Дин Лин - Солнце над рекой Сангань

Главная улица была застроена кирпичными домами, где жили богачи. А в переулках и на западной окраине, в грязных и тесных глинобитных фанзах, ютилась беднота.

Завернув за угол, обе женщины пошли в южную часть деревни. Семья Гу Юна уже много лет назад переселилась с западной окраины на главную улицу, в дом помещика Ли Цзы-цзюня.

В это время дня в доме обычно оставались только жена Гу Юна и внуки. Старшая дочь, приехавшая накануне, переодев с утра своих племянников и племянниц во все чистое, взялась за стирку. Дети забавлялись, таская по двору за веревку опрокинутую скамейку.

С утра половина двора оставалась в тени; жара еще не давала себя знать.

Мать примостилась возле дочери и стала чистить зеленые стручки фасоли. За работой они делились семейными новостями.

Пройдя ворота со сторожевой башней, младшая дочь Гу Юна окликнула сестру. Та обернулась и бросилась навстречу гостям, протягивая мокрые руки. Увидев Хэйни, она остановилась и завела было церемонный разговор о погоде, но тут вмешалась мать, старуха Гу:

— Хэйни! Каким ветром тебя занесло к нам? Нет ли письма от твоего двоюродного брата?

Гости уселись в тенистой части двора. Старшая дочь принесла из комнаты веер для Хэйни, и та, развернув его, залюбовалась нарисованными на нем картинками.

Младшая дочь Гу Юна стала помогать матери чистить фасоль. Старшая рассказывала небылицы, которых она наслушалась в своей деревне: о том, как человек превратился в волка, и прочий вздор. Но передавала она эти россказни с такой живостью, точно это были истинные происшествия, и ее слушали с большим вниманием.

Между прочим, она рассказала о каком-то старом сюцае[10] Ма Да, который снова послал в уезд безыменный донос, обвиняя деревенские власти в беззаконии, «несущем гибель стране и народу», называя их марионетками.

А деревенское начальство, которому переслали письмо из уезда, показывает его всем, и люди, смеясь, спрашивают, что такое марионетки. Теперь на этого сюцая никто не обращает внимания. Даже собственные сыновья с ним не разговаривают. От этого старого осла сноха убежала. Ему за шестьдесят, а он до сих пор ни одной женщине проходу не дает.

Старшая сестра кончила стирку и развесила белье на проволоке. Все пошли в дом. Ткань на окне порвалась[11] — старуха не чинила ее, и комната была полна мух. Весь этот большой чужой дом был не прибран, запущен, в чем признавалась и сама хозяйка.

Старуха отнесла на кухню начищенную фасоль, захватила оттуда чайник, и беседа возобновилась. Приезжая дочь рассказала еще о пьесе «Седая девушка», которую она недавно видела в городе Пин-ань.

Молодой помещик требовал, чтобы арендатор отдал ему за долги дочь. Арендатор с горя отравился, помещик взял дочь к себе в дом, где над ней издевалась его старуха-мать, а сам он принуждал ее сожительствовать с ним и в конце концов чуть не продал ее. Когда девушка родила сына, она не знала, куда деваться от стыда и позора. Многие в театре плакали, а особенно одна женщина, судьба которой — все это знали — была похожа на судьбу героини. После спектакля зрители не торопились домой и на обратном пути ругали помещика из пьесы. «Зря отправили его в уезд! Надо было тут же прикончить его всем народом!» — говорили они.

Хэйни устала от этих разговоров, она попрощалась и отправилась домой, забыв о приказании дяди расспросить о новостях. Ее не удерживали, и едва она вышла за дверь, принялись жалеть ее. Девушка на выданье, а все не замужем. Горька сиротская доля! Одета она, правда, неплохо, а ласки материнской не знает… Что-то сулит ей судьба?

От Хэйни снова перешли к деревенским новостям. Старшая сестра заговорила о новых порядках:

— Недавно в городе Пин-ань состоялось собрание сельского актива. Там теперь заседают ежедневно, собираются делить землю и имущество богатых помещиков. Толкуют, что в деревне Балицяо введут такие же порядки. Свекор ходит хмурый. В прошлом году у нас уже рассчитывались с помещиками, одного убили, а имущество отобрали у всех. Иным завистникам давно не терпится: прикидывают, сколько у нас земли. Свекор говорил кое с кем из властей, просил заступиться. Он боится за свои две телеги, оттого и отдал одну на время отцу, а людям сказал, что продал ее. Если гроза пронесется, телегу можно будет взять обратно.

И повторяя, очевидно, слова свекра, она заключила:

— Конечно, все это неплохо. Коммунисты — народ хороший. Но польза от них одним беднякам. Тому, у кого хоть что-нибудь есть за душой, — беда. Правда, бойцы Восьмой армии не бесчинствуют, не обижают, если что возьмут, то возвращают обратно или платят деньги. Дело наше пока идет бойко, живется нам, по совести говоря, куда лучше, чем при японцах. Одно плохо: бедняков все учат бороться за новую жизнь. А новую жизнь можно добыть только своим горбом, богатство собирают по грошам. От чужого добра не разбогатеешь!

