер Паркер извлекал из своей болезненности, бесспорно было совершенно иного свойства, чем у его сестер, — во всяком случае, более телесным. Он в полной мере был подвержен земным соблазнам. Шарлотта не могла не заподозрить Артура в том, что избранная им линия поведения служила оправданием праздности, и он готов был признать у себя наличие лишь таких болезней, которые требовали комфорта и усиленного питания. Однако вскоре она убедилась, что иногда он разделяет взгляды своих сестер.

— Как? — воскликнул Артур. — Вы решились выпить две чашки крепкого зеленого чаю! Должно быть, у вас стальные нервы! Как я вам завидую. Если бы я выпил хоть одну такую чашку — как вы думаете, что бы со мной произошло?

— Наверное, не спали бы всю ночь, — ответила Шарлотта, рассчитывая грандиозностью своего предположения пресечь попытку ее изумить.

— О, если бы только это! — воскликнул он. — Увы, зеленый чай для меня подобен яду, не прошло бы и пяти минут, как у меня отнялась бы вся правая половина тела. Звучит почти неправдоподобно, но это случалось со мной так часто, что сомневаться не приходится. Правая половина полностью отнимается на несколько часов!

— Звучит так странно, что верится с трудом, — холодно ответила Шарлотта, — однако, осмелюсь заметить, подобные сомнения легко могли бы развеять ученые, исследующие свойства зеленого чая и все варианты его воздействия на правую половину тела.

Вскоре после чаепития мисс Диане Паркер принесли из гостиницы письмо.

— От миссис Чарльз Дюпюи, — произнесла она, — лично в руки. — Пробежав глазами несколько строк, она громко воскликнула: — Ах, это очень странно! Право же, очень странно! Похоже, у обеих дам одинаковая фамилия. Две миссис Гриффитс! Это рекомендательное письмо камберуэльской леди, ее фамилия тоже Гриффитс. — После того как Диана прочла еще несколько строк, ее щеки сделались пунцовыми, и она в большом смятении прибавила: — Совершенно немыслимо! И мисс Лэм! Молодая богачка из Вест-Индии. Не может быть, чтобы речь шла об одной и той же семье. Это просто невероятно.

Чтобы успокоиться, она прочла письмо вслух. В нем выражалось намерение «рекомендовать вниманию мисс Дианы Паркер подательницу сего, миссис Гриффитс из Камберуэлла, а также трех молодых леди, находящихся на ее попечении. Не имея знакомых в Сэндитоне, миссис Гриффитс желала бы быть представленной местному обществу, и потому ее близкая подруга миссис Чарльз Дюпюи снабдила ее настоящим письмом, нисколько не сомневаясь в том, что ее дорогая Диана ничему так не обрадуется, как возможности оказаться кому-то полезной. Главная забота миссис Гриффитс состоит в том, чтобы устроить со всеми возможными удобствами одну из молодых особ, находящихся на ее попечении, — мисс Лэм, молодую девицу из Вест-Индии, обладательницу весьма слабого здоровья и огромного состояния».