Чарльз Диккенс - Наш общий друг. Часть 3

За мама послали карету, и она сѣла въ нее съ приличной случаю сановитостью, скорѣе сопутствуемая, чѣмъ поддерживаемая миссъ Лавиніей, которая рѣшительно отказалась признать величіе своей мама. Мистеръ Джорджъ Сампсонъ смиренно эскортировалъ ихъ. Мистрисъ Вильферъ приняла его въ каретѣ съ такимъ видомъ, точно снисходительно допускала до чести присутствовать на похоронахъ одного изъ членовъ ея семейства, и затѣмъ отдала приказъ слугѣ нищаго: «Поѣзжайте!»

— Какъ бы мнѣ хотѣлось, мама, чтобъ вы немножко развалились, — сказала миссъ Лавви, откидываясь на подушки и скрестивъ руки.

— Что?! Развалилась?! — повторила съ изумленіемъ мистрись Вильферъ.

— Да, мама.

— Надѣюсь, я на это неспособна, — проговорила величественная дама.

— Этому легко повѣрить, мама, глядя на васъ. Но какъ можетъ женщина ѣхать обѣдать къ родной дочери съ такимъ видомъ, точно ее посадили на колъ, — этого я не понимаю.

— А я не понимаю, какъ можетъ молодая дѣвушка употреблять такія вульгарныя сравненія, — отвѣчала съ глубокимъ презрѣніемъ мистрисъ Вильферъ. — Я краснѣю за тебя.

— Благодарю васъ, мама, я и сама за себя могу это сдѣлать, когда это понадобится, — сказала Лавви, зѣвая.

Тутъ мистеръ Сампсонъ, желая возстановить гармонію (что ему никогда и ни при какихъ обстоятельствахъ не удавалось), сказалъ съ пріятной улыбкой:

— Мы съ вами знаемъ, мэмъ, что это скоро понадобится, — и туть же почувствовалъ, что сказалъ глупость.

— Мы съ вами? — повторила мистрисъ Вильферъ, сверкнувъ глазами.

— Должна замѣтить вамъ, Джорджъ, — вмѣшалась тутъ миссъ Лавинія, — что я не понимаю вашихъ намековъ, и нахожу, что вы могли бы быть деликатнѣе и обойтись безъ личностей.

— Продерните меня хорошенько! — закричалъ мистеръ Сампсонъ, мгновенно становясь добычей отчаянія. — Да, да! Продерните меня, миссъ Лавинія Вильферъ! Подѣломъ мнѣ!

— Что вы хотите сказать вашими извозчичьими выраженіями, мистеръ Джорджъ Сампсонъ, — представить себѣ не могу, да и не желаю, — сказала миссъ Лавви. — Мнѣ довольно знать и быть увѣренной въ душѣ, что я никого не собираюсь…

Безразсудно начавъ фразу и не подумавъ, какъ она доведетъ ее до конца, миссъ Лавинія была принуждена закончить словомъ: «продергивать», — заключеніе весьма слабое, имѣвшее, однакоже, видъ нѣкоторой силы по силѣ презрѣнія, звучавшаго въ немъ.

— Ну да, вотъ такъ всегда! — воскликнулъ съ горечью мистеръ Самдсонъ. — Я никогда…

— Если вы хотите сказать, — перебила его миссъ Лавинія, — что вы никогда не открывали Америки, то можете не трудиться, такъ какъ никто въ этой каретѣ ничего подобнаго не думаетъ про васъ. Мы васъ слишкомъ хорошо для этого знаемъ.

— Лавинія, я не то хотѣлъ сказать, — заговорилъ мистеръ Сампсонъ скорбнымъ голосомъ. — Я хотѣлъ сказать, что я и не разсчитывалъ удержать за собой свое привилегированное мѣсто въ вашемъ семействѣ послѣ того, какъ фортуна излила на него свои лучи. Зачѣмъ везете вы меня, — возгласилъ мистеръ Сампсонъ съ трагическимъ видомъ, — въ блестящіе чертоги, съ которыми я не могу состязаться? Чтобы потомъ попрекать моимъ скромнымъ заработкомъ? Великодушно ли это? Хорошо ли?