Хэйни пошел только шестой год, когда умер ее отец. Земли у них было мало, и мать, овдовев, очень бедствовала. Промучившись несколько лет, она вторично вышла замуж. Цянь Вэнь-гуй не разрешил ей взять к себе дочь: в Хэйни — кровь его брата, и он не отпустит ее в чужую семью. Девочка осталась жить у дяди. В семье ее не любили, сделали из нее служанку, но надеялись со временем поживиться на свадебных деньгах: Хэйни, миловидная девочка с блестящими глазами, обещала вырасти красавицей.

У Цянь Вэнь-гуя была и родная дочь, Дани, старше Хэйни. Некрасивая и хитрая, она вся пошла в отца.

Тетка была женщина незлая, но безличная, всегда и во всем соглашавшаяся с мужем. Она поддакивала ему не потому, что разделяла его взгляды, а лишь для того, чтобы прикрыть свою пустоту и придать себе вес.

Но они не оказали на Хэйни влияния. Со своим добрым сердцем и чистой душой, Хэйни была совсем непохожа на членов этой семьи. Она дружила со своим дядей-огородником; прямодушный и честный старик много раз пытался взять племянницу к себе, но Цянь Вэнь-гуй не отпускал ее.

Десяти лет Хэйни вместе с Дани поступила в школу; училась она лучше всех. Очень общительная, она любила бывать на людях, помогать другим. Многие сначала избегали Хэйни — племянницу кровопийцы, — но при ближайшем знакомстве убеждались, что она хорошая, славная девушка. С годами она расцвела, парни украдкой заглядывались на нее, но она не обращала на них внимания.

Ей было семнадцать лет, когда в доме дяди появился молодой батрак Чэн Жэнь. Землю, которую Чэн Жэнь арендовал у помещика Ли Цзы-цзюня, последний продал Гу Юну. Но тот со своей большой семьей сам обрабатывал, землю и не нуждался в арендаторе. Чэн Жэню пришлось наняться к Цянь Вэнь-гую, который обрадовался молодому и сильному работнику. В то время Цянь И еще жил дома и ухаживал за виноградниками, а Чэн Жэнь работал в поле. С тех пор как он появился в доме, уже не покупали дрова для кухни и не ездили в Нижние Сады за углем — дрова добывал Чэн Жэнь. Он считался дальней родней, и домашние говорили, что взяли его в дом только для того, чтобы помочь ему; на самом же деле, они лишь гнались за дешевым трудом.

Хэйни, воспитывавшаяся из милости, и молодой батрак, прямодушный и серьезный, естественно, стали друзьями. Хэйни часто задерживалась на кухне, помогая ему растапливать печь или мыть посуду. Иногда тайком ходила вместе с ним на гору за дровами. Чэн Жэнь, который тоже рано потерял отца и содержал своим трудом мать, очень привязался к Хэйни. Но их дружба вызывала подозрения домашних. Цянь Вэнь-гуй и мысли не допускал, чтобы его племянница могла выйти замуж за батрака, не имевшего ни кола ни двора. Цянь Вэнь-гуй отказал Чэн Жэню в работе, но дал ему в аренду восемь му земли в расчете на его даровую помощь в хозяйстве.

С уходом Чэн Жэня жизнь показалась Хэйни еще более унылой. Преодолевая свою застенчивость, она тайком дарила Чэн Жэню туфли и носки собственной работы, а тот, несмотря на страх перед Цянь Вэнь-гуем, назначал ей свидания то в плодовом саду, то под виноградными лозами у ее другого дяди — огородника.

— Вот накоплю денег и женюсь на тебе, — говорил Чэн.

В такие минуты Хэйни ненавидела Цянь Вэнь-гуя, особенно остро ощущая свое сиротство. Она крепко прижималась к другу и клялась ему в верности… «Только ты один дорог мне, — шептала она ему. — Если обманешь меня, я уйду в монастырь».

Прошел еще год, но он не принес Хэйни никаких надежд. Когда Цянь Вэнь-гуй заговаривал о том, что пора уж ей и Дани выходить замуж, Хэйни путалась до слез.

В ответ на ее жалобы Чэн Жэнь только крепко сжимал ее руки, но отвести беду было не в его силах.

И вдруг все изменилось. Япония капитулировала. Хозяином положения в районе стала Восьмая армия. Коммунисты вышли из подполья. Возникли крестьянские организации, развернулась борьба за землю. Это движение захватило Чэн Жэня, он стал другим человеком: вступил в народное ополчение, и вскоре его назначили командиром. А весной его избрали председателем Крестьянского союза.