Увидѣвъ, что ей представляется случай провѣщать съ трона нѣсколько поучительныхъ изреченій, величественная королева мистрисъ Вильферъ сейчасъ же вмѣшалась въ споръ.

— Мистеръ Сампсонъ, — сказала она, — я не могу позволить перетолковывать побужденія моего ребенка.

— Оставьте его, мама, — высокомѣрно заявила Лавви. — Мнѣ совершенно все равно, что онъ говоритъ.

— Нѣтъ, Лавинія, это задѣваетъ фамильную честь, — изрекла мистрисъ Вильферъ. — Если мистеръ Джорджъ Сампсонъ приписываетъ даже младшей моей дочери…

— Не понимаю, причемъ тутъ «даже», мама, — перебила Лавинія. — Я, кажется, значу не меньше другихъ.

— Замолчи! — торжественно остановила ее мистрисъ Вильферъ. — Повторяю: если мистеръ Джорджъ Сампсонъ приписываетъ низкія побужденія моей младшей дочери, онъ ихъ приписываетъ и матери моей младшей дочери. И эта мать отвергаетъ обвиненіе и спрашиваетъ мистера Джорджа Сампсона, какъ честнаго юношу, чего онъ хочетъ? Я, можетъ быть, ошибаюсь — это весьма вѣроятно, — но мнѣ кажется, — продолжала мистрисъ Вильферъ, величественно взмахнувъ своими перчатками, — мнѣ кажется, что мистеръ Джорджъ Сампсонъ сидитъ въ прекрасномъ экипажѣ. Мнѣ кажется, что мистеръ Джорджъ Сампсонъ ѣдетъ въ эту минуту, и по собственному желанію, въ домъ, который можно назвать дворцомъ. Мнѣ кажется, что мистеру Джорджу Сампсону предложено раздѣлить — скажу я — возвышеніе, ниспосланное нашей семьѣ, въ которую онъ, смѣю сказать, добивается чести вступить. Чѣмъ же объяснить этотъ тонъ мистера Джорджа Сампсона?

— Единственно тѣмъ, сударыня, что я такъ мучительно сознаю свое ничтожество въ отношеніи денегъ, — объяснилъ мистеръ Сампсонь, окончательно упавъ духомъ. — У Лавиніи теперь высокія связи. Смѣю ли я надѣяться, что она останется для меня прежней Лавиніей? И развѣ не понятно, что я огорчаюсь, когда вижу съ ея стороны желаніе срѣзать меня?

— Если вы недовольны вашимъ положеніемъ, сэръ, — проговорила миссъ Лавинія съ большою учтивостью, — мы можемъ васъ высадить на первомъ перекресткѣ, который вамъ угодно будетъ указать кучеру моей сестры.

— Дорогая Лавинія, я васъ боготворю! — взмолился патетически мистеръ Сампсонъ.

— Я попросила бы васъ боготворить меня болѣе пріятнымъ образомъ, если вы можете, — отвѣчала эта молодая дѣвица.

— А васъ, сударыня, — прибавилъ мистеръ Сампсонъ, повернувшись къ мистрисъ Вильферъ, — я глубоко уважаю, — не такъ, конечно, какъ того требуютъ ваши достоинства, но все-таки необыкновенно глубоко. Пощадите несчастнаго, мэмъ, который чувствуетъ, какую великодушную жертву вы приносите для него, но доходить почти до сумасшествія (тутъ мистеръ Сампсонъ ударилъ себя по лбу)… когда подумаетъ, какъ ему состязаться съ богатыми и великими міра сего.

— Когда вамъ понадобится состязаться съ богатыми и великими міра сего, вамъ, вѣроятно, скажутъ объ этомъ заранѣе, — заявила миссъ Лавинія. — Я, по крайней мѣрѣ, скажу.

Мистеръ Сампсонъ немедленно выразилъ свое горячее убѣжденіе, что это «болѣе чѣмъ человѣколюбиво», и опустился на колѣни къ ногамъ своей милой.

Но верхомъ торжества для матери и дочери было ввести мистера Сампсона благодарнымъ плѣнникомъ въ «блестящіе чертоги» и провести его по этимъ чертогамъ, какъ живого свидѣтеля ихъ славы и какъ яркую иллюстрацію ихъ снисходительности. Когда они поднимались по лѣстницѣ, миссъ Лавинія позволила ему идти съ нею рядомъ, какъ будто говоря: «Несмотря на все великолѣпіе, которое насъ окружаетъ, я все-таки твоя, Джорджъ. Какъ долго это будетъ — вопросъ другой, но пока я твоя». Съ такою же благосклонностью объясняла она ему во всеуслышаніе свойства предметовъ, попадавшихся имъ на глаза и, по ея мнѣнію, незнакомыхъ ему: «Экзотическія растенія, Джорджъ», «Клѣтка съ тропическими птицами», «Часы Рококо», и въ такомъ родѣ. Напротивъ того, мистрисъ Вильферъ, выступавшая во главѣ процессіи, проходила мимо всей этой роскоши съ видомъ индѣйскаго вождя, который счелъ бы себя скомпрометированнымъ, если бъ обнаружилъ хоть малѣйшій знакъ удивленія и любопытства.

Да и вообще поведеніе этой величественной матроны за весь день могло служить образцомъ для всѣхъ величественныхъ матронъ, попадающихъ въ подобныя условія. Свое знакомство съ мистеромъ и мистрисъ Боффинъ она возобновила такъ, какъ будто не она, а они честили ее за глаза, и какъ будто одно только время могло залѣчить ея обиду. На каждаго подходившаго къ ней лакея она смотрѣла, какъ на своего заклятаго врага, съ обдуманнымъ намѣреніемъ подносившаго ей дерзости на блюдѣ и выливавшаго ей на голову оскорбленія изъ графина. Она сидѣла за столомъ по правую руку зятя, прямая, какъ жердь, видимо подозрѣвая отраву въ каждомъ подававшемся кушаньѣ и стоя на стражѣ съ врожденной силой воли противъ всѣхъ адскихъ козней вообще. Съ Беллой она обращалась, какъ съ молодой дамой, занимающей видное положеніе, и съ которою она встрѣчалась въ обществѣ нѣсколько лѣтъ тому назадъ. Даже и тогда, когда, немножко оттаявъ отъ дѣйствія искристаго шампанскаго, она разсказывала зятю нѣкоторые эпизоды семейнаго характера, касавшіеся ея папа, она пересыпала свой разсказъ такими арктическими намеками насчетъ своей собственной роли, какъ непризнаннаго совершенства, ниспосланнаго на землю, чтобъ осчастливить человѣческій родъ, и насчетъ роли папа, какъ замороженнаго воплощенія замороженной расы, что у слушателей морозъ пробѣгалъ по спинѣ. Когда же гостямъ вынесли напоказъ маленькую Беллу, съ этимъ неистощимымъ ребенкомъ, таращившимъ глазки съ явнымъ намѣреніемъ распустить свои губки въ слабую, слюнявую улыбку, — какъ только онъ увидѣлъ свою бабушку, — сдѣлались спазмы, и ничѣмъ нельзя было утѣшить его. А когда она, наконецъ, поднялась прощаться, трудно было рѣшить, сама ли она идетъ на эшафотъ, или провожаетъ на казнь жильцовъ этого дома. Джонъ Гармонъ забавлялся всѣмъ этимъ отъ души, и когда они съ женой остались одни, сказалъ ей, что никогда ея естественность не казалась милѣе, какъ рядомъ съ этимъ контрастомъ, и что, признавая ее дочерью своего отца, онъ навсегда останется при твердомъ убѣжденіи, что она — не дочь своей матери